Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего не понимая, Аджай принялся слушать того, кто звонил.
Уже через минуту, мэр заливался слезами и что-то торопливо записывал в небольшом блокноте, который торопливо выудил из своего кейса.
Габриэль не знал хинди, но прекрасно знал, о чем идет речь.
Единственный сын Аджая Рамеша, в данный момент чудом оказался первым в списке кандидатов на трансплантацию сердца.
Семилетний ребенок, которого, максимум через полгода ждал, разве что, достойный погребальный ритуал сожжения, станет прекрасным залогом преданности Аджая.
Габриэль Сомерсбри прекрасно знал, что человек попадает в полную зависимость только тогда, когда раскрывает свою слабую сторону. Не удивительно, что именно эту особенность использовала и та, кто полностью пленила все мысли Габриэля — женщина-призрак с золотыми волосами и стальным характером, которая, сама того не ведая открылась ему в Кали Джагах.
Назойливая благодарность мэра была подобна бурному надоедливому потоку, но Габриэль, сжав зубы, молча слушал его слова, снова уставившись в свой телефон.
От Реймерса пришло сообщение, в котором было всего два слова: Аврора Франклин.
Ее имя!
Внезапно Габриэль понял, что впервые за долгое время, по-настоящему взволнован и этот факт буквально ошеломил его. Он был уверен, что ничто в этом мире больше не способно его удивить.
Пытливый ум, своеобразная мораль и потрясающее чутье, граничащее на грани прозорливости помогли Габриэлю выстроить невероятную империю, которая в данный момент висела на волоске из-за того, что этот странный молодой человек отказывался быть похожим на тех, кого презирал всей душой.
Он был вынужден превратить свое имя в торговый знак, использование которого было полностью запрещено и за малейшее упоминание в прессе и СМИ, армия юристов выбивала через суд баснословные штрафы с падких до сенсаций и сплетен медиамагнатов. Со всеми, с кем Габриэль вступал в деловые отношение, сперва подписывали объемный договор о неразглашении, в котором основным условием был запрет об публичном упоминании его имени, в любом аспекте.
Подобная политика привела к единственному закономерному итогу — кого не спроси никто не слышал о Габриэле Сомерсбри. Только несколько человек, которым была дана определенная свобода действий для управления подобной империей, знали кому они подчиняются и правду об основном источнике дохода.
Последние несколько лет, по мере того, как состояние этих людей росло, как ни удивительно росло и их недовольство. Тому была одна единственная причина — Габриэль.
Тот самый зловещий «Англичанин», который, на поверку, не владел каким-либо значимым имуществом и на его счетах, едва могло набраться несколько тысяч долларов.
Другими словами, его деятельность могли хоть под рентгеном просветить, но при полном отсутствии финансового следа, любые обвинения невозможно было связать с наркотраффиком.
Габриэль прекрасно знал о грядущем «бунте», который давно ожидал, как и о том, что Виго продался спецслужбам в обмен на информацию с последующей дележкой власти «под столом».
Поэтому следовало преступить ко второй части его долгосрочного, сложного плана, и к сожалению, более кровавой, чем первая.
Для этого нужен был человек, владеющий специфическими навыками и обладающего опытом в том, чтобы оставаться незамеченным.
До последнего момента Сомерсбри не верил в существование Финис, но события последних дней складывались настолько удачно, что недостающие части головоломки сложили наилучшим образом, вплоть до того, как ему удастся убедить неуловимого убийцу работать на него.
15 глава
В аэропорту Сплита, по- традиции, меня никто не встречал. Вообще, возвращение домой проходило в обстановке невероятного одиночества и все время пути до острова, где располагалась моя семейная цитадель, в голове бродили мысли, которые подводили итог очередного путешествия.
Правда, эта поездка была знаковой. Мною должно было овладеть чувство удовлетворения, как у всякого нормального человека, который завершал плодотворную карьеру. Но само выражение «нормальная жизнь» ввергало меня в состояние, чем-то напоминающее растерянность с легкой кантузией.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Хотя, глубоким мыслям мешал еще один малоприятный факт — едва ли не каждые пять минут, моя рука тянулась к левому предплечью, потому что там невыносимо зудел участок кожи, на котором давно красовался дядюшка Пекос.
Тату изредка начинало зудеть. И, увы, это была дурная примета. В данном случае срабатывала неплохо натасканная интуиция, и я знала тому причину.
Долгожданное возвращение домой не зря вызывало легкий мандраж — родные не особо радостно разделяли мои длительные командировки, в период которых со мной толком-то и связи не было.
Только по приезду в Хорватию, я вставляла в телефон местную сим-карту, и раньше, после подобной манипуляции аппарат намертво зависал от количества сообщений и фото, которые насылали мне мама и Сьюзан.
Чтобы дорогие сердцу люди не скучали в мое отсутствие, я отправляла их в путешествие. Не редко устраивала для Сьюзан обмен по учебе и они с мамой заполняли пустые страницы в загранпаспортах, почти наравне со мной.
Поездка на такси до городка Трогир занимала меньше получаса. И только там меня ждала встреча со знакомым человеком. Это был Векель Урбин. Молодой мужчина средних лет, в нашей семье был кем-то вроде водителя, но учитывая, что на машине до моего дома добраться было невозможно — только на катере, мы единодушно звали его Капитан. А в «мореходке» Урбин был без преувеличения ассом.
Он невероятно много курил и мужчину невозможно было застать без белой морской кепки с черным козырьком, которая периодически желтела от пота и кожного сала.
— Здравствуйте, Аврора. Как Ваши дела? — вежливое приветствие никак не вязалось с затертым внешним видом Векеля. Рубашка с коротким рукавом держалась на двух пуговицах, а широкие шорты до колена являли миру пару латок с торчащими по краям нитками.
Я, как работодатель, Урбина долго боролась с подобным безобразием, ведь местные частенько судачили о том, что я не доплачиваю бедолаге и эксплуатирую его нещадно. Но потом все заткнулись, когда Векель купил себе хорошую машину и его стали замечать в обществе хорошенькой девушки, которую он звал своей невестой. Имя незнакомки он не назвал и если я интересовалась делами своего бессменного «водителя», то так и говорила: «Как твоя Невеста поживает?».
Сегодня, как и много раз до этого, я вышла из такси и на секунду замерла, любуясь широкой гладью моря, тем как солнце разбегается на мелким верхушкам легких волн, а ветер ласково, с легкой горечью трепет меня по голове, как-бы нашептывая:
— «Ну, что вернулась?»
На пирсе в ряд стояли несколько катеров и яхт. Урбин ждал меня на деревянном настиле с пышным букетом пионов, и едва я вылезла из машины, он торопливо подошел и монотонно пробурчал:
— С прибытием…
На этом диалог обрывался, потому что Векель ринулся к багажнику, выуживать мой скромный набор вещей, в виде одной дорожной сумки.
Я почувствовала, как в груди болезненно сжалось сердце. Цветы были куплены по моему поручению. Мама обожала пионы. И сейчас был как раз сезон для них.
В горле застрял вопрос, который я всегда задавала с трудом, но вот Урбин поровнялся со мной, ожидая, когда я выйду из ступора.
— Происшествия были? — тихо спросила я, пристально рассматривая раскрывшиеся бутоны.
— Нет, — коротко и уверенно ответил Векель, после чего упругой походкой зашагал к катеру.
Я медленно выдохнула, но на душе ничуть не полегчало. Тоска вгрызалась все сильней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Нужно поспешить, скоро ветер поднимется, — услышала я голос Капитана.
Катер качнулся, когда я шагнула в него. Убедившись, что пассажир на месте, Векель неуловимым движением отдал швартовые, включил мотор и стал у руля, уставившись с прищуром вдаль.
Я глубоко вздохнула, от части ощущая себя, как герой Рассела Кроу в фильме Хороший год, когда он вернулся в дом детства, где жил со своим дядюшкой. Он — взрослый, полный цинизма человек, шагал по винограднику с улыбкой до ушей и по привычке, взяв в руки горстку земли и растер ее ладонями, чтобы вдохнуть аромат, но выбор места был неудачен и вместо пыльного, знакомого запаха, в нос ударил смрад куриного помета, которым были удобрены кусты роз.