Клуб алкогольных напитков - Айгуль Айратовна Гизатуллина

отправлялось и вино из виноградников Пуату56. В XVI веке в регионе стали производить слишком много вина, его качество ухудшилось настолько, что напиток оказался непригоден к длительной транспортировке. Голландцы придумали перегонять вино в крепкий спирт, а затем разбавлять до нужного градуса. Постепенно французы усовершенствовали голландские перегонные кубы, выяснили, что напиток становится вкуснее от длительного хранения в дубовых бочках. К XVIII веку виноградный дистиллят уже экспортировался в Новый Свет и на Дальний Восток. Этот напиток уже стали называть коньяком.

Итак, наш добрый старик появился на этот свет благодаря сестрам Винам. Что ж, о последствиях этой связи мы еще упомянем в будущем.

Ну а сейчас хотелось бы напомнить о настоящем времени, в частности о том, каким он является по сути алкогольным напитком.

Это был весьма тяжелый человек, дубовый можно было бы даже сказать, с крепким стержнем, но мягким в некоторых вопросах. Например, он любил спокойствие, одиночество, либо тихую компанию. После него оставалось долгое послевкусие с изменением оттенков: кто-то говорил, что он чрезмерно консервативен, кто-то же, что Коньяк слишком добр, кому-то находил в нем изюминку, а были и те, что говорили о нем, что он подобен шоколаду. В любом случае его любили и уважали в обществе, просто каждый по-своему.

Когда у Коньяка было хорошее настроение он смеялся очень громко и раскатисто, а когда ему было грустно — то сидел, опустив нос, полностью погрузившись в свои мысли.

У него была долгая и тяжелая жизнь, как и у Виски — кстати, это и объединяло двух алкогольных напитков. Они повидали разные миры: веселые и мирные, голодные и урожайные, военные и кризисные.

Как и большинство алкогольных напитков, Коньяк находил себе друзей именно в тяжелые времена. Хорошим его другом был Наполеон Бонапарт, например. Но проблема самая большая заключалась в том, что люди смертны, а Коньяк нет. И это было самое тяжелое для него — терять своих близких. За все свое время существования он схоронил их немало, и это постепенно «засухарило» его сердце. Смех Коньяка становился все более наигранным, а он сам более грузным. Лишь Виски его поддержал, ведь он понимал его как никто другой.

И поэтому, когда у закадычного друга возникали проблемы, Коньяк старался максимально ему помочь. И вот этим утром, когда все формальности по сборам на завтрак были соблюдены (джентльмены всегда знают правила этикета: быть при параде), Виски окликнул его:

— Ты случайно не знаешь, не заходил ли к нам в каюту вчера кто-либо?

Коньяк призадумался.

— Нет, не припомню, — хотя он и был славно пьян, но в памяти своей был уверен.

— Тогда откуда это у меня может быть? — и Виски достал из глубин своего чемодана деревянный ящик.

— Что это? — полюбопытствовал мужчина.

— Вот и мне хотелось бы это знать, — ответил техасец.

Коньяк протянул руку, и Виски в меру своей природной сомнительности (хотя она возникла скорее в ходе жизни, в которой его ни раз «оставляли в дураках»), все же подал ему саквояж.

— Интересно, — рассматривая со всех сторон эдакую вещь, проговорил Коньяк. — Я так понимаю, кода ты не знаешь?

— Естественно, нет.

— Но при желании, его можно открыть, — потер подбородок пожилой джентльмен.

— Не спеши. Скорее всего в этом замке есть какой-то подвох, — смекнул Виски.

— Все возможно, — согласился друг.

Они стояли в молчании и теперь оба смотрели на шкатулку. Мысли их были весьма схожи: попробовать открыть или все же бросить сие сомнительное действо, когда Виски все же сказал:

— Я собираюсь оставить ее при себе и посмотреть, к чему это приведет.

— Вот как, — ответил Коньяк, неуверенно посмотрев на своего собеседника. Было видно, что он бы такой выбор не сделал однозначно.

— Да, — кивнул Виски.

— Ты уверен? Все же я бы выбрал иной путь.

— Я не сомневаюсь, дружище, — похлопал его по плечу техасец и забрал обратно ящик. — Но согласись: эта вещь не просто так попала сюда. У него есть хорошая предыстория, я уверен.

— Бесспорно. И я готов биться об заклад, она темная. А я, как ты помнишь, стараюсь в последние годы избегать сомнительных выходок.

Виски просто кивнул, вложив в свою мимику свое понимание и принятие.

— И я, будучи твоим другом, посоветовал бы тебе того же.

Он знал, что Виски его не послушается. Это было в его характере: идти вперед, несмотря ни на что. Дерзость — имеет оттенок и хорошей черты: так человек всегда знает, кто на что способен, в том числе он сам.

Виски усмехнулся и молча помотал слегка головой. Но что хорошо между друзьями — мы принимаем друг друга со всеми нашими тараканами. Так и наши два джентльмена, лишь усмехнулись и пошли на завтрак. Правда в последний момент, Коньяк предпочел сходить к старпому и узнать, как лежит их маршрут и скоро ли они прибудут к назначенной цели.

Торопиться ли Коньяк, спросите вы? Да, дамы и господа, он явно хотел быстрее попасть в Новый Свет. А мы так ведь и не разъяснили причину столь большой спешки. Что ж и этому пришел свой черед.

Вы не поверите, но дело было связано с контрабандой, а точнее даже с самим Суррогатом. Этот скользкий тип не обошел стороной и нашего старину. И каким бы праведником не был Коньяк, и за ним кроились темные делишки. А все темное алкогольное так или иначе проходит через руки красавчика Суррогата. Виски был, естественно, в курсе этих дел, ведь и сам не был белым и пушистым. Но, с другой стороны, проблемы второго вечно его не отпускали, и он уже сам запутался, что страшнее иметь дело с Суррогатом или убивать невинных. Коньяк же предпочел тихую старость, поэтому по максимальному торопился закрыть все свои огрехи. И последним его делом было прикрыть лавочку в Новом Свете.

Постоянно прикрывая тылы друг друга, помогая с дистрибьюторами, лицензиями, акцизами, Коньяк и Виски шли нога в ногу через века. До сего дня, когда его покой опять не всколыхнула очередная проблема.

Старпом проинформировал его об основных моментах прибытия в Кальяри (чему весьма удивился Коньяк), а его собеседник продолжал уверовать его, что все пройдет гладко, ибо они здесь не первый раз, и связи Ром весьма крепки на этом участке суши. Что ж, в этом не сомневался джентльмен.

Его терзала лишь одна мысль: насколько осведомлены об этой остановке люди Суррогата. И сколько у него будет форы времени, чтоб избежать их кары.

— Хватить пить, Ром, — более сурово обратился он к капитану.

— Ты мне не указ,