Феодал. Усобица - Александр Логинов

Братья поняли государя без слов. Оставив татар на захваченной галере, Андрей бросился в погоню за уходящим кораблем. Шанс догнать барку был велик. Паруснику нужно время развернуться, что бы удрать, а на ушкуе — перекинули руль и бросились в погоню, идя на веслах. Если поднажать, то они вполне успеют перехватить беглеца.

В бинокль, отчетливо видно, что команда барка слишком малочисленна. Троим матросам по шустрому не управится с парусами, четвертый стоял за штурвалом.

Младший из братьев, с двух выстрелов из снайперской винтовки снял рулевого, корабль лишившись управления рыскнул, потеряв ветер. Гребцы на ушкуе поднажали, выкладываясь в полную силу, и уже вскоре парни закинули прихваченные на фусте кошки на высокий борт барка, а взобраться на корабль дело техники, но сам Андрей не рискнул бы (еще бы в полной-то броне!), без него есть кому удаль показывать.

Парни надавав подзатыльников туркам, спустили парус и корабль лег в дрейф. Турецкие матросы по своей малочисленности даже не думали сопротивляться, покорно дали себя повязать.

Кораблик оказался венецианским, в трюме барка сидела плененная турками команда. Среди освобожденных пленников, один оказался очень и очень назойливым.

Упитанный брюнет с настоящим римским носом, с горячностью уроженца Кавказа, рвался в каюту капитана, где сейчас хозяйничал Андрей. Каюта — это громко сказано! Клетушка в которой три человека с трудом уместятся из-за малого пространства, где большую часть занимали небольшой дубовый стол и узкая кровать. В капитанской каюте в общем-то ничего ценного не было — турки вычистили все подчистую.

Андрею надоело слушать вопли буяна, и он покинул капитанскую каюту намереваясь выяснить, что надо бузитеру.

На палубе корабля, итальяшка что-то энергично втолковывал братьям, отчаянно жестикулируя, энергично помогая себе непропорционально длинными руками. Эти руки резко контрастировали с очень короткими ногами человека, ибо его рост определялся по шаблону — метр с кепкой. Про кепку — это так, к слову пришлось. Конечно, никакой «лужковской» или иной кепки и в помине не было, зато имелся в наличии ночной колпак на голове, с кисточкой, все как положено. Такой колпак Андрей однажды видел в кино. Все-таки люди снимавшие советское кино были (или будут?) профессионалами во всем, особенно в мелочах, в деталях.

К счастью, Андрей успел взять несколько уроков венецианского диалекта фряжского языка у москвича, и уже относительно понимал через слово, о чем толкует толстопуз в длинной, до пят, ночнухе и с дурацким колпаком на голове, делающего его похожим на одного хорошо известного персонажа из фильма. Сходство было столь велико, что Андрей не мог смотреть на итальянца без улыбки.

То, что итальянец — патрон корабля, Андрей быстро понял, а вот все остальное оставалось непонятным, слишком быстро мужик говорил и слишком много жестикулировал. С горем пополам, совместными усилиями с братьями, они выяснили, что у незадачливого торговца османы забрали дочь, а так как он тыкал пальцами на захваченные фусты и предлагал дукаты, то все стало ясно.

Итальянец хотел, что бы Андрей помог ему освободить дочку из турецкого плена. Этот тезка знаменитого Леонардо, только фамилия у него другая — де Фагнио — большая шишка у себя в республике и золота у него хватит, а не хватит, то он займет золото у партнеров.

Пока все кораблики собрались в одну кучу, пока суть да тело, а дел было не в проворот, время шло, солнце катилось к закату. После абордажа нужно зализать раны, посмотреть, что в трюмах, а главное выслушать историю Прохора!

Когда Андрей снова вступил на палубу фусты, там его встречал… Прохор собственной персоной! Израненный, но живой. Когда под ноги новгородца свалилась граната, он не растерялся, знал что это такое, и чем этот подарочек ему грозит, новгородец откинул гранату подальше от себя, а сам нырнул под скамью, вжался в доски палубы, молясь, что бы его ненароком свои не убили. Мужику повезло. Осколки гранаты зацепили его слегка, но когда он поднял голову, что бы осмотреться, чья-то нога невежливо припечатала его к настилу палубы.

Прохор сразу отрубился, потому не слышал, как та же нога прошлась пару раз по его ребрам. Бывает и такое, Прохор воспринял это без обид. А судя по виноватой роже Ахмета и по тому, как старый татарин старательно отводил глаза, хитро улыбаясь, Ахмет точно знал, кто отоварил бедолагу.

Новгородец поведал занимательную историю своего пленения и удачного побега во время переправы татар через Дон.

Кожаный ремешок стягивающий руки, набух в воде и Прошке удалось освободиться. Остальные пленники плыли на другом плоту, потому Прохор незаметно соскользнул в реку. Потом он долго, сколько мог, плыл под водой.

Прохор, под дикий хохот товарищей, честно, с изрядной долей юмора рассказал историю своего пленения работорговцем и, оказывается он был совсем рядом, перепродали его турку уже в фактории. Но кто бы знал, что в загоне для рабов сидит их товарищ?

Капитан фусты, купивший Прохора, предложил невольнику на выбор различные варианты. Самый простой и разумный — принять ислам (по желанию) и влиться в дружные ряды команды фусты, со всеми приятными бонусами. Второй вариант, менее приятен, но то же ничего — продадут Прохора в Мисюр [48], тамошний султан гвардию набирает исключительно из рабов. Третий вариант — весло в руки и оставшаяся жизнь в качестве гребца на галере. Выбор сделанный упрямым новгородцем — очевиден. На правой ноге Прохора заметен отчетливый след кандалов (Гребцов из рабов приковывали за ногу к железной цепи). До прихода в родной порт осман, у парня еще было время передумать, капитан оказался великодушным человеком, дав невольнику время на раздумья. А то что усадили за весло — это нормально, еду и вино нужно отрабатывать.

Итак, Прохора усадили на скамью гребцов, а что бы новому рабу жизнь медом не казалась, капитан приказал посадить невольника в кормовой части галеры, дав в руки длиннющее, метров так в шесть с половиной весло. Случайно или нет, но Прохор оказался загребным, потому махал веслом очень часто. Лишь, когда фуста шла под парусами у Прохора появлялась возможность отдохнуть, предварительно закрепив свое орудие труда в специальной петельке.

Экипаж судна — больше ста человек, может быть сто десять, а может все сто сорок, сосчитать всех не получалось из-за высокой скученности. Но гребцов на фусте — ровно семьдесят два человека, с учетом двух запасных, на случай случайной гибели. Все гребцы — свободные люди, за исключением Прохора и двух невольниц в трюме. Обычно, гребли только загребные, но когда корабль выходил из порта или когда начиналось сильное волнение на море, то слажено махали веслами все гребцы галеры.

На длинном и узком корабле в огромной тесноте умудрялись мирно сосуществовать разные люди с различными характерами. Конфликты практически не возникали, капитан наказывал забияк очень жестоко, а попросту вешал. Однако, время от времени на борту происходили несчастные случаи. Именно такой случайности обязан Прохор своим появлением на борту именно этой фусты (новгородец вполне мог оказаться на борту большого купеческого корабля, где было без вариантов).

Один из гребцов, из новеньких, не смог притереться к остальным членам команды, проявив горячий нрав. Собравшийся на корабле разноплеменный сброд — не ангелы, каждый из всего этого оголтелого воинства законченный убийца и насильник, но черкес этого не хотел понимать. Потому, случайно (а как иначе?), одной из темных ночей, упал он за борт. Капитан, утром узнав о происшедшем на корабле несчастном случае, не стал проводить дознание, ища виновных. В том, что виновные были — сомнений не возникало.

Капитан поступил просто. Купил невольника в ближайшем порту, а стоимость раба вычел из зарплаты команды. Естественно стоимость покупки раба капитаном завышена втрое — так справедливо. Команда не роптала. Капитан платил щедро, утрата тридцати акче — сущий пустяк, когда речь заходит о сохранении на борту корабля нормальной обстановки терпимости друг к другу. Прохор быстро выучил минимальный набор слов, языком общения на османской галере естественно был турецкий, но по-татарски говорили почти все. Так что Прохор смог общаться с соседями вполне свободно.

На банке, длиною почти три метра, сидели только двое гребцов. Как уже говорилось, Прохору досталось место в метре от центрального прохода. До соседа испанца машущего более коротким, а потому более легким веслом [49]тоже чуть меньше метра. Ровно такое же расстояние отделяло каталонца от планшира. Нужно сказать, что банки-скамьи для гребцов расположены на галере елочкой, это позволяло разместить гребцов самым оптимальным образом, так плотно, насколько это вообще возможно и, в тоже время гребцы не мешали друг другу.