Практическая фейрилогия (СИ) - Грин Агата

— … А ты поможешь нам, Магари, — уже куда тише, только мне, сказал Элидир. — Ты мой маленький красивый козырь в борьбе за влияние.

Я все так же молчала, не зная, что говорить и как реагировать. Что-то не то было с Элидиром, повелитель Зимы почему-то перестал ощущаться холодом, пропало высокомерие. От него исходили волны силы, заряжающие залу, но это была иная сила, не та строгая и ледяная, как прежде. Сбитая с толку, я не знала, что и думать.

— Отдыхай, — ласково велел Элидир, заметив, что мне не по себе, — набирайся сил, день выдался для тебя сложным.

Я не стала медлить и быстро спустилась с возвышения, ловя на себе взгляды — любопытные, ненавидящие, недоуменные, озадаченные, опасливые… Один взгляд ощущался ярче остальных.

Я обернулась, и увидела Ириана. Он смотрел на меня, как на врага.

Это что еще такое?!

— Надо поговорить, и без свидетелей, — бросила я, и пошла к выходу из залы.

— Риор, значит? — сказала я, когда мы вышли и остались вдвоем. — Что это ты задумал?

Ириан сложил руки на груди. Он и раньше, бывало, злился на меня, но его глаза всегда при этом были кипящим золотом, тогда как сейчас они словно остывший металл.

— Что случилось, Ириан? — тихо спросила я.

— Я посвящен в воины.

— Благодарю, рин очевидность!

— Я не рин, я сидхе.

— Благодарю, сидхе очевидность!

Рыжий усмехнулся. Обида сквозила в его взгляде, отравляла пространство возле нас. Я вздохнула досадливо — мне сегодня и без того плохо, не хватает еще и чужой обиды — и стала медленно массировать свои виски кончиками пальцев. Надеюсь, это поможет отогнать намечающуюся головную боль.

— Ты стал риором, чтобы досадить мне? — спросила я прохладно. — Зря. Только себе хуже сделал. Был свободным, а стал клейменым слугой.

— Я не слуга, я воин, — возразил он.

— Называй себя, как угодно, суть не поменяется. Скажи только, откуда такая непоследовательность? Совсем недавно ты обещал меня защищать, и тут на тебе — Элидир, риорство… Ири, зачем?

— Ири… — повторил он, и сделал умилительную гримаску, только глаза оставались холодными. — Я вернулся ко двору, где мне все знакомо. Я знаю, чего ждать от Марагдета, знаю, что из себя представляет Элидир. Мне выгодно быть риором, я стану сильнее и вопрос о том, что делать, уже не будет меня беспокоить. Я своей цели достиг. А ты своей?

— Я?

— Довольна научной деятельностью?

— Причем тут моя научная деятельность?

— Притом, что мне безопаснее и выгоднее служить Элидиру, чем быть твоим научным объектом.

— Да ну?

— Как фейриолог ты цинична, как друидесса — могущественна, а как женщина — коварна. Определенно, мне лучше быть при Элидире. Так я хоть останусь в живых и кровью не истеку.

— А-а-ах, вот оно что, — поняла я. — Скендер рассказал тебе про ту оказию с порезом? Тогда ты должен знать, что никто не хотел тебя убивать!

— Может, убивать вы меня и не хотели, но убили. Я несколько дней был трупом, Магари, почти обескровленным трупом. А очнувшись, узнал, что часть моей сути, которой я поделился с тобой в кузне, ты поспешила вытравить из себя с помощью чар Скендера. Более того, я узнал, что твои улыбки, твои взгляды, твои слова в тот день были ложью, — горько закончил он.

— Да, и мне стыдно за это. Но если уж разбираться в обидах, то начинать надо с твоих промахов. Вспомни, как ты относился ко мне поначалу!

— Я знаю, как вел себя! Но я попросил у тебя прощения и искренне захотел загладить вину. Я бы защищал тебя, не жалея себя, жизнь бы за тебя отдал, потому что ты стала в ней самым ценным, самым светлым… я с тобой рядом менялся, Магари, и чувствовал себя обновленным. Там, в кузне, я поверил, что у нас с тобой есть будущее… Но это был просто эксперимент. Фейриолог захотел узнать, как ведут себя влюбленные боги. Надеюсь, результаты ты записала в блокноте? Такой материл крайне важен для науки!

Тяжело было слушать Ириана, потому что он говорил чистую правду: я заигралась с научными объектами и была жестока. Нельзя было делать этого. Оправдываясь наукой, я многое себе позволяла: заставила Скендера подчиняться, издевалась над Ирианом, Сапфира заневолила… В Файдкамене я стала забывать о том, кем являюсь. Я человек, а хорошие люди не ставят такие эксперименты.

Ириан только-только начал меняться в лучшую сторону, а я продемонстрировала, что его изменения, его чувства, даже его жизнь ничего для меня не значат. Теперь, из-за моей ошибки, он уже никому не доверится, обрастет снова броней высокомерия и пренебрежения ко всем.

— Прости, — вымолвила я, и подняла на Ириана затуманившийся взгляд. — Ты прав, неважно, что было между нами поначалу. Главное то, что было потом. Я все испортила…

— Не извиняйся. Начал все это я, заманив тебя в холмы, так что мы квиты и все между нами решено, — оборвал он меня, но без злости. — Надеюсь, ты понимаешь, что твоим научным объектом я больше не буду.

— Конечно…

— … И Скендер не должен быть им. Он не заслуживает того, чтобы его чувствами играли.

— Чувствами Скендера я не играла никогда, только твоими.

Ириан побледнел. На самую малость побледнел, на чуточку, но я заметила это, и пожалела о своих словах. Зачем, зачем я это сказала?

— Больше играть не будешь, — проговорил он сухо и ушел.

Я постояла немного, сглатывая слезы, и пошла в противоположную сторону, подальше от места, насыщенного горечью Ириана. Рыжий, конечно, тот еще паршивец, но он хотел измениться, он поверил мне, мог бы стать лучше, но я все испортила. Огарок не превратится в яркое пламя, так и будет дальше тлеть обидой… Дался мне тот треклятый эксперимент!..

— Госпожа друидесса, — позвал меня Падрайг.

Я торопливо смахнула слезы с лица и откликнулась не очень дружелюбно:

— Чего тебе, маг?

— Я хочу показать тебе кое-что. Идем.

— Никуда я с тобой не пойду.

— Чего ты боишься? — серьезно спросил он. — Если с тобой что-то случится, Элидир убьет меня. Я держался бы от тебя как можно дальше, но не могу. Ты должна покинуть холм, иначе… — эльф замолк и многозначительно на меня посмотрел.

— Что иначе? Договаривай.

— Я лучше покажу тебе, что будет иначе. Дай руку, в место, которое я хочу тебе показать, невозможно пройти через двери.

Первым, что я почувствовала, переместившись, был холод. Поежившись, я обхватила плечи руками и, выдохнув, увидела облачко пара. Как же здесь холодно… и не так холодно, как снаружи, а иначе — здесь холод застоявшийся… мертвый.

Падрайг жестом указал мне следовать за ним. Оглядываясь, я последовала за ним. Ни стен, ни потолков не обнаружилось, только лился откуда-то мутно-молочный свет.

— Где мы? — спросила я.

— Что тебе ответить? Для кого-то это место силы, для кого-то место упокоения…

— А можно конкретнее?

— Идем, друидесса. Скоро ты все поймешь.

Эльф остановился, рядом с ним я разглядела смутные очертания чего-то.

— Посмотри.

Я подошла ближе.

Это была глыба льда… а подо льдом была эльфийка; ее выдали острые ушки. Она стояла с поднятыми руками, словно закрывалась от чего-то, красивое лицо было искажено страхом. Хоть бедняжка и была заключена в грубую глыбу льда, но под ним еще цвела жизнью: золотилась гладкая кожа, волосы отливали синим, синие глаза сверкали, алели приоткрытые губы… Казалось, лед сковал эльфийку всего на мгновение, и она вот-вот зашевелится, чтобы закрыть лицо руками, сжаться…

— Она жива? — шепнула я.

— Ни жива, ни мертва, — ответил Падрайг. — Король питает слабость к красавицам, но вот беда: быстро пресыщается. Какое-то время он одаривает избранницу ласками, благами, страстно любит, но как только теряет к ней интерес, избавляется, чтобы снова стать свободным для любви, чтобы найти новую. Предыдущая пассия остается здесь, навечно заключенная в глыбе льда. Король иногда приходит сюда; он называет это место «Садом красоты». Все женщины, когда-либо принадлежавшие ему, остаются здесь, как напоминание.

Падрайг прошел дальше, к следующей фигуре. Это тоже была эльфийка, рыжеволосая красавица. В отличие от черноволосой, она стояла прямо, и лицо ее казалось растерянным.