Когда я был настоящим - Том Маккарти

— Нет, — сказал я. — Однозначно. Камер не будет — только реконструкторы, в действии.

— Но принцип-то такой же? Вы хотите инсценировать…

— Реконструировать, — поправил я его.

— Реконструировать, — продолжал он, — ограбление банка.

— Да, — сказал я, — верно. Но вплоть до мельчайших подробностей, таких, которые вам бы и в голову не пришло вставить в фильм. В кино есть только то, что попадает в камеру — только фасад, столько, сколько надо, чтобы снаружи все выглядело правильно. Я хочу, чтобы все было правильно на самом деле. Досконально правильно, внутри.

— Для зрителей? — спросил он.

— Нет, — ответил я. — Для себя.

Сэмюэлс откинулся на стуле и нахмурил брови. Несколько секунд он молчал; потом спросил:

— Где?

— В складском здании возле Хитроу. Там мы воссоздадим банк, само помещение. Сделаем точную копию.

Пришел официант с напитками. Я наблюдал за тем, как он ставит их на стол. Непременно устрою какую-нибудь реконструкцию с ним, как только руки дойдут, решил я. Он снова отошел. Я откинулся на стуле, широко раскинул руки и обратился к Сэмюэлсу:

— Итак!

— Итак… — повторил он, ожидая дальнейшего разговора.

— Итак — расскажите мне про ограбления банков.

— О! Ну да; с чего же начать? — он взял другую хлебную палочку, положил перед собой. — Пожалуй, для ваших целей лучше будет, если я расскажу об их хореографии.

— Хореография? Как в балете?

— Да, вроде того. Кто где стоит, кто что делает и когда, как все двигаются — все это заранее расписано.

— Хореография, — сказал я. — Это хорошо, очень хорошо.

— Да, — согласился Наз. — Это очень хорошо.

— И притом, — продолжал Сэмюэлс, показав сперва на правый конец палочки, затем на левый, — не только со стороны грабителей. Со стороны банка тоже.

— Как это? — спросил я. — Они же не знают, что должно произойти ограбление.

— А! — воскликнул Сэмюэлс. — Вот и неверно. Они не знают, когда оно должно произойти. Но пока существуют банки, будут и ограбления, это известно наверняка. Всех сотрудников банков основательно муштруют, чтобы к этому подготовить. Их действия четко запрограммированы. В каждом отделении даже вывешивают семь правил, так, чтобы всем сотрудникам было видно.

— Семь? — переспросил я.

— Первое: соблюдать спокойствие и не провоцировать грабителей. Второе: активировать сигнализационное устройство сразу же, как только это возможно будет сделать без риска. Третье: выдавать только требуемую сумму, обязательно вместе с «куклой».

— Что такое кукла?

— Это дополнительные деньги, которые всегда держат отдельно для передачи грабителям. Обычно они меченые, а иногда внутри бывает баллончик с чернилами, который где-то через час должен взорваться. Так вот, правило четвертое: не отвечать на звонки — если, конечно, они вам сами не велят. Пятое: не трогать записку с требованиями, если они ее вручат, и не прикасаться ни к чему из того, к чему прикасались они. Шестое: наблюдать за грабителями — голос, рост, лица, если на них нет масок. Седьмое: запомнить, в каком направлении они скрылись.

Он отпил вина, прежде чем продолжить:

— Так вот, с точки зрения грабителей важными являются первые три. Поведение сотрудников запрограммировано определенным образом, грабители это знают, сотрудники знают, что они знают, а грабители знают, что те знают, что они знают. Так что в идеальном варианте ограбление проходит по устойчивой схеме типа «действие-противодействие»: A совершает действие X, в ответ B совершает действие Y, тогда A совершает действие Z, и так разворачивается все взаимодействие.

Объясняя это, он разломил хлебную палочку надвое, превратил одну половинку в A, а другую половинку в B. Желая продемонстрировать, как они взаимодействуют друг с другом, он менял их положение на скатерти. Мы с Назом наблюдали за ними, слушая.

— Я говорю «в идеальном варианте», — продолжал Сэмюэлс, — поскольку эта схема обеим сторонам на руку. Грабители получают деньги, а сотрудники банка остаются живы. Вся эта картина рушится, когда в нее вторгается какой-нибудь фактор, никем не предвиденный и не встроенный в схему. — Чтобы это проиллюстрировать, он поставил между двумя половинками палочки солонку. — Какой-нибудь герой прыгает на одного из грабителей — была не была; истеричка не подчиняется командам; кто-нибудь пытается выбежать на улицу…

— Как с морковкой! — воскликнул я.

— Не понял, — Сэмюэлс снова нахмурил брови.

— Это… неважно. Продолжайте.

Сэмюэлс помедлил, потом возобновил рассказ:

— Эта предопределенная схема — когда она действует, что обычно и происходит к большому облегчению обеих сторон, — сильно перевешивает в пользу банка. Но только с того момента, как сработает сигнализация. Их цель — не помешать вам ограбить банк, а запустить конвейер, который позволит полиции сцапать вас после вашего ухода. Предотвратить запуск этого конвейера вы не можете, а счет времени от момента нажатия кнопки сигнализации до прибытия полиции идет на минуты — пять, семь, иногда всего две. Ваша задача — не помешать им это сделать, а выкроить себе достаточно времени на то, чтобы попасть внутрь, обратно наружу и снова к себе прежде, чем они это сделают.

— Как этого можно добиться? — спросил я.

— С помощью шока. Видите — и тут психология. Врываешься, стреляешь на испуг, размахиваешь пистолетом — и сотрудникам до того страшно делается, что они не могут ни кнопку нажать, ничего!

Тон его изменился. Он бросил бутафорские палочки; глаза его прямо-таки сверкали, словно загоревшись от воспоминаний о том, как он врывался в банки и размахивал пистолетом. Он снова отпил вина, вытер губы и продолжил:

— Они прямо как зайчики в свете фар — застывают. Заходишь внутрь, спокойно отводишь их от окошек, заставляешь лечь. Пользуешься их шоком, чтобы создать… мостик, что ли… такое подвешенное состояние, в котором можно действовать. Небольшой анклав, дефиле.

Я посмотрел на сидевшего напротив Наза и приподнял бровь. Он кивнул, вынул свой мобильный и нажал несколько кнопок. Пришел официант с нашей едой. Купаты из оленины, заказанные Сэмюэлсом, он по ошибке поставил передо мной. Они были серые и сморщенные, как хобот слона. Я представил себе, что пытаюсь украсть слона, а потом обнести его забором, избавиться от него, так, чтобы он просто улетучился.

— Куда все девается?

— Не понял, — переспросил Сэмюэлс.

— Я… ничего. Неважно.

Какое-то время мы молча ели; потом Сэмюэлс снова заговорил:

— Значит так: это ограбление банка, которое вы хотите реконструировать. Оно какое-то конкретное? Одно из моих?