История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Печатнова

Одно из самых ранних и лаконичных свидетельств о парфениях принадлежит Аристотелю. Он говорит, что они происходили от "равных", были изобличены в заговоре и отправлены основывать Тарент (Pol. V, 6, 1, 1306 b 29-31). Традиция, дошедшая до Аристотеля, была уже настолько глухой и невнятной, а само имя "парфении" настолько непонятным, что Аристотель даже и не пытается объяснить происхождение самого термина, отстраняясь от него словом "так называемые" (oiJ legovmenoi).

У Страбона мы находим две версии этой истории: одна восходит к Антиоху Сиракузскому, вторая - к Эфору. Вариант Эфора (ap. Strab. VI, p. 279-280) в главных своих чертах совпадает с тем, что конспективно наметил Ариcтотель. Если убрать в сторону целый ряд деталей в рассказе Эфора, носящих явные следы литературной фикции, то окажется, что парфении в его изложении - это внебрачные дети, которые в большом количестве появились в Спарте во время затянувшейся на 19 лет Первой Мессенской войны. Происхождение их по-своему было безупречным, ибо их отцы и матери были спартанскими гражданами. Однако экономический статус парфениев оказался пониженным - их не допустили к участию в дележе вновь приобретенных в Мессении земель. А судя, например, по отношению к земле Гесиода, для парфениев, его современников, земля также являлась главным предметом их социальных надежд и вожделений. Государственный переворот, задуманный парфениями, Эфор объясняет именно ущербностью их экономического статуса. Юстин также говорит, что основной причиной недовольства парфениев была их бедность (III, 4)015_66.

Важная деталь в рассказе Эфора - это поведение спартанской общины в отношении изобличенных заговорщиков. Даже по отношению к руководителям заговора карательные меры не применялись. Такое поведение спартанских властей противоречит известному стереотипу, характерному для классической Спарты. Так, в случае с заговором Кинадона все ядро заговорщиков немедленно было казнено (Xen. Hell. III, 3, 11), а террор в отношении илотов стал чуть ли не национальным спортом. Что касается парфениев, то, по словам Эфора, "лакедемоняне через отцов убедили их удалиться и основать колонию" (ap. Strab. VI, p. 280). Причем в случае неудачи их обещают принять назад и даже выделить часть новых земель в Мессении. Такое отношение государства к заговорщикам, конечно, свидетельствует о гражданском статусе парфениев, и, по-видимому, Аристотель не ошибся, называя их людьми, которые были из числа "равных" (ejk tw'n oJmoivwn ga;r hsan).

Еще один аргумент - это активная помощь государства в основании новой колонии015_67.

Выселение происходило по обычным для колонизационной практики греков канонам. Из Дельф был получен оракул, определивший место будущей колонии. Вполне возможно, что дельфийский оракул посоветовал колонистам обосноваться не в Таренте, а в Сатирионе, находящемся в 12 км к юго-востоку от Тарента (Strab. VI, p. 279). Позднее, однако, был захвачен и Тарент. Здесь находилась лучшая гавань в Италии, защищенная с трех сторон морем и хорошо связанная с другими частями Италии. Водворение парфениев в Тарент происходило отнюдь не мирным путем. Местные япиги уже занимали это место, однако, судя по археологическим данным, еще до 700 г. Тарент был очищен от япигов.

И спартанское правительство, и сами колонисты, очевидно, прекрасно сознавали те трудности, с которыми они могут столкнуться в Южной Италии. Поэтому между ними был заключен договор, согласно которому, как пишет Эфор, "если они займут место, которое их удовлетворит, то они останутся там; в противном случае они по возвращении разделят между собой пятую часть Мессении" (ap. Strab. VI, p. 280).

В Киренской "стеле основателей" мы находим тот же самый сюжет - обещание государства в случае неудачи принять колонистов обратно. Он, скорее всего, был введен в текст клятвы как стандартное положение, обязательное для подобного рода документов015_68. Указание же на мораторий в пять лет практически дезавуирует этот традиционный пункт015_69. В "клятве основателей" есть еще один пункт, который свидетельствует о типологической общности вывода колоний в Кирену и Тарент. Речь идет об отсутствии принципа добровольности и о жестких карательных санкциях как по отношению к самим дезертирам, так и к членам их семей. Приведем перевод этого места: "Ежели кто-нибудь, предназначенный городом к отправлению, не захочет отплыть, то пусть он будет предан смерти, а имущество его конфисковано в пользу государства. Укрывающий или не выдающий, будь то отец сына или брат брата, понесет то же наказание, что и не желающий отплыть"015_70. Думается, что спартанская община выталкивала из своей среды парфениев с той же мерой жестокости, что и граждане Феры - своих колонистов в Кирену. Обещание же в случае возвращения предоставить парфениям 1/5 часть мессенской земли является чистой демагогией. Однако эта цифра, если в ней заключается какая-либо историческая реальность, косвенно подтверждает свидетельства Антиоха и Эфора о многочисленности группы парфениев (Strab. VI, p. 278-280).

В разбираемом нами рассказе Эфора есть одна очень важная деталь: у парфениев, оказывается, были союзники - илоты, которые вместе с ними приняли участие в заговоре. По версии Эфора, в числе илотов оказались предатели, которые выдали заговорщиков спартанским властям. В этой истории с илотами важен вот какой момент: Эфор не ставит знака равенства между парфениями и илотами. Во всем тексте Эфора нет ни одной детали, которая свидетельствовала бы о негражданском статусе парфениев.

Рассмотрим теперь вторую версию о происхождении парфениев, которая восходит к Антиоху Сиракузскому, логографу V в., младшему современнику Геродота (ap. Strab. VI, p. 278-279). У современных исследователей степень доверия к Антиоху не очень высока. Его обвиняют в типичном для логографов интересе "ко всякого рода легендам, которые нередко толкуются наивно и неупорядоченно"015_71.

Но, с другой стороны, Антиох, скорее всего, добросовестно передает местное предание об основании Тарента в том виде, в каком оно существовало в V в. Само же местное предание во многом представляло собой смесь исторических реалий с рационалистическими догадками.

По-видимому, именно от Антиоха пошла версия об илотском происхождении парфениев, которую вслед за ним повторили и более поздние авторы015_72. Вот это место: "После начала Мессенской войны лакедемоняне объявили тех, кто не участвовал в походе, рабами и назвали их илотами; всех детей, родившихся во время войны, они назвали парфениями и объявили лишенными гражданских прав" (ap. Strab. VI, p. 278). Эта фраза - центральная в рассказе Антиоха. Остальные эпизоды вряд ли могут что-либо прояснить. Они выглядят как позднейшие попытки связать воедино глухие отзвуки реальной традиции. Слабая мотивация, характерная для Антиоха, свидетельствует о неспартанском ее происхождении. Перед нами отзвуки скорее тарентийской традиции.

Итак, вернемся к этой ключевой фразе Антиоха. Строго говоря, Антиох не называет парфениев илотами. Он только указывает, что они были (полностью или частично) урезаны в своих гражданских правах (ajtivmou" e[krinan), т. е. из полноправных граждан превратились в граждан второго сорта. Здесь же мы узнаем, что атимия парфениев была наследственной, поскольку их отцы, спартанские граждане, за отказ участвовать в Первой Мессенской войне были превращены в илотов. Таким образом, согласно Антиоху, парфении имели отцов - илотов, а матерей - спартанских гражданок.

Попробуем понять, откуда у Антиоха могла появиться версия об обращении спартанских граждан в илотов. В памяти у потомков основателей Тарента сохранились какие-то воспоминания о некоторой ущербности социального статуса своих предков. На эти воспоминания наложился уже широко распространенный, по крайней мере, к концу архаики, миф об идеальной двучастной структуре спартанского общества, в котором не было места никаким маргинальным группам. Отсюда идет версия о парфениях-рабах, ибо по этой упрощенной схеме любое понижение статуса гражданина означало превращение его в раба. Знания Антиоха о структуре спартанского общества, скорее всего, были весьма элементарны и схематичны. С другой стороны, исходя из современной ему практики, он хорошо знал, что дети свободного человека от рабыни, равно как и дети свободной женщины от раба причислялись к рабам (ср.: Arist. Ath. pol. 42,1). Такой ход мысли Антиоха или его источника и мог привести к рождению версии об илотском происхождении парфениев. В указании же на наследственную атимию парфениев можно видеть историческое зерно015_73. По крайней мере, от классического времени сохранились свидетельства о наследственном характере атимии в Спарте (Xen. Lac. pol. 9, 5). Так, бесчестие Клеандрида, присужденного к смерти за измену, сделало его сына, Гилиппа, мофаком. Это означает, что семья Клеандрида частично была лишена гражданских прав (Plut. Per. 22, 3-4)015_74.

Само слово "парфении" в качестве официального термина кажется невозможным. Буквально оно означает "отпрыски незамужних женщин", которые поэтому еще считались девицами. У Гомера в "Илиаде", например, parqevnio" означает "девой рожденный" (XVI, 180). В словаре Свиды оно толкуется как "рожденные девицей до брака" (Suid. s. v.). Подобное прозвище могло быть дано в насмешку. Однако у нас есть аналог тоже из спартанской социальной терминологии, который подтверждает возможность образования новых терминов из первоначальных издевательских прозвищ. Это слово "мофон", или "мофак". В схолиях к Аристофану под movqwn имеется в виду наглый, дерзкий человек, выскочка и простолюдин (ad. Plut. 279; Eq. 634). Сам этот термин возник не ранее середины IV в., превратившись из первоначального полупрезрительного-полунасмешливого обращения в устойчивое социальное понятие. Такой путь от слова, несущего в себе элементы социальной и моральной ущербности, к новому техническому термину был вполне возможен там, где необходимо было подчеркнуть двусмысленность и неопределенность той или иной социальной группы. Г. Шефер сравнивает как явления одного порядка слово "парфении" с теми издевательскими прозвищами, которые дал Клисфен из Сикиона своим побежденным противникам (Her. V, 67)015_75.