Хозяин Древа сего - Павел Виноградов

— У меня автомат. Двинетесь — стреляю, вонючие расты!

В темноте они отлично видели миниатюрную девушку, с решительным видом направляющую на них пистолет-пулемет узи, деревянный приклад которого упирался в хрупкое плечо, видимо, вполне привычное к такой функции.

Варнава спокойно повернулся и закрыл дверь на засов, другой рукой безошибочно находя выключатель. Вспыхнул свет, выявивший унылую прихожую, нисколько не скрывающую своего подвального статуса, и девушку, истово нажимающую на курок — действие совершенно бесплодное.

— Не получится, милая, — сочувственно произнес Аслан, наблюдая за усилиями дамы.

На даму, впрочем, была она сейчас совсем не похожа, скорее, на первокурсницу, собравшуюся на загородный пикник и не совсем понимающую, что туда положено надевать. Простые обтягивающие джинсы и распахнутая кожаная куртка для этого дела подходили отлично, а вот коричневая стильная кофточка, небрежно перетянутая лазоревой косынкой, а в особенности умопомрачительные ботфорты на высоченных каблуках — вовсе нет. Лицо под длинными светлыми волосами, удерживаемыми затейливо орнаментированным кольцом из светлой кожи, выражало раздраженную сосредоточенность:

— Блядь! — мрачно выдала девица, поняв, что стрелять автомат не собирается.

Со своими яростными глазами и широкими скулами была похожа на рассерженную рысь. Бросив бесполезное оружие, посмотрела на пришельцев с боязливым вызовом. Пальцы правой ее руки сложились в щепоть:

— Во имя Отца, и Сына и Святого Духа!

Она истово положила на себя крест, и выжидательно воззрилась на Продленных, но увидев, что ничего не происходит, с претензией спросила:

— Ну, и какого… вы не пропали? Навии должны пропадать от креста.

— Это потому что мы не навии, — мягко ответил Варнава. — И прекрати, пожалуйста, сквернословить, Ангелина.

— Откуда ты меня знаешь? — спросила все еще враждебно, но заметно вздрогнула.

— Сослужил как-то на праздник батюшке в твоем храме, принимал у тебя исповедь…

Она пристально поглядела не него. Глаза были голубыми, очень светлыми. Губы широкого рта сжались, выражая сомнение.

— Кажется, я помню… — произнесла неуверенно, потом добавила:

— Отца Исидора убили пиндосы, знаешь? Утопили в иордани на Крещение…

— Нет, — ответил Варнава, — меня долго не было в этой стране.

— Беженец, — презрительно скривилась девица. — Вот и сидел бы в своей Сибири гребаной…Или где ты там был, в Залесье? На…приперся?

— Это, наверное, мое дело. И перестань, наконец, материться, — строго сказал Варнава. — Нас ищут, если найдут, плохо будет и тебе. Так что помолчи, пожалуйста.

— Так это вы замутили на площади? Нечисть так и полезла! Она по мелочи не вылезет, видно, крутые вы…

Похоже, отношение девушки к пришельцам кардинально изменилось. Теперь неправильные, но привлекательные черты лица излучали энтузиазм. Однако Аслан резко прервал ее:

— Молчи!

— Они здесь, — повернулся он к Варнаве.

— Знаю, — отвечал тот напряженно. — Я поставил защиту, пока они не нас не чуют, но долго держать не смогу.

Аслан припал к глазку на обитой железом двери.

— Тсс, — прошипел он.

Ангелина приникла к щели между косяком и дверью.

— Господи! — ахнула, но Варнава зажал ей рот.

Перед дверью стоял эйнхерий.

Когда-то, видимо, это был королевский мушкетер, о чем свидетельствовал выцветший голубой плащ a la casaque со стершимися изображениями, в которых смутно угадывались белые кресты. Еще на нем был черный кожаный колет с тусклым позументом и черные же бархатные панталоны. Длинные усы обвисли, как и перья плюмажа огромной шляпы, эспаньолка была пегой от седины и грязи. Правая рука умело сжимала широкий кавалерийский палаш, из левой торчала опасная длинная дага. Открытые глаз смотрели в никуда, были совершенно белыми, как сваренные. Когда-то смуглая кожа стала вялой и синюшной. В остальном он бы смахивал на живого, не будь механической точности движений и истекающего от него ощущения зловещей, абсолютно не людской силы. Стоял неподвижно, лишь судорожно трепетали крылья огромного горбатого носа на ничего не выражающем узком лице — мертвец явно принюхивался. Но, очевидно, ничего не вынюхал, развернулся всем корпусом и размеренным шагом скрылся за углом, покидая дворик.

— Пронесло, кажется, — облегченно вздохнул Аслан.

— Я не могу больше держать защиту, — прошипел Варнава. — Сейчас брошу, и они быстро прискачут — ни хрена не видят и не слышат, но нюх отменный, это я в Шамбале понял.

— Сбрасывай, все равно Ветвь рассыплется скоро, если они тут задержатся. Прорываться будем.

Варнава резко расслабился и замер. Однако ровным счетом ничего не произошло. Они постояли несколько мигнут, чутко прислушиваясь. За дверью все было спокойно.

— Кажется, ушли. Совсем, — проговорил Варнава.

— Похоже, Дый не хочет валить Ветвь. И правильно — ты ему нужен живой… — отозвался Аслан.

— Что за тарабарщину вы несете?! — злобно и растерянно прошипела девушка еще сдавленным от недавнего ужаса голосом.

— Пойдем-ка в комнату, — вместо ответа велел Варнава.

На удивление, комната была довольно уютной. Стены, как в сауне, обитые деревянными рейками, навевали покой. Кроме большого шкафа, старого офисного стола, пары офисных же колонок с ящиками, нескольких продавленных стульев и календаря с изображением святого на стене, ничего больше не было. Аслан и Ангелина перекрестились на календарь, у Варнавы дернулась рука, чтобы последовать их примеру, но бессильно опустилась.

— Какой ты священник, если не крестишься? — строго спросила Ангелина.

— Я больше не священник, — буркнул Варнава, тяжело опускаясь на стул.

— Священник, священник, это у него пройдет, — прошептал на ухо Ангелине Аслан,

обнимая ее весьма привлекательной формы плечи.

Вообще девушка обладала отменной фигурой, которую Аслан, похоже, успел оценить. Было ей лет двадцать, и производила она двойственное впечатление искушенной в лихой жизни дамы-вамп, и одновременно играющей в космических рейнджеров мальчиковатой школьницы, угловатой и наивной, а сейчас еще порядком испуганной.

— Здесь жил один человек, — буркнула она, освобождаясь от аслановой руки. — Он не захотел служить пиндосам, и они отдали его этим…рабам Коркодела, на жертву. Он умер, но теперь хранит это место, пиндосы соваться сюда боятся. Мы здесь иногда скрываемся, если дела в центре.

— Мы?.. — переспросил Аслан.

— Русская городская герилья, — гордо вскинув голову, ответила девица. — Убиваем пиндосов и безбожников, которые им служат. И рабов Коркодела, конечно.