Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

Евреи и власть в годы войны.

«ЕВРЕЙСКИЙ СИНДРОМ» СОВЕТСКОЙ ПРОПАГАНДЫ.

Вторгшись в пределы СССР и используя преимущества нападающей стороны, гитлеровские войска развили стремительное наступление. На отдельных направлениях немецкие бронетанковые и моторизированные части вклинивались буквально за часы на десятки километров в глубь советской территории. В таких условиях, особенно в западных областях СССР, не могло быть и речи о сколько-нибудь организованной эвакуации людей и имущества: в большинстве случаев там имело место хаотическое и паническое бегство от врага предоставленных самим себе мирных жителей. Очень немногим беженцам удалось уйти на восток, большинство из них очень быстро оказалось в тылу немецких войск и вынуждено было возвратиться назад. В результате за несколько недель значительная часть советского населения, в том числе и еврейского, оказалась под властью агрессора. Уже после войны на Западе появились свидетельства, исходившие от левых сионистских кругов, о том, что в 1941 году советские власти предприняли специальные меры (даже якобы был издан указ президиума Верховного совета СССР за подписью Калинина) по спасению еврейского населения из угрожаемых районов путем их первоочередной эвакуации. Однако сколько-нибудь убедительных документальных доказательств эти утверждения под собой не имеют. Вместе с тем известно, что, скажем, секретарь ЦК КП Белоруссии П.К. Пономаренко[550], докладывая Сталину в начале июля о том, что вся агитация вторгшегося врага «идет под флагом борьбы с жидами и коммунистами, что трактуется как синонимы», мягко говоря, не очень лестно отзывался о евреях, утверждая, что панический исход беженцев на восток «объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах: их объял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы — бегство». Официально проведение эвакуации регламентировалось строго секретным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 июня, согласно которому первоочередному вывозу на восток подлежали важнейшие промышленные, сырьевые ценности, продовольствие, ответственные партийные и советские работники, квалифицированные рабочие, инженеры, служащие. Из остального гражданского населения эвакуировались прежде всего молодежь, годная для военной службы, а также женщины и дети, при этом национальный фактор не играл практически никакой роли. Но он брался во главу угла в ходе развернувшихся тогда в прифронтовых районах насильственных этнодепортаций советских граждан, таких, например, национальностей, как немцы и финны, которые в условиях войны стали считаться потенциально опасными[551].

Поэтому все разговоры о попытках Кремля в годы войны предпринять специальные акции по спасению советских евреев от гитлеровского террора можно однозначно квалифицировать как политическое мифотворчество. Реальность же была такова, что стремительность германского вторжения и как следствие этого неразбериха и хаос, сопутствовавшие отступлению частей Красной армии в первые недели войны, были главными факторами, изначально предопределившими неотвратимость трагедии советского еврейства. Наименьшими шансами на выживание располагали евреи с западных земель, присоединенных к Советскому Союзу в 1939–1940 годах, где таковых насчитывалось около 2 млн. человек. Только 10–12 % из них удалось бежать или эвакуироваться на восток, а основная часть еврейского населения осталась на оккупированной территории. Евреям, проживавшим восточнее советской западной границы 1939 года, где эвакуация происходила более или менее организованно, повезло больше. Примерно половине из них удалось переместиться в глубь страны. Всего под властью оккупантов оказались территории, на которых перед войной проживало 2175 тыс. евреев. Сейчас невозможно определить точные цифры потерь, так как в Советском Союзе национальный признак не учитывался не только при эвакуации граждан, но и при подсчете человеческих жертв. По приблизительным данным, война унесла жизни около 2,8 млн. советских евреев, в том числе 1 млн. человек, погибших в результате целенаправленных нацистских акций истребления. А всего, согласно последним фундаментальным научным изысканиям, за годы Второй мировой войны было уничтожено от 5,29 до более чем 6 млн. евреев[552].

Колоссальные гекатомбы были в какой-то мере запрограммированы уже тем формальным casus belli, который содержался в декларации Гитлера, зачитанной по радио министром пропаганды И. Геббельсом 22 июня 1941 г. и содержавшей следующий тезис:

«…Никогда германский народ не испытывал вражды к народам России. Однако, иудейско-большевистские правители Москвы пытались в течение более 20 лет разжечь пожар не только в Германии, но и во всей Европе… Ныне наступил тот час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и точно так же против еврейских властителей большевистского московского центра»[553].

Таким образом, в первый же день войны руководство рейха еще раз подтвердило, что воинствующий антисемитизм является краеугольным камнем нацистской пропаганды, призванной обосновывать и освящать любые, даже самые жестокие меры в отношении покоренных народов, и прежде всего геноцид евреев, который стал осуществляться с самого начала нацистского вторжения. Уже 2 июля Р. Гейдрихом была подписана секретная директива с «наиболее важными инструкциями» руководству так называемых эйнзацгрупп СС (созданы в 1938 г.), команд полиции безопасности и СД о проведении «экзекуций» против советских партфункционеров, сотрудников Коминтерна, народных комиссаров, а также евреев[554][555].

Массовое истребление евреев нацистская пропаганда представляла остальному советскому населению оккупированных областей как составную и необходимую часть освободительной миссии, взятой на себя германскими властями в борьбе с «жидо-большевизмом», «жестоко угнетавшим народы России». Причем следуя античной формуле «разделяй и властвуй», гитлеровцы объявляли, например, украинцам, что «по крови» они выше русских, так как в средние века испытали на себе «живительное влияние арийской расы» и к тому же украинский кобзарь Тарас Шевченко «был против москалей и являлся другом немцев». Белорусов же убеждали в том, что и в царской России, и в СССР они жили под тройным национальным гнетом: с запада их теснили поляки, с востока — русские, а в самом крае хозяйничали евреи. Генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе заявлял:

«В царские времена Белоруссия была еврейской областью. Девяти миллионам белорусов приходилось терпеть присутствие одного миллиона самых дрянных евреев, грязных духом и телом… Однако в белорусах сохранилась здоровая северная кровь»[556].

Все это, впрочем, не помешало нацистам причислить тех же украинцев и белорусов к представителям «неполноценной славянской расы», так называемым Untermenschen («недочеловекам»), подлежащим частичному истреблению и вытеснению за Урал. Что касается русских, то, будучи самым многочисленным в СССР народом, они стали объектом особого внимания со стороны гитлеровских «специалистов» по национальному вопросу. Последние заблаговременно снабдили части вторжения вермахта целой массой псевдонаучных рекомендаций, наподобие инструкции «О поведении немцев на востоке и их обращении с русскими». В ней германским военнослужащим давались и такие советы: будьте твердыми и жестокими в отношении русских, ибо по своей генетической природе они сентиментальны и женственны и им импонирует сила и действие; остерегайтесь русской интеллигенции, как эмигрантской, так и новой, советской, ибо она хоть и не способна на решительные поступки, но обладает особым обаянием, которое может отрицательно влиять на характер немца; помните, что русские всегда хотели быть управляемой массой, таковыми их сформировала собственная история, в которой были и призвание варягов, и господство монголов, поляков, литовцев, самодержавие царей, а начиная с Петра Великого они видели в немце высшее существо[557].

Следует признать, что массированная психологическая обработка нацистами советских людей не проходила бесследно. Характерная деталь: осенью 1942 года от многих жителей деревень даже советской прифронтовой полосы можно было услышать суждения, замешанные не только на дремучем невежестве, но и явно подсказанные фашистской пропагандой. «Немцы ведут войну против евреев и коммунистов, — утверждали эти крестьяне (согласно информации агентуры НКВД), — они грамотный и чистый в быту народ, уважают православие и хотят распустить колхозы»[558]. Эти и подобные им умонастроения, всегда сопутствующие историческим катаклизмам, философ Н.А. Бердяев, используя известный литературный образ Ф.М. Достоевского, метко окрестил «смердяковщиной», имея в виду утрату национальной чести и достоинства, а также апологию пораженчества, которое малодушно обосновывалось помимо прочего и тем, что «“умная” нация немецкая покоряет теперь “глупую” нацию русскую»[559].