Балтийское небо - Николай Чуковский

- Главнее.

- Он ведь может пустить меня на аэродром? Он ведь может разрешить? Ну, ясно, может. Он согласится, если я ему скажу, что вы согласны. А вы согласны, правда? Можно ему передать, что вы согласны? Ну, я вижу, что можно!..

Они тем временем свернули в ворота высокого дома и вошли во двор, до того заваленный снегом, что идти пришлось между сугробами выше человеческого роста.

- Вот сюда, вот по этой лестнице, - сказал мальчик,

открывая перед Луниным дверь. - Вам во второй этаж. Осторожно, здесь еще ступенька... Эй, Шарапов, смотрите, кого я вам привел!.. А где Шарапов?

Слава вошел храбро и бесцеремонно, как к себе домой. Видимо, ему хотелось показать Лунину, что он здесь свой человек, - да несомненно он и был здесь своим человеком. Несколько техников с белыми эмблемами на флотских черных шапках и несколько краснофлотцев, заполнявших комнату, смотрели на него без всякого удивления, как на хорошего знакомого.

- Шарапов вышел. Сейчас придет.

Лунин огляделся. Раскаленная железная печурка, черная труба которой проходит над письменным столом и выходит в форточку. Шкафы, шкафы, пишущая машинка, кипы аккуратно разложенных бумаг. Очень жарко и очень чисто, даже паркет натерт. Внезапно Лунин заметил в углу человека в командирской флотской шинели, который смотрел на него и улыбался. Нашивки старшего политрука на рукавах. "До чего знакомое лицо!" - подумал Лунин. И воскликнул:

- Как, это вы?

Перед ним стоял тот самый человек, вместе с которым он в августе пробирался в Ленинград сначала на паровозе, потом на попутной машине. Лунин множество раз с тех пор вспоминал и то путешествие и своего спутника.

- Ну вот и встретились, - сказал старший политрук, пожимая Лунину руку.

Они оба обрадовались встрече и смотрели друг на друга с приязнью и любопытством. "Он, кажется, единственный во всем городе нисколько с тех пор не похудел, - подумал Лунин. - Он и тогда был такой, заморыш, что шинель болталась на нем, как на палке. И лицо было такое же желтое. Пожалуй, он даже поправился немного..."

- Помните бочку?

- Еще бы! - воскликнул Лунин. - Ее до смерти не забудешь. Она чуть кости нам не разломала. А как давно это было! Словно в детстве, хотя еще и полгода не прошло!

- Мы, наверно, последними проехали в Ленинград по сухому, хотя и не знали об этом.

- Да, не слыхал, чтобы кто-нибудь проехал после нас, - сказал Лунин. Неужели вы у нас в дивизии?

- Представьте.

- Вы, кажется, журналист... Уж не в нашей ли дивизионной газете вы работаете?

- Да, в "Крыльях Балтики". Я редактор.

- Вот оно что! - воскликнул Лунин. - "Редактор А. Ховрин". Так в конце каждого номера напечатано. Это, значит, вы? Я должен был раньше догадаться.

- Ну, а про вас я, конечно, всё знаю. Вас в дивизии всякий знает, сказал Ховрин.

Действительно, Лунин не без смущения заметил, что его со всех сторон разглядывают с каким-то особенным вниманием. Техники и краснофлотцы не спускали с него глаз и слушали его разговор с Ховриным, стараясь не пропустить ни слова.

- Я вижу, вы последнего нашего номера еще не читали... - сказал Ховрин. - Цветков, дайте номер.

Краснофлотец развернул перед Луниным лист, и он прежде всего увидел свой портрет - в шлеме, в комбинезоне, с широким лицом, которое показалось ему непристойно самодовольным и глупым. Рядом с портретом была напечатана статья во всю страницу под заглавием "Командир Энского подразделения". Наверно, что-нибудь напыщенное и очень мало похожее на правду... Что он такого сделал?.. Только неловко перед товарищами в полку... Лунин отстранил от себя газетный лист и сухо спросил:

- А где же этот Шарапов?

Лунину показалось, что Ховрин несколько обижен его пренебрежением к статье.

- Шарапов сейчас явится. Да зачем он вам нужен?

Лунин объяснил, что надеется с помощью Шарапова сесть на машину.

- Это он может, - подтвердил Ховрин. - Не сегодня уедете, так завтра. Я и сам жду здесь машины, чтобы ехать на Поклонную гору. Жаль, нам не по пути.

Лунин задумался. Ему вдруг пришло в голову, что хорошо бы посоветоваться с этим Ховриным. Редактор многое должен знать. Человек он, кажется, доброжелательный, а Лунин так нуждался в совете. Он стоял и нерешительно смотрел Ховрину в лицо.

- Знаете, я хотел бы поговорить с вами, - сказал он наконец. - Кое о чем спросить вас... Если можно...

- Пойдемте, пойдемте сюда, - сказал Ховрин с готовностью. - Мне ведь тоже хотелось бы с вами потолковать.

Он провел Лунина в соседнюю пустую комнату, прикрыл за собою дверь, усадил Лунина на койку, сам сел рядом и с любопытством уставился ему в лицо, ожидая.

- Вам, вероятно, известно,-начал Лунин после некоторого колебания, можно ли гражданскому населению уезжать из города по Ледовой дороге?

Глаза Ховрина удивленно блеснули.

- Не знаю, - сказал Ховрин, - но думаю, что пока нельзя.

- Пока нельзя? Почему?

- Если бы было можно, об этом знал бы весь город.

- Нет, почему - пока?

- Потому что потом будет можно.

- Когда потом? Когда все умрут? - спросил Лунин, чувствуя, что начинает горячиться.

Ховрин холодно посмотрел на него и промолчал.

- Нет, я просто хочу понять смысл, - сказал Лунин, жалея о своей горячности и сдерживая себя. - Во всем должен быть смысл. Вы понимаете, почему пока нельзя?

- Кажется, догадываюсь, - сказал Ховрин, подумав. - Потому что пока еще дорога к этому не подготовлена. Дорогу только что проложили, ею прежде всего воспользовались, чтобы подбросить в город хоть немного продовольствия, чтобы подвезти вооружение, чтобы сменить некоторые воинские части. А что было бы, если бы теперь, в январские морозы, на дорогу хлынули толпы женщин и детей, еле живых от голода? Они просто все умерли бы, до одного человека, только и всего. Разве не так?

- Так, - согласился Лунин, отчетливо вообразив себе всё, о чем говорил ему Ховрин. - Но почему же потом будет можно?

- Не думайте, что я знаю что-нибудь, это просто предположение, не больше, - сказал Ховрин. - Люди, не нужные для обороны города, должны быть отсюда вывезены. Они здесь только бесполезно гибнут, съедая то немногое, что удается завезти в город. Вывозить из города людей так же важно, как завозить в город продовольствие. Это, в сущности, одно и то же, и дорога через озеро предназначена, конечно, и для того и для другого.

Но, чтобы вывозить больных и слабых людей, нужно создать в пути питательные пункты на сотни тысяч человек, нужны помещения, в которых могли бы обогреться все эти толпы, нужны машины с крытыми кузовами, нужны хорошие подъездные пути между озером и железной дорогой. Да и мало ли что еще нужно, чтобы вывезти людей живыми, а не завалить дорогу трупами. Нужен, например, план эвакуации, нужна строжайшая очередность, потому что необходимо вывезти сотни и сотни тысяч, а пропускная способность дороги мала...