Преобразователь - Ольга Голосова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, забыла рассказать. В туалете тоже была камера, и потом он показал мне, как я макаю свою подружку в унитаз.
Я обернулся.
Аида держала в руках одну из папок и смотрела на нее.
Я взял у нее эту папку и принялся рвать исписанные страницы с фотографиями и подписями. Я старался не смотреть на исполосованное тело, результаты УЗИ, графики и выбритый детский череп с нанесенными на него фломастером точками.
— Там могут быть схемы.
— Насрать.
Я рвал страницы, несмотря на порезы и боль в пальцах. Я рвал их до тех пор, пока в руках у меня не осталась пустая папка, а пол не оказался усеянным обрывками бумаги.
Аида взяла у меня пустые корочки и положила в шкаф.
— Ты теперь Верховный Магистр Гильдии Крысоловов. Но ты ничего не изменишь. Ищи символ власти — при мне твой отец надевал его только на церемонии.
— Почему отец спал с крысами?
— Он знал, что, только соединив несоединимое, можно найти кнопку. Соединив верх и низ, можно получить ключ. «Что вверху, то и внизу». А может, ему просто нравилось спать с нами.
— Он что, философский камень искал?
— Он искал преобразователь — лестницу, по которой можно подняться до человека и опуститься до зверя. Он искал проводник, который соединит два мира и позволит им слиться. Он не искал власти крысоловов над крысами. Он искал способ уничтожить и тех и других через превращение их в новую тварь. Он искал путь.
— Дао?
— Или инопланетян, — Аида посмотрела на меня, и в ее глазах я увидел сожаление. «Мне очень жаль, — говорили ее глаза, — мне очень жаль, что ты сын своего отца и своей матери. Мне очень жаль». И тогда ненависть к тем, кто зачал меня, впервые прорвалась во мне, как нарыв.
Я отвернулся, не желая, чтобы она видела мое лицо. Я снял с полки очередную книжку и раскрыл ее. Между страницами лежала фотография женщины, и я узнал свою мать. Женщина смотрела на меня. Ее волосы были расчесаны на пробор, а в пряди вплетены какие-то дерьмовые фенечки. Она была молода и горда собой. У нее не было морщин и горьких складок, а широко распахнутые глаза излучали саму жизнь. Я перевернул фотографию. «19**, 7 мая» — было написано на обороте.
Я закрыл книгу. Потом снова открыл и посмотрел на титульный лист. На нем стоял штемпель «для внутреннего пользования». Через всю страницу шла надпись, сделанная от руки шариковой ручкой. Почерк был неразборчив, но я прочел.
«Лазурное море, синее небо, и думы каждую ночь…» — вот что там было написано. То ли чьи-то стихи, то ли мысли. И несколько иероглифов.
Книга была не настоящей — это была переплетенная распечатка. «Кловин» — напечатано под штемпелем. И я вспомнил, от кого я слышал это слово. От Маши.
Что-то кольнуло меня при воспоминании о ней, но я отмахнулся от него. Я сунул книжку за ремень штанов и продолжил обыск. Но там больше ничего интересного не было.
— Пора уходить. Нас могут искать.
— Но мы еще ничего не нашли.
— Значит, и не найдем. Он все уничтожил или перепрятал.
— Не верю, чтобы он как-то не подстраховался.
— Он оставил тебе меня. Разве этого мало? Ты — живой результат. Я — ходячая схема. Он снова сверху, ты понял? Если мы встретились — мы выиграли. Нет — что ж, мертвому ему наплевать. Шутка мертвого Магистра.
— Это бред. Должны быть записи. Должен быть препарат.
— Ищи символ, кретин. Это — реальная власть в твоих руках.
Но я ее не слушал.
— Давай откроем дверь.
Аида набрала код, и дверь послушно открылась.
Я вышел в коридор, тускло освещенный аварийными лампами.
— Где выход?
В противоположном конце коридора есть дверь. Кажется, она ведет в подземный ход. Куда ведет ход, я не знаю.
— Как открыть дверь?
— Хрен его знает. При мне он ее не открывал.
Мы дружно ринулись к ней.
Дверь была не заперта. То есть она, конечно, была закрыта на туалетный шпингалет, отодвинутый мной без особых усилий. Стоило мне распахнуть ее, как на меня тут же упали швабра, цинковое ведро, пустая пластиковая канистра и пачка с порошком. Пока я отбивался от них, чихая от пыли, следом рухнула картонная коробка, из которой посыпались пустые банки, вылетела моль, и сверху шлепнулся синий мусорный пакет с каким-то тряпьем.
— Что это?
— Судя по всему, кладовка.
— А зачем она?
— Хлам складывать.
— Нет, профессору она зачем?
— Да все затем же, — обозлилась Аида и пнула ногой пакет.
— А говорила, здесь выход….
— Это была всего лишь гипотеза.
Стараясь не повредить голову, я сунулся внутрь. Помещение так метра три на четыре, не больше, было завалено до потолка. К стенам крепились металлические полки, на которых лежали самые невообразимые вещи. Мне даже показалось, что я заметил ласты.
— Зачем он все это здесь хранил??!
— Да я-то почем знаю! Аида тщетно пыталась убрать с лица липкую паутину.
— Ты предлагаешь искать все эти магистерские регалии здесь?
— А у тебя есть предложение получше?
— М-м-да. То есть, нет, конечно. Нет у меня никаких предложений.
— Тогда ищи.
— А как?
— Молча, блин. Берешь вот так коробочку, и смотришь, нет ли там чего подходящего, — при этих словах Аида сдернула первую попавшуюся коробку с полки. Коробка с многообещающей надписью «Водка Столичная» осталась у нее в руках, а сквозь дно на пол низверглась груда елочных игрушек, часть из которых тут же разбилась.
— Мне кажется, где-то здесь должны быть лыжи, — пробормотал я, созерцая острые как бритва осколки.
Но Аида, со зверским лицом, хрустя битым стеклом и мишурой, уже тянулась к полке над самой моей головой. Она поднялась на цыпочки и потянулась, перед моим носом сверкнуло декольте, обнажающее маленькую грудь. В ту же секунду мне на голову рухнуло нечто, следом на меня упала Аида, и я повалился на спину, увлекая за собой пластиковые ящики из-под пива и старый брезентовый плащ. Между лопатками мне вонзился острый осколок, в правую ягодицу уперся ребристый кусок, Аида же ткнулась мне лицом в грудь, победно громыхая непонятным предметом.
Когда я вернулся в вертикальное положение, то обнаружил, что штаны у меня порваны, между лопатками течет что-то горячее, а перед самой физиономией маячит огромная отвратительная глиняная копилка в виде дембеля в камуфляже, победно возлежащего на зеленом танке.
— Что это?
— А вот что!
Аида со всей силы грохнула копилкой об пол, во все стороны брызнули черепки, а в груде мусора, осколков и серебряных коллекционных рублей тускло сверкнуло золото.
Аида жадно схватила его, и в руке у нее оказался огромный сине-голубой камень, властно сжатый рукой из чистого золота. Камень отбрасывал лучи, как маленькая холодная звезда, и даже полуслепой лампочки хватило, чтобы вызвать в его непостижимой глубине таинственное мерцание.
— Что это? — тупо повторил я, хотя знал ответ.
— Это символ верховной власти над Гильдией, медальон Великого Магистра!
Аида почти кричала, захлебываясь от восторга, и тыкала в меня огромным сапфиром.
— А при чем здесь дембель?!
Но на этот вопрос мне никто так и не ответил.
— Все это, конечно, прекрасно, — заметила Аида, наблюдая, как я, всласть налюбовавшись камнем, запихиваю его в карман. — Но выхода-то по-прежнему нет.
И мы снова как дурачки принялись дергать остальные запертые двери. Подустав от этого бессмысленного занятия, мы завалились в профессорскую молельню и в изнеможении плюхнулись на пол. Эйфория от находки сменилась апатией.
— Теперь все должно быть хорошо. Все должно измениться, — Аида твердила слова, как заклятье. — Ты ведь нашел камень.
— Ты что, тоже веришь, что при помощи этого камня крысы могут стать людьми? Ты веришь и поэтому хочешь, чтобы я догадался, как он работает? Да? Тебе тоже нужен преобразователь? — волна раздражения захлестнула меня, и я схватил Аиду за плечи: — Тебе-то он зачем? Или тебе мало того ада, в котором ты жила? Ты хочешь стать такой же? Ты хочешь стать человеком?
— Я хочу бессмертную душу.
— Дура.
Я шмыгнул носом и утер его рукой. От восточных благовоний у меня начался насморк.
— В этой жизни зло всегда наказывается слишком поздно. Когда уже ничего нельзя исправить, — Аида хмыкнула. — Какой в этом смысл?
— Ты думаешь, что, обретая бессмертную душу, ты дотянешь до правосудия?
— Я думаю, что зло в этой жизни наказывают только тогда, когда у того, кто его совершил, нет ни единого шанса на блаженную вечность.
— А как же ад?
— Мы носим его внутри. Тех, кто вырастил его в себе, просто оставляют в нем. И все.
Я снова пошмыгал носом и чихнул.
— И что, так мы и будем здесь сидеть и гадать, ад нас ждет или блаженство? Выход где?