Записки диссидента - Андрей Амальрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым свидетелем был Смирнов, по доносу которого якобы началось дело. У него был вид интеллигентного рабочего, печальный и спокойный, он хромал на одну ногу. Он сказал, что раньше работал вместе с Убожко, сблизило их то, что у обоих были машины, Убожко научил его играть в шахматы, человек он добрый, но горячий — в ответ на вопрос адвоката; в январе Убожко дал ему бумаги, которые он просмотрел и отнес в «органы», — в ответ на вопрос прокурора. Здесь Убожко, как человек добрый, но горячий, закричал: «Женя, не расстраивайся, я знаю, что у тебя КГБ делал обыск и заставил задним числом написать заявление!»
СУДЬЯ (перебивает). Нет больше вопросов?
Я. У меня есть.
СУДЬЯ. Пожалуйста.
Я (подражая прокурору). Так вы все же взятые у Убожко бумаги прочитали или только перелистали?
СУДЬЯ. Встаньте! Вопросы нужно задавать стоя.
Я (вставая). Но прокурор, я вижу, задает вопросы сидя.
СУДЬЯ. Ему так положено.
Я (Смирнову). Так можете вы сказать точно, вы читали мое письмо?
СМИРНОВ. Нет, не читал, только перелистывал.
Я. Не читали, но сказали, что оно «показалось враждебным». Почему?
СМИРНОВ. Там говорится о лагерях.
Я. Разве у нас нет лагерей? Разве не лагерь ожидает Убожко и меня? Вы сказали, что сдали в органы; в органы прокуратуры? (Тут я расставлял маленькую ловушку Смирнову: хотя следствие вела прокуратура, его заявление было адресовано в КГБ.)
СУДЬЯ. Задавайте вопросы, которые касаются только вас лично.
Я. Но вы же сами признали наше дело общим, значит, все, что касается Убожко, касается и меня.
СМИРНОВ (не попадаясь в ловушку). В органы КГБ.
Я. Убожко назвал вас старым другом, вы назвали его другом, почему же вы не поговорили со своим другом, не постарались переубедить его, а пошли сразу в КГБ?
СУДЬЯ (отвечая за Смирнова). Это его право, такого мнения он придерживается.
УБОЖКО (отвечая за Смирнова). У него был обыск, и КГБ его заставил.
СМИРНОВ (отвечая за себя). Убожко упрямый человек, он не стал бы меня слушать.
Я сказал Смирнову, что так поступать нельзя, а здесь хотел написать, что вот до чего извратились у нас все моральные понятия, если человек — пусть по принуждению — доносит на другого, свидетельствует против него и оба продолжают считать себя друзьями. Но история Смирнова — это оборотная сторона истории Булыги. Оба из провинциальных городов, лишенных общественной жизни, оба с большим любопытством к борьбе, которая происходит где-то вне их мира, но прямо касается их, оба хотят узнать или сделать что-то, но не успевают они прикоснуться к «запретному плоду», как тяжелая рука ложится на них, и им начинает казаться, что есть только два выхода: гибель — для Булыги или предательство — для Смирнова.
Ходаков и Устинов, которым Убожко читал Солженицына, держались по-разному.
Психиатр Ходаков, рыхловатый блондин-еврей, старался свои показания на предварительном следствии смягчить, говорил, что к чтению не прислушивался, и не Убожко им дал Солженицына, а они сами с Устиновым попросили у него, было видно, что он чувствует себя неловко. Журналист Устинов и его крысиномордая жена держались уверенно: да, Убожко высказывал враждебные взгляды, выдавал себя за сотрудника ЦК ВЛКСМ, за члена «организации Якира», советовал «проветрить мозги» и так далее. Устинов «первый обратил внимание, что книги враждебные», а смотрел «только из профессионального интереса».
— А жене зачем давали? — спросил судья.
Допрошен был начальник Убожко, показавший, что Убожко вместо работы играл в шахматы и читал лекции о международном положении, а подчиненным поручил ремонтировать свой автомобиль. Учительница Кучина, толстенькая девушка лет тридцати в очках, показала, что с Убожко ее познакомила подруга и она «была удивлена странным освещением им некоторых проблем», он, в частности, «допустил три антисоветских высказывания»: во-первых, сказал, что в правительстве должна быть интеллигенция, во-вторых, похвалил Хрущева, в-третьих, говорил, что хочет стать членом Политбюро. Под смех в зале Убожко пояснил, что он имел в виду сменяемость людей у власти, чтобы руководители не обюрокрачивались.
Я. Скажите, Кучина, что антисоветского вы усматриваете в словах, что в правительстве должна быть интеллигенция? Разве теперешние наши руководители, по-вашему, не интеллигентные люди?
КУЧИНА. Нет, Убожко неодобрительно о них отзывался, говорил, что должна быть интеллигенция в правительстве.
Я. А что антисоветского в том, что Убожко хвалил Хрущева? Он что, антисоветской деятельностью занимался на посту первого секретаря ЦК КПСС?
Кучина промолчала, и я спросил, что — хотя это и вызвало смех — разве это не естественное желание для настоящего советского человека стать членом Политбюро, ведь теперешние его члены тоже когда-то хотели ими стать? Так сказать, плох тот солдат, который не хочет стать генералом, или, наоборот, хорош тот, кто несет в солдатском ранце маршальский жезл. Судья не дал Кучиной ответить и объявил перерыв на 30 минут. Сам Убожко довольно игриво отнесся к ней, сказал: «Привет, Света!» — и, когда она выходила из зала после своих замечательных показаний, хлопнул ее рукой по заду прямо со скамьи подсудимых.
По моему делу были допрошены всего двое свидетелей: служащий таможни Станишевский и Гюзель.
СУДЬЯ. Что вам известно по данному делу?
СТАНИШЕВСКИЙ (долго думает). По данному делу мне ничего не известно.
СУДЬЯ. А вы не помните обстоятельств, при которых была изъята пленка у американского журналиста Коула?
СТАНИШЕВСКИЙ. Я выполняю на таможне в Шереметьево функции политического контроля. Я остановил Вильяма Коула, корреспондента Си-Би-Эс, аккредитованного при АПН, который при выезде из СССР хотел пронести несколько бобин с кинопленкой. Я спросил, что у него такое. Тот отвечает: музыка. Поскольку вывозить кинопленку 16 мм и шире можно только с разрешения Министерства культуры, я задержал его и подверг пленку досмотру. Оказалось, что это не музыка, а запись интервью.
СУДЬЯ. Что именно за интервью?
СТАНИШЕВСКИЙ (долго думает). Телефильм я не видел. Пленку слышал частично, но не помню, боюсь ввести суд в заблуждение, было давно. Помню хорошо, что когда мы пленку изъяли, быстро отреагировали соответствующие товарищи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});