Долгое дело - Станислав Родионов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он затушил недокуренную сигарету и придвинул милицейскую пачку бумаг с каким-то сторонним удивлением — остался для работы или для мемуарных размышлений?
— Кто-нибудь есть? — донеслось из приёмной через ту дверную щель, которую оставила секретарша.
— Гражданка, рабочий день кончился, — крикнул Беспалов.
Но гражданка была уже в этой дверной щели, раздвинув её плечами до нужной ширины. Чёрное длинное платье, выразительное лицо, украшения и странная поза, будто она стояла на цыпочках и хотела подпрыгнуть или взлететь. Вероятно, какая-нибудь артистка, вырвалась меж концертами, на такси, без плаща…
— Юрий Артемьевич, я пришла к Рябинину, а его нет.
Беспалов застегнул китель, чувствуя, как у него подсыхают губы, — он узнал Калязину.
— Почему не явились утром?
— Незапланированная встреча с трудящимися.
— Вы же знали, что следователь ждёт…
— Юрий Артемьевич, мне пришлось решить маленькую задачку: ехать к одному человеку, Рябинину, или к коллективу в триста человек. Думаю, что я поступила идеологически правильно.
— А я думаю, что Рябинин тоже поступил правильно и вынес постановление о принудительном приводе.
— Что это означает?
— Два милиционера придут к вам домой или на работу и доставят в прокуратуру.
Она передумала взлетать.
— Разрешите, я присяду…
Прокурор кивнул — он давно намеревался поговорить с ней и как-то помочь Рябинину.
— Гражданка Калязина, неужели вы считаете, что преступник может избежать ответственности, не являясь к следователю?
— Нет, я так не считаю.
— Зачем же вы увиливаете от опознания?
— Вы же спрашиваете не обо мне, а о преступнике.
— А вы разве не преступница?
Она тихо изумилась широко раскрытыми глазами:
— Я могу предъявить паспорт.
— Зачем?
— Чтобы доказать, что я Калязина.
— Я и так верю…
— А я не верю, что вы прокурор.
Беспалов непроизвольно и мельком обежал взглядом свой громадный прокурорский стол и маленький столик с кодексами и справочниками.
— Ах да у вас же звезда на кителе, — спохватилась Калязина.
— Говорите по существу, — сурово осадил прокурор, чтобы сразу избежать её телепатий.
— Я по существу: звезда на кителе, прокурор района — и называет меня преступницей. А разве моя вина доказана?
Беспалов погладил ладонью подбородок, примериваясь к челюсти.
— Я не обязан вам раскрывать следственные секреты.
— Была бы она доказана, вы заграбастали бы меня на казённые харчи, а?
Калязина прищурилась остро и точно, как смотрела вдаль, — проверяла верность своей мысли. На эту проверку Беспалов не отозвался ни словом, ни лицом, потому что удерживал пальцы от пошатывания подбородка. Вреднейшая привычка.
— Юрий Артемьевич, присмотритесь ко мне…
Она сделала паузу, чтобы прокурор присмотрелся, хотя он не сводил с неё глаз. Беспалов только крепче сжал губы, не принимая этой эстрадной манеры. Совершила преступление, так хоть застесняйся… Её бы за одну наглость стоило арестовать.
— Скажите откровенно: похожа я на преступницу?
— Ни один преступник не похож на преступника.
— А вот Агата Кристи в одном из своих детективов сказала: «В реальной жизни в девяти случаях из десяти наиболее подозрительным выглядит сам преступник».
— Я не любитель детективов.
— Разумеется. Вы солидный человек и должны отнестись ко мне иначе, чем Рябинин.
— Как же я должен к вам отнестись?
— Поверить мне.
— Я верю в факты.
— А хотите, сделаю из вас своего сторонника?
— Я хочу, чтобы вы не мешали следователю Рябинину…
— Юрий Артемьевич, а у нас с вами одинаковые носы.
Видимо, удерживая пальцы от подбородка, он прозевал полёт руки к носу. Вреднейшая привычка.
— Всё? — спросил прокурор, медленно распаляясь.
— Я ведь хотела сделать вас своим сторонником. Гляньте на эти часы. Хотите я остановлю их взглядом?
Она кивнула на электрические часы, висевшие на противоположной стене. Беспалов не стал бы на них смотреть, не стал бы играть в её дурацкие игры, но она повернулась к ним, и, потеряв её лицо, он тоже поднял глаза на крупный циферблат. Часы шли. Без четверти семь. Опустив взгляд, он упёрся в причёску, уложенную на затылке замысловатыми ячейками.
— Гражданка Калязина!
Она повернулась, обессловив его матовой бледностью и матово потухшими, ничего не видящими глазами…
Прокурор непроизвольно вскинул голову — без четверти семь. И непроизвольно глянул на свои ручные — без десяти семь. Настенные часы остановились.
Из дневника следователя.
Говорят, что наш мозг весит тысячу четыреста граммов, а наш организм состоит из ста триллионов клеток. Говорят, что подобное природа создала лишь на нашей земле… Создала и вручает любому и каждому, и этот любой и каждый распоряжается жизнью, как ему заблагорассудится. Может быть полезен своим трудом, а может ежедневно накачивать алкоголем все сто триллионов клеток и заваливать их на панель. Может радовать людей тонким искусством, а может всю тысячу четыреста граммов мозга направить на хитроумные преступления, как это делает Калязина…
Я бы на месте природы исправлял свои ошибки: отбирал бы жизнь у дурака и отдавал бы её человеку, достойному двух жизней.
Добровольная исповедь.
Меня подозревают в воровстве, а я хочу дать совет, как покончить с кражами на производстве. Воруют повара, продавцы, грузчики, рабочие мясокомбинатов и ликеро-водочных заводов… Почему? Да потому, что неестественно не пользоваться тем, что производишь. Какая пытка для кассирши выдавать тысячи, а самой получать сто рублей… Кстати, раньше в алмазных мастерских Амстердама вся алмазная пыль переходила в собственность гранильщика. Отсюда резюме: чтобы люди не воровали, надо им разрешить пользоваться в какой-то мере продуктами своего труда.
Следователю Рябинину.
Есть явления, неподвластные науке, и тут парапсихолог Калязина может оказаться в положении непонятого одиночки.
Моя мать была знахаркой. Она умела лечить травами, умела заговаривать зубную боль, останавливать кровь, напускать порчу…
Расскажу про один случай… В деревне жил мужик. Залетит к нему курица — убьёт, забежит коза — отравит. Тогда пришли к матери: «Да сделай ты хоть что-нибудь!» Она что-то пошептала и всплеснула руками. Вечером этот мужик шёл из магазина и не смог перешагнуть канавки глубиной в полметра и и шириной с бревно, через неё даже дощечка не лежала. Упал в канаву и захлебнулся стоячей водой. Землю рыл ногтями, а а выбраться не смог. Моя мать испугалась и сказала: «Какой же он злой».
Согласитесь, что подобные явления находятся за пределами науки.
Уважаемый гражданин Толстогодов!
По-моему, нет явлений, находящихся за пределами науки, — есть явления, которые наука не подтверждает. Для объяснения вашей интересной истории не хватает информации: когда это было, знаете ли вы всё со слов или сами видели, в каком состоянии возвращалась из магазина жертва этого страшного колдовства, и т. д.
Чистенько отпечатанная бумага называлась так: «Постановление о продлении срока следствия по уголовному делу по обвинению Калязиной А.С. по части 2 статьи 147 УК РСФСР». Все документы дела, аккуратно сшитые на станке в два тома, лежали перед Рябининым. Портфель готов, из него даже вытряхнут мусор — скрепки, крошки, клочки и клочочки. Можно ехать в городскую…
Но заместитель прокурора города, решавший этот вопрос, читал где-то лекцию. Зональный прокурор Васин — первая и, может быть, главная инстанция сказал в трубку глухо и вроде бы угрожающе: «Работайте, я позвоню».
Поэтому Рябинин смотрел в окно, на осень, которая, похоже отгуляла своё бабье лето и теперь стыла утрами на загустевшей земле и на жёлтых, ожестяневших листьях. Размякший за лето асфальт заколодел. Стрелы комендантских ирисов тихо готовились принять холода на свои кинжальные острия.
И промелькнуло, исчезая…
…Весну любят все, а осень — лишь страдавшие…
Рябинин не мог работать. Его фантазия, умевшая на месте преступления по опрокинутому стакану, обронённой пуговице и раскрытой книге нарисовать картину происшествия, теперь с таким же успехом рисовала визит в городскую прокуратуру. И работать он не мог. Но мысли, эти свободные птицы, свободно жили над беспокойством.
Одна из них, мысль о борьбе, зароненная Юрием Артемьевичем и вроде бы отвергнутая Рябининым, некстати — а может быть, и кстати — ожила и цепко отринула все другие. Какая связь — борьба и продление срока следствия? Видимо, есть — он верил причудливым комбинациям сознания. Разумеется, есть, потому что он схватится с зональным прокурором, с начальником следственного отдела и с заместителем прокурора города. Но зачем? За что будет схватка? Они же правы: срок следствия определён законом, и в него надо укладываться. И всё-таки он станет бороться. И всё-таки — за что?