Вторжение в Московию - Валерий Игнатьевич Туринов

— Пан Юрий, мы не виделись давно! — непринуждённо заговорил он, не давая раскрыть рот ему, и улыбнулся как старому приятелю. Здороваясь с ним, он слегка обнял его. — Я рад, что вижу вновь тебя! Печали нет в глазах! Надеюсь, волнуюсь, жду встречи с моей супругой дорогой!..

Пан Юрий, сбитый с толку, а это было заметно по нему, не в состоянии был включиться сразу в фальшивую игру. Хотя он намеревался поддержать её и уже рассчитал все свои ходы и заготовил доводы.

А Матюшка, с интересом глядя на него, раздумывал, как удалось такому серому и невзрачному пану завязать так круто дело между Польшей и Московией, стравить короля и великого князя. Ну не поверил же он на самом-то деле в бредни беглого монаха. Уж он-то, Матюшка, а он так задумался, что вновь на минуту стал самим собой, тем Матюшкой, Расторгуем, как дразнили его приятели когда-то в детстве… Он, Матюшка, никогда и никому не верил и не поверил бы и чёрту самому. Но верил он, что не было никакого настоящего царевича Димитрия. То всё выдумки. И вот теперь перед ним был тот, кто затеял это всё.

— Ну что же мы стоим-то! — воскликнул он, продолжая непосредственно игру. Заметив, что пан Юрий как замер посреди шатра, так и остался стоять на месте, он подхватил его под руку, провёл к столу и усадил в кресло. Жестом пригласил он садиться за стол и ксендза.

В шатёр по знаку Звенигородского вошли холопы. Они подали на стол закуску, поставили чарки с водкой, и виночерпий был уже тут. Затем все удалились из шатра. И вот остались они одни: без слуг, без лишних глаз.

— Раз, государь, нас воротил назад, то, значит, хочет от нас что-то? — спросил пан Юрий его, человека, который сидел перед ним сейчас и нахально навязывался ему в зятья. Он не отводил глаз в сторону, но чувствовал, что тот, нахал, прочёл ещё кое-какие его мысли.

А Матюшка, пропустив мимо ушей его вопрос, поднял чарку за гостей. Он предложил тост за их здоровье и сам первым опрокинул чарку одним махом.

Пан Юрий тоже выпил чарку водки и закусил.

— Я, пан Юрий, хочу, чтобы царица осталась здесь… — начал Димитрий наконец.

— Но, государь… — обратился к нему пан Юрий.

Назвав его государем, он сделал шаг к тому, что между ними всё будет в порядке, если они договорятся о цене.

Да, да, о цене. Матюшка так и понял это.

— Сейчас я беден, как мышь церковная, — продолжил пан Юрий. — И меня в Польше ждут кредиторы. Непременно встретят с судебными исполнителями. А там, на Москве, когда взбунтовалась чернь, меня ограбили до нитки! И то, что мне ты, государь, там дал, всё там же и осталось! У Шуйского, мерзавца! Семьдесят пять тысяч злотых! О-о боже, сумма-то какая! А мне сейчас нужно не менее двадцати пяти!.. Иначе в Польше я буду в опасности великой. Ведь ты, государь, не хочешь, чтобы твой тесть сидел в долговой тюрьме? Какой позор тогда упадёт на голову царицы!.. Она не переживёт такое! Ведь ты же знаешь её? — мелькнула на его губах лукавая ухмылка.

— Конечно, я помню, тебе была отписана Псковская волость! — хлопнул Димитрий себя демонстративно по лбу, и так по-простецки, как будто он был на настоящих торгах. — Оттуда скоро придут деньги, и я пожалую тебя ими!

С лица пана Юрия сползло напряжение. Он вытер платком вспотевшее лицо. К нему вернулась уверенность.

— Государь, смею напомнить, что Псковские земли были записаны за царицей!

— Ох, запамятовал я что-то! — воскликнул Матюшка. — И Новгородские тоже! А за тобой, пан Юрий, Смоленские! Так вот, я хотел сказать, что на имя государыни с её Псковских земель уже собраны деньги. И ты возьмёшь их, если оставишь царицу здесь… Я устрою так, что те деньги пойдут тебе. А ты уж выкручивайся как-нибудь. Часть отдашь войску, остальное заберёшь с собой.

— И сколько? — спросил пан Юрий и замер, ожидая ответа, уже прикидывая в уме, как утаить те деньги и вывести скорей отсюда. Здесь всё отнимут, как отняли вон у того же пана Немоевского драгоценности шведской принцессы Анны: тот привёз их для продажи царю Димитрию… Ах, как же царь восхищался тогда ими на свадьбе!.. Но что было потом-то!..

— Тысяч пятьдесят в рублях, — ответил Матюшка, хотя и знал, что не все те деньги дойдут сюда. Их по дороге непременно разворуют. И было неясно, сколько достанется пану Юрию в уплату за сговор, за согласие оставить здесь царицу, признать тем самым его, Матюшку, за царя Димитрия.

«А уж с царицей я как-нибудь столкуюсь!» — хвастливо мелькнуло у него.

— С этой суммой я вполне согласен… Однако… — остановился пан Юрий, но не надолго и повернулся к ксендзу. — С царицей сразу поговорим! Поможешь в этом мне!

Ксёндз что-то невнятно пробурчал в ответ…

На следующий день пан Юрий приехал опять к царю, но не один, а с сыном Станиславом. Станислав остался подле шатра, а его к себе пригласил царь. И пан Юрий, как будто и не было вчерашнего разговора, сразу выставил новое требование к нему, царю: «Мы договор подпишем здесь негласный: пока не осенишь чело венцом, не будешь жить с царицей как с женой!»

— Клянусь крестом и Пресвятой! Всё в тайне будет между нами! Я честь царицы не уроню! — заверил Матюшка его.

И он подал пану Юрию грамоту: «Вот роспись волостям и городам, которые ты, пан Юрий, получишь во владение, когда я буду царствовать в Москве!»

Пан Юрий взял грамоту и быстро пробежал глазами текст, написанный по-польски. На минуту он задумался, неопределённо поглядывая на него и всё осмысливая… Уже не раз надували его вот в этой стране. И он не доверял даже царским грамотам, хотел быстрее поменять их на злотые. Так было бы надёжнее вывезти отсюда капитал в Посполитую. А пока он здесь, то он чужой и тут же кто-нибудь его сворует. И ведь откуда-то появляются грамоты, такие же вот, скреплённые подписями дьяков другого царя. А их, царей, за десять лет сменилось пятеро только на Москве, да ещё вдвое больше бродит непризнанных, назвавшихся царевичами, сейчас по бескрайним просторам России. Вот теперь и спрашивай с тех, ушедших в мир иной…

— Хорошо, я согласен, — сказал он, всё ещё размышляя о превратностях судьбы, закинувшей его в этот лагерь. — Вели позвать Станислава.