Луна над рекой Сицзян - Хань Шаогун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба её родных сына не на шутку забеспокоились, им оставалось только вступить в тайный сговор, заказать лодку и без предупреждения увезти тётушку прочь. Узнав об этом, тётя Чжэнь очень рассердилась и, вцепившись в бутыль с удобрениями, заявила: «Увозите, вот только я тоже жить не хочу. Если хотите отправить её куда подальше, то и меня заодно отправляйте, отвезите нас обеих в крематорий».
Младший сын от ярости чуть не повыдёргивал себе волосы, выбежал, хлопнув дверью, и несколько месяцев жил у друга, не желая возвращаться домой.
Старший сын даже с помощью жены не мог переспорить родную мать, но, поскольку супруги были горазды на выдумки, они стали размышлять, как бы облегчить труд тёти Чжэнь. Наконец они придумали способ — прорезать отверстие в кровати и матрасе тётушки, это отверстие закрыть съёмной крышкой, а под ним поставить ночной горшок. Таким образом, стоило лежащему на кровати человеку открыть крышку, протолкнуть зад в отверстие, и можно было спокойно справлять нужду. Однако тётушке это отверстие пришлось совершенно не по душе, и когда ей приспичивало по-большому, она оглядывалась по сторонам и, недолго думая, как и прежде испражнялась в кровать, декларируя тем самым, что против неё бессильны любые заговоры.
Молодые продолжили совершенствовать технологию, установив вместо спального основания решётку. В такой конструкции было много преимуществ. Во-первых, улучшалась циркуляция воздуха, что препятствовало образованию пролежней. Во-вторых, это сильно облегчало уборку — теперь как бы беспорядочно ни справляла нужду больная, все испражнения просто падали сквозь прутья на специально насыпанную под кровать растительную золу, и ухаживающему человеку оставалось только вымести весь этот мусор из-под кровати. Что касается постельных принадлежностей, здесь тоже произошли изменения: вместо простыней решили использовать плотные штаны с прорехой сзади, какие носят маленькие дети.
Это было похоже на разведение свиней и выглядело не очень уважительно по отношению к больной, но, если подумать, разве существовал какой-то другой способ?
Модернизация продолжалась. Например, было предложено обрить голову больной наголо, чтобы не завелись вши. Фарфоровую посуду заменили на деревянную, опасаясь, что больная может разбить тарелку и пораниться осколками. Эти новые способы оказались очень эффективными: ослаб неприятный запах в доме, а образовавшиеся на теле тётушки пролежни покрылись корочкой и стали зарастать новой розовой плотью. Также у неё улучшился аппетит — она даже немного пополнела. Однако в результате возникла другая проблема: сил у неё тоже прибавилось. Чтобы порадовать свои глухие уши, она всё чаще и всё более яростно колотила о край кровати, звонко крича: «Маото!» Уставившись на потолок, громко звала: «Маото, иди сюда! Я тебя видела, не надо от меня прятаться!»
Она твёрдо решила, что работник волостного центра — это я. Молодой человек обходил дома, проверяя количество приезжих, и как-то зашёл справиться о здоровье пожилой революционерки. Стоило тётушке увидеть его в своей комнате, она тут же без тени сомнения решила, что это Маото. Да ещё стала обвинять тётю Чжэнь в том, что та спрятала Маото и не говорит ей.
Она приходила в возбуждённое состояние и начинала по-девчачьи похныкивать, но постепенно зубы её сжимались от гнева, и она принималась браниться и обвинять окружающих. «Ах, вы бессовестные, приведите мне Маото. Зачем он прячется снаружи? Скажите ему, мне нужно пить лекарства, лекарства нужны. Пусть найдёт способ, ну. Он же образованный человек, он сможет что-нибудь придумать. Пошлите его в Шанхай, в Пекин, пусть найдёт. Мне нужны лекарства, когда человек болеет, он должен принимать лекарства, иначе плохо будет. Ой, голова кружится, мне нужны таблетки, почему вы не даёте мне лекарство? Найдите мне его, скажите ему, чтобы не жалел на меня денег, не надо скупится, пускай найдёт для меня лекарство…»
Так она кричала, пока не засыпала, широко раскрыв рот.
Тётя Чжэнь знала, что в подобной ситуации ни в коем случае нельзя показывать больной своё внимание, иначе её возбуждение и гнев только усиливались. Тётушка таращила глаза, вены на её голове вздувались подобно дождевым червям, одна рука становилась аномально подвижной, раскрытые судорогой пальцы вдруг сами собой начинали то сжиматься, то разжиматься, напоминая змеиный язык, то и дело показывающийся наружу.
По деревне пошли пересуды. Кое-кто говорил, что такая страшная болезнь — не что иное, как неизбежное возмездие тётушке за грехи прошлой жизни. Только авторитет тёти Чжэнь не позволял им прогнать эту бездетную женщину из своей деревни. Распалив себя разговорами, они, не в силах удержаться, шли посмотреть, как живёт сумасшедшая. Тётю Чжэнь это крайне выводило из себя, поэтому она часто сторожила дверь, не позволяя их скользким взглядам проникать внутрь дома и не давая тётушке выползти за дверь, опираясь на стульчик. Заметив краем глаза какое-то движение, она тут же подхватывала бамбуковую жердь и умело наносила удар — бум! — и тётушка, сжавшись, возвращалась за чёрную линию, прочерченную углём на полу. Таков был приказ — ни одна часть тела тётушки не должна была пересекать границу.
Наказав тётушку, она и себя била жердью по босым ногам, показывая тем самым, что искупает вину перед сестрой.
Постепенно тётушка познала всё могущество бамбуковой жерди. На первых
