До особого распоряжения - Борис Пармузин

всадников.

Аскарали ждал Шамсутдина. Но по расстроенному лицу он сразу догадался: что-то случилось.

- Садись, друг.

Аскарали привык к коротким разговорам. За свою жизнь на чужбине он много раз встречал вот таких

запыленных, усталых людей, которые прятали глаза, топтались у порога.

- Садись, садись. Тебе надо выпить чаю. Я все сделаю. - Он не обратил внимания на протестующие

жесты Шамсутдина. - Берды сбежал? - удивительно спокойно спросил Аскарали.

- Нет. . Его убили.

- Люди Ишана?

- Да... Убили на дороге. Встретили и убили. Голову увезли Ишану.

Аскарали понимающе кивнул.

- Деньги были с ним?

Шамсутдин кивнул.

- А Халназар?

- Его тоже убили. Вчера. И голову тоже увезли к Ишану.

- Значит. . - Аскарали хотел подыскать слово, чтобы не обидеть Шамсутдина.

- Все! - махнул рукой Шамсутдин. - Все!

113

- Так не бывает. . - по-прежнему спокойно заметил Аскарали. - Ешь. Отдыхай. И мы сейчас что-нибудь

придумаем.

Аскарали за ужином говорил о каких-то пустяках. Об этом грязном, небольшом городке, о скудном

базаре, о близкой, холодной зиме, которую трудно вынести в таких местах, где по соседству лежит

пустыня, с виду тихая, но коварная.

Шамсутдин только поддакивал, он обжигался горячим чаем, неторопливо ел сухой хлеб и мясо.

Постепенно он успокоился, даже попытался улыбнуться, когда Аскарали стал копировать местного

полицейского чиновника.

- А сейчас спать. Рано утром снова поедешь.

Шамсутдин вопросительно посмотрел на Аскарали. Человек шутит, держит себя спокойно, а глаза

тревожные.

- Поедешь в поселок к одному из сотников. Надо узнать, когда и куда его вызывает Ишан Халифа.

- Хорошо, господин.

Шамсутдин прикрыл глаза. Потом снова приподнялся.

Аскарали убирал посуду. Медленно, спокойно двигался по комнате. Шамсутдин подождал, пока

Аскарали сложит пиалы в нишу.

- Господин, почему вы не можете спасти Махмуд-бека?

- Могу, Шамсутдин. Могу...

- Но до сих пор...

- Так надо, Шамсутдин... Видишь, как получилось. В тюрьме Махмуд-бек познакомился с вождями

племен, с главарями банд. Он может спасти тысячи жизней наших эмигрантов. Понятно? У него сейчас,

как тебе сказать, совсем необычная работа.

- Понятно, господин...

Шамсутдин долго не мог заснуть. Закроет глаза - и сразу же перед ним поднимаются беспомощные

ладони и тихо, приглушенно звякают цепи с приплюснутыми наручниками.

В тюрьме произошло неожиданное событие...

Вождя племени вывели из камеры. Он вышел, не замечая тяжести цепей, не слыша их

приглушенного, равномерного звона. Оглянувшись на пороге, вождь кивнул заключенным.

Дверь глухо закрылась, звякнули запоры. И долго никто не мог нарушить тягостной, тревожной

тишины.

Странно, что все с нетерпением ждут вызова, и в то же время с нескрываемым испугом поглядывают

на стражника. А тот, наслаждаясь общим вниманием, осматривает камеру и тянет, тянет время. Потом,

подкрутив усы и словно наконец вспомнив, называет имя или кличку заключенного.

За таким вызовом может быть свобода или свидание с родным, близким человеком.

А может быть, и смерть.

Мало кто верил, что вождя большого племени могли вот так просто увести и казнить. Но никто и не

знал о событиях, происходящих за тяжелой дверью, за крепкими стенами.

Люди, не двигаясь, лежали у стен, и почти каждый косился на дверь... Скорее бы она открылась и в

камеру вновь вернулся высокий, жилистый старик.

Так спокойнее...

У вождя племени было свидание... Неожиданное, во внеурочное время. За это свидание, наверное,

очень дорого заплатили.

Старика свидание не удивило. Не удивил совершенно незнакомый человек, прорвавшийся через все

преграды и законы. Таких людей вождь остерегался. И вое вежливые, почтительные слова, которыми

была наполнена вступительная речь, не произвели на старика никакого впечатления.

- Что ты хочешь, юноша? - холодно спросил он.

Незнакомцу было лет тридцать пять. Держался он уверенно, как человек, имеющий деньги и

поддержку сильных людей.

- Это вам, уважаемый отец... - Незнакомец показал на узлы и свертки. - Их отнесут в камеру.

Незнакомец понимал, что вождь племени не бросится к подаркам. Но и не ожидал такого

пренебрежительного отношения. Старик даже не взглянул на подарки. Он продолжал невозмутимо

смотреть на странного посетителя.

- Что ты хочешь? - повторил свой вопрос вождь.

- Вам передают привет хорошие, сильные люди.

- Кто они?

- Ваши друзья.

- Я всех своих друзей знаю... - сказал вождь.

Невозмутимость, откровенное нежелание вести разговор, принимать подарки все-таки подействовали

на незнакомца. Он вскочил, засуетился, стал раскрывать один из свертков. Пальцы дрожали. Бечевка,

стягивающая сверток, была крепкой. Незнакомец схватился за другой сверток. А сам смотрел в сторону

вождя племени... Губы растерянно, почти про себя шептали: сейчас, сейчас.

Вождь поднялся:

- Зачем я тебе нужен?

114

- Не мне, не мне... - торопливо сообщил незнакомец. Он бросил возиться с проклятым свертком и,

прижав руку к груди, шагнул к вождю: - Только выслушайте. Только выслушайте. Меня послали немцы.

Они просят у вас помощи.

- Зачем мне нужны немцы?

- Нужны! Нужны! Дайте им воинов. Они дадут свободу, освободят вашего сына. И дадут много денег.

Много!

Вождь не дослушал незнакомца. Осторожно, словно он прикасался к чему-то грязному, сдвинув со

своего пути посетителя, шагнул к двери.

За порогом топтался стражник. Усы у него обвисли, глаза были испуганными. Ой, вероятно, слышал

обрывки разговора. Не очень добрый разговор. Пропади эти деньги! Если узнает начальство о такой

встрече, ему несдобровать.

Стражник обрадовался появлению вождя!

- Пошли! Пошли! - Он первый затопал к зданию, тяжелому, мрачному. - А ты подожди, - бросил

стражник незнакомцу. - Зайди в дом и подожди...

Вождь вернулся в камеру. Заключенные приподнимались, рассматривали вождя. Послышался

кашель, звон цепей, причитания. Вождь невозмутимо сел, прислонившись к стене. Но все-таки было

.заметно, что он взволнован: слегка дергалась щека.

Сейчас ни на один вопрос старик не ответит. Махмуд-бек с трудом улыбнулся.

- Все хорошо! А мы, - он кивнул на камеру, - обо всем подумали.

- Хорошо... - вздохнул вождь.

Потянулись минуты, страшные, томительные. Время осенних и зимних вечеров в тюрьме - как одно из

наказаний. Знает ли об этом начальство?

В такие минуты, закрыв глаза, Махмуд-бек вспоминал о прошлом. Вспоминал студенческий

Самарканд... Комсомольские собрания, литературные вечера. Он пытался снова складывать стихи о

пустыне, которую перешел много лет назад. О чужом мире, в котором очутился. Но к рассвету Махмуд-

бек мог повторить только отдельные строки. Ему хотелось создать стихи о борьбе, настоящие, горячие.

Такие же, как его борьба. Но кто-нибудь... чей-нибудь крик, бессвязное бормотание спящих людей

возвращали в мир темной камеры.

Снова лязгнули засовы. И снова появился усатый стражник. Он цепко, со знанием дела, обшарил

взглядом камеру. Наконец нашел нужного человека. Это был молчаливый рослый главарь банды Ораз.

Он вышел, слегка наклонив голову. Или боялся стукнуться головой о низкий косяк, или не хотел перед

коренастым стражником выделяться своим превосходством.

На этот раз заключенные более спокойно отнеслись к вызову. Ораза побаивались. Даже много

повидавшие люди, сталкивающиеся с жестокостью не раз, не любили слушать его рассказы о лихих,

кровавых делах.

Минут через тридцать главарь возвратился с узлами и свертками. И нести эти подарки ему помогал

стражник. Бандит угощал не всех заключенных. На вождя племени и Махмуд-бека даже не взглянул.

Довольные заключенные долго чавкали, с удовольствием грызли кости и даже смеялись.

- Это мне приносили... - усмехнулся вождь.

- От кого? - спросил Махмуд-бек.

- От немцев... - ответил вождь.

И они замолчали. Стало ясно, что немцы купили банду. Наверное, очень хорошо заплатили и главарю,

и стражнику, который явно нарушил строгие законы тюрьмы.

Это предположение подтвердилось. Утром неведомыми путями в камеру заползла новость: усатый

стражник сбежал. Бросил свою потемневшую от старости винтовку и сбежал.