Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения - Ларри Вульф

В 1741 году соединенная франко-баварская армия взяла Прагу, и на следующий год Мария-Терезия — которую и Вольтер и Фридрих признавали лишь «королевой Венгрии» — отрядила свои войска, чтобы вернуть столицу Богемии. Для Вольтера королева Венгрии с ее венгерскими войсками ассоциировалась с чем-то варварским, и он сообщал своим читателям, что Мария-Терезия заказала «амазонский костюм для триумфального въезда верхом в Прагу». Мария-Терезия, конечно, вовсе не была амазонкой, а Вольтер явно сочувствовал французскому гарнизону в осажденном городе, который пал к концу 1742 года: «оказаться в таком положении, вдали от родины, среди людей, чью речь они не понимали и которые их ненавидели»[426]. Вольтеру всюду виделись непонятные языки, и потому Прага, к которой он привлек внимание всей Европы, стала еще более чуждой. В 1742 году внимание Вольтера привлекли взятие, а затем сдача Праги французами, так что он обратился к трудам о Яне Гусе и религиозной истории Богемии; однако в последующие годы сражения за этот город еще не раз потрясали Европу[427]. В 1744 году Фридрих сперва занял Прагу, а затем сдал ее; в 1757 году, в самом начале Семилетней войны, он выиграл битву под ее стенами, а потом был вынужден снять осаду крепости. Это чередование завоеваний и отступлений превратило Прагу в объект непрекращающегося военного соперничества, подобно Белграду и Азову в первой половине столетия. Если Азов был расположен на Дону, на расплывчатой восточной границе, а Белград на Дунае был пограничной крепостью отступающего оттоманского Востока, то Прага стала — и навсегда осталась — западной оконечностью Восточной Европы.

Посмертная публикация в 1739 году в Париже мемуаров Ракоши отражала антигабсбургские настроения во Франции в период между окончанием Войны за польское наследство в 1738 году и началом Войны за австрийское наследство в 1740 году[428]. Однако во время Семилетней войны подобные настроения стали неуместными, поскольку Франция и Габсбурги неожиданно оказались союзниками, вместе сражающимися против Пруссии и Англии. Франция теперь полагалась на стойкость венгерских солдат Марии-Терезии, и имя Ракоши вызывало у французов лишь смущение. С другой стороны, имя Петра Великого неожиданно обрело новую популярность, поскольку среди союзников Людовика XV была теперь и русская царица Елизавета Петровна. Неудивительно, что в 1759 году, в разгар Семилетней войны, Вольтер выпустил первый том своей истории Петра.

Петр некогда собирался выдать свою дочь Елизавету за Людовика XV и сделать ее французской королевой. Вместо этого именно французский посол в Санкт-Петербурге стал душой заговора, в 1741 году возведшего Елизавету на русский престол. Во время ее царствования в Россию пришли французская культура, французские моды, французские манеры и французский язык. В Санкт-Петербург прибывали французские актеры и актрисы, французский доктор, посланный Людовиком XV следить за здоровьем Елизаветы, и даже географ, Жозеф-Николя Делиль, завершивший наконец работу над долгожданным атласом России, изданным в 1745-м. Вместе с Францией и Австрией Россия вступила в Семилетнюю войну и в 1757 году вторглась в Восточную Пруссию. Вышедшая в 1759 году «История Петра Великого» содержала описание казаков в русской армии, ставшее неожиданно актуальным, поскольку они теперь были союзниками французов: «Они служат при армиях в качестве иррегулярных войск, и горе тому, кто попадет им в руки»[429]. В 1760 году в руки казаков попал Берлин, и русская армия оказалась на границе Западной Европы. В письме Вольтеру Фридрих довольно критически отозвался об «Истории Петра Великого»:

Умоляю вас, скажите, что заставило вас написать историю сибирских волков и медведей? И что вы можете сообщить о царе, чего нет в «Жизни Карла XII»? Я не стану читать жизнеописание этих варваров; я был бы рад, если бы мог игнорировать сам факт их существования в нашем полушарии[430].

Но русские были не просто в том же полушарии, что и Фридрих; они были в Берлине. Сам Фридрих в «Истории моего времени», написанной в 1746 году, но вышедшей с исправлениями в 1775-м, приписывал победы русских «многочисленности татар, казаков и калмыков в их армиях». «Соседи» Российской империи имели все основания опасаться этих «бродячих орд грабителей и поджигателей», этих волков и медведей[431].

Как показала Семилетняя война, с точки зрения географии Западная Европа и Европа Восточная были соседями. В 1760–1761 годах Оливер Голдсмит опубликовал в лондонском «The Public Ledger» свои «Китайские письма», вышедшие в 1762 году отдельным томом под названием «Гражданин мира». В одном из них Фум Хоам писал Чи Алтанги: «Я не могу не почитать Российскую империю естественным врагом более западных частей Европы». Китайцы Голдсмита полагали, что Россия находится «на той стадии между утонченностью и варварством, которая, кажется, более подходит для военных успехов» и угрожает «затопить весь мир варварским вторжением»[432]. Императрица Елизавета умерла в 1762 году, и ее наследник Петр заключил мир с Пруссией, но к этому времени Лондон уже узнал о географической поляризации между восточными и западными частями Европы.

В 1762 году Джеймс Портер, бывший с 1746 года английским послом в Константинополе, вышел в отставку и вернулся в Англию. В XIX веке его внук счел нужным объяснить, почему в 1762 году Портер не отправился морем: «Испытывая крайнее отвращение к морю, он отказался вернуться на фрегате, который привез его преемника, и предпринял путешествие в Англию по суше — задача, о трудности которой наше поколение, испорченное удобствами хороших шоссе и железных дорог, едва ли может составить истинное представление»[433]. Как и в случае с сухопутным маршрутом в Россию через территорию Польши, занимательность путешествия в Константинополь и обратно по суше была для заезжих иностранцев прямо пропорциональна сопровождавшим его трудностям. В 1762 году задачу Портера еще более осложняли продолжающиеся военные действия, поскольку европейские союзы времен Евгения Савойского и герцога Мальборо распались и Австрия и Англия оказались противниками, так что Портер не мог следовать обычным путем из Константинополя через принадлежащую Габсбургам Венгрию в Вену. В сопровождении своей жены, двух детей (девочки четырех лет и мальчика двух лет) и нескольких спутников он отправился через Болгарию и Молдавию в Польшу. Оттуда они попали в союзную Пруссию — по дороге в Берлин им встречались «деревни, сожженные и разрушенные русскими» — затем в Голландию и, наконец, домой, в Англию[434].

Путешественники старались с юмором воспринимать тяготы дороги. Когда в одной из турецких деревень на их пути открылась чума и пришлось разбить палаточный лагерь в поле, жена Портера развлекалась, наблюдая за одним из своих спутников. «Падре Боскович, — записала она, — представил нам совершеннейшую комедию, благодаря своему возбуждению и тем хлопотам, в которые он пустился, стараясь расположить свою кровать и прочие удобства в наилучшем порядке, какой только возможен в нашем положении». Более того, когда багаж задержали, «его суета и волнение немало нас позабавили»[435]. Речь шла о Руджеро Джузеппе Босковиче, который был не только забавным спутником, но и священником-иезуитом, астрономом и физиком с международной репутацией и, кроме того, видным ученым-географом. Он родился в 1711 году в Дубровнике, чем и объясняется его славянская фамилия; его отец был сербом, а мать итальянкой. Четырнадцати лет от роду его отправили учиться в иезуитскую коллегию в Риме, и в культурном отношении он стал совершенным итальянцем. С 1740 года он преподавал математику в «Collegio Romano», а в 1744 году вступил в орден иезуитов. В 1736-м Боскович опубликовал свою первую научную работу о пятнах на Солнце, затем последовал целый поток трудов о северном сиянии, о гравитации, о телескопах, о форме Земли, об орбитах планет, о делении дробей. В 1742 году Папа Римский потребовал от него заняться такой математической проблемой, как возможное падение купола собора Святого Петра. В 1750 году Боскович отверг предложения португальского короля участвовать в составлении карты Бразилии и вместо этого взялся за другой географический проект ближе к дому, а именно за составление карты папского государства. Наблюдая за его манипуляциями с геодезическими инструментами, крестьяне принимали Босковича за колдуна. На латыни его отчет об этом проекте был опубликован в Риме в 1755 году, но именно заглавие французского перевода, «Voyage astronomique et géografique», вышедшего в 1770 году, подчеркивало связь между задействованными в данном случае научными дисциплинами. В 1760 году Боскович посетил Лондон, встретил там Бенджамина Франклина, был избран в члены Королевского Общества и издал на латыни эпическую поэму о солнечном затмении. Из Лондона он отправился в Константинополь, надеясь наблюдать там прохождение Венеры через солнечный диск в 1761 году. По дороге Боскович остановился в Нанси, где его чествовал покровитель Просвещения Станислав Лещинский[436].