Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Азиз, — сказал он, — хан велел мне строго наказать тебя за нарушение его приказа. Ты отсидел здесь месяц. Я помню, как просил за тебя твой отец, которого я любил и который был прекрасным воином. Поэтому я дам тебе последний шанс исправить свою ошибку перед ханом.
— О светлейший! — воскликнул Азиз, — я сделаю все, что ты прикажешь, чтобы только великий хан снял с меня свой гнев!
— Ты слышал о женщине, которая соревновалась в стрельбе из лука с самим Богадур Султаном?
— Да, у нас рассказывали эту историю. Она победила его, а потом убила…
— По повелению хана эта женщина схвачена. И я хочу, чтобы ты охранял ее.
— О всемогущий, это огромная честь для меня!
Азов-Шах подробно рассказал Азизу, что он должен делать, как себя вести с узницей, показал избу и рассказал, где будет располагаться наружная охрана.
— Даже если каким-то чудом ей удастся проскользнуть мимо тебя, она не сделает по двору и двух шагов, как будет схвачена, — сказал Азов-Шах. — Но это не значит, что ты можешь расслабиться. Ты должен не позволять ей выходить из ее горницы, но сам можешь войти к ней, если она позовет. Будь строг, но вежлив и выполняй все ее разумные просьбы.
Чтобы немного облегчить жизнь Азиза, он велел вытащить его из ямы, где тот сидел, взял в свой шатер, накормил и напоил, а на следующий день привезли пленницу.
На пороге Азов-Шах лично принял ее из рук Тахира, сразу заметив, что она больна.
— Что с ней? — спросил он.
— По-моему, у нее жар, — ответил Тахир.
Азов-Шах поднял нагайкой за подбородок опущенную голову Настеньки.
— Тебя зовут Анна Медведева? — спросил он.
Настенька глянула ему в глаза, сжала губы, подняла высоко голову и ответила:
— Да!
— Значит, это ты убила Богадура?
— Да! — с вызовом ответила Настенька, чувствуя невероятный озноб, жар и прилив какого-то неслыханного мужества, какого у нее до сих пор никогда не было.
— Богадур был моим братом, — сказал Азов-Шах. — Мой отец хочет на тебя посмотреть. Поэтому ты здесь. Я думаю, он скоро придет. Охраняй пленницу как следует, Азиз. Я скоро вернусь, и будем готовиться к визиту хана.
Настеньку отвели в горницу и оставили там.
Огромный татарин свирепой внешности охранял ее, сидя в соседней комнатушке.
Настеньку охватил смертельный ужас.
Одна мысль о встрече с самим Ахматом, с тем самым страшным, ужасным ханом, которого, как говорят, даже сам великий князь побаивается, парализовала все ее мысли.
Ей хотелось броситься на колени, закричать, что она вовсе не Анница, а Настя, что она никогда не держала лука в руках, что она ни в чем не виновата, и просить, умолять, чтобы ее отпустили к маменьке и маленьким деткам…
И тут же жгучий стыд охватил ее огнем, более горячим, чем жар болезни.
Она вспомнила, как однажды в темнице замка Горваль происходило что-то похожее…
— Убей меня, отец! — прошептала Настенька.
— Сейчас, — едва слышно вымолвил Картымазов и, продолжая гладить ее волосы, осторожно опустил правую руку. Настенька почувствовала, как острая игла прикоснулась к ее телу…
Но здесь не было отца, не было Сафата, который выточил тот острый клинок, не было никого, только этот жуткий огромный татарин с длинной саблей на боку…
И вдруг в воспаленном мозгу Настеньки яркой молнией сверкнула дерзкая и безумная мысль.
Она упала на колени, расстегнула ворот платья и, сжав в руке крестик вместе с Богородицей, подаренной Генрихом, горячо зашептала:
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Господь наш всемогущий, Господи Иисусе, матерь Пресвятая Мария Богородица, спасите и помилуйте мою грешную душу, нет у меня другого выхода, чтобы спасти свою честь, а потому простите мне этот мой страшный грех и все другие, какие были, дайте жизнь добрую и счастливую деткам моим родным и мужу любимому Филиппу, батюшке, матушке и братцу, а также дорогой подруге Аннице, да минует ее чаша моя, да будет она счастлива всегда до конца дней своих, а мне дайте силы и мужество выполнить все, как я задумала, аминь!
Настенька неимоверным усилием воли собрала все свои слабые силы и все огромное мужество, поднялась с колен, выпрямилась и преобразилась до неузнаваемости.
Теперь это была гордая, смелая женщина с горящими глазами, твердым и неумолимым взглядом.
— Поди сюда! — приказала она тоном, не допускающим возражения, и Азиз вошел в горницу.
— Ты знаешь, кто я? — спросила она, глядя ему прямо в глаза взглядом, от которого у Азиза пробежали мурашки по коже.
— Да, — ответил он.
— А ты знаешь, почему ни Богадуру и никому другому не удалось убить меня?
— Нет, — настороженно ответил Азиз.
Настенька сбросила с плеч черную шубу и сорвала с шеи медальон Генриха.
— Потому что я — единственный человек на свете, у которого есть это. Благодаря этому меня не берет ни стрела, ни сабля, ни топор. Если ты выпустишь меня из дома, я отдам тебе это. Ты станешь неуязвимым для любого оружия!
Азиз ухмыльнулся и резким неожиданным движением вырвал медальон из рук Настеньки.
— Зачем мне выпускать тебя? Я и так могу его взять!
Вот он уже мой.
Настенька презрительно улыбнулась.
— Глупец! Ты не знаешь, что надо делать, чтобы он подействовал, и никогда ни от кого не узнаешь.
— Ты сама мне скажешь.
— Скажу. Но при одном условии — ты поклянешься Аллахом, что выпустишь меня из дома.
Азиз вспомнил, как Азов-Шах говорил ему, что даже если узница и выскользнет из дома, ее сразу схватит охрана. Он мог поклясться Аллахом и с чистой совестью выпустить ее наружу, но он не верил ни одному ее слову.
— Я тебе не верю, — сказал он. — Ты думаешь, что я дурак?
— Дай! — потребовала Настенька.
Азиз протянул ей медальон.
— Смотри! — Настенька нажала невидимую кнопку, и показалось маленькое горлышко.
По горнице поплыл странный, слегка дурманящий запах.
— Достаточно смазать малейшей каплей этого эликсира тело, и оно станет твердым, как камень, — любое оружие будет бессильно. Ты будешь единственным неуязвимым человеком на всей земле — это поможет тебе стать великим и богатым!
Азиз скептически ухмыльнулся.
— Не верю.
— Поклянись Аллахом, что ты выпустишь меня отсюда, и я докажу тебе это.
— Ну что ж, если докажешь — выпущу, — прищурился Азиз. — Клянусь Аллахом!
— Слово сказано! — воскликнула Настенька и быстрым, лихорадочным движением обнажила свою высокую тонкую шею.
Она опрокинула флакончик на руку, провела ладонью по шее, подняла голову и, улыбаясь твердо и спокойно, глядя прямо в глаза Азизу, сказала: