Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры - Анатолий Ведерников

Премудрость, благость и всемогущество Божие беспредельны, но весь мир и сам человек являются ничтожеством перед бесконечным совершенством Творца:

Как капля, в море опущенна,Вся твердь перед Тобой сия.Но что мной зримая вселенна?И что перед Тобою я?В воздушном океане оном,Миры умножа миллиономСтократ других миров, – и то,Когда дерзну сравнить с Тобою,Лишь будет точкою одною,А я перед Тобой – ничто.

Однако как ни ничтожен человек, но все же он создан по образу и подобию Божию, и подобно тому, как в капле воды отражается солнце, так и в человеке отразился образ Божества:

Ничто! – Но Ты во мне сияешьВеличеством Твоих доброт;Во мне Себя изображаешь,Как солнце в малой капле вод.Ничто! – Но жизнь я ощущаю,Несытым некаким летаюВсегда пареньем в высоты;Тебя душа моя быть чает,Вникает, мыслит, рассуждает:Я есмь – конечно, есть и Ты!

Будучи образом Божества, человек перестает быть ничтожеством: он сознает свое происхождение от Бога и родство со всем божественным, сознает свое высокое положение в мире между другими тварями и уверенность в бессмертии и загробной жизни:

Ты есть! – природы чин вещает,Гласит мое мне сердце то,Меня мой разум уверяет,Ты есть – и я уж не ничто!Частица целой я вселенной,Поставлен, мнится мне, в почтеннойСредине естества я той,Где кончил тварей Ты телесных,Где начал Ты духов небесныхИ цепь существ связал всех мной.

Это значит, что человек, увенчивая собою земную природу, своим бессмертным духом входит в состав природы небесной; он как бы гражданин двух миров, в нем соединяется воедино Небо и земля:

Я связь миров, повсюду сущих,Я крайня степень вещества,Я средоточие живущих,Черта начальна Божества;Я телом в прахе истлеваю,Умом громам повелеваю,Я царь – я раб – я червь – я бог!Но, будучи я столь чудесен,Отколе происшел? – безвестен;А сам собой я быть не мог.

Пожалуй, никому из самых гениальных мыслителей не удавалось такое полное – при исключительной краткости – определение противоречивой человеческой природы: «Я – царь, я – раб, я – червь, я – бог». В своем подобии Богу, в своем высшем человеческом сыновнем достоинстве я – царь, но лишенный через грех этого достоинства – я – раб греха. Порабощенный грехом, я ползаю и пресмыкаюсь по земле как червь, но в моем Искупителе, истинном Сыне Божием, моя греховная природа очищается и обожествляется, и в Иисусе Христе – я бог. В конце всех определений человека важнее всего смиренное возвращение в дом Отца:

Твое созданье я, Создатель!Твоей премудрости я тварь,Источник жизни, благ податель,Душа души моей и Царь!Твоей то правде нужно было,Чтоб смертну бездну преходилоМое бессмертно бытие;Чтоб дух мой в смертность облачилсяИ чтоб чрез смерть я возвратился,Отец! в бессмертие Твое.

Высокое лирическое напряжение оды, насыщенное настоящим религиозным чувством, разрешилось благодарными слезами автора перед непостижимым Богом. Так оно и было в действительности при окончании оды в комнатке, снятой у одной старушки в Нарве. Не дописав последней строфы, уже ночью, он заснул перед зарею. Вдруг ему показалось, что кругом по стенам бегает яркий свет; слезы ручьями полились у него из глаз; он встал и при свете лампады написал последнюю строфу:

Неизъяснимый, Непостижный!Я знаю, что души моейВоображения бессильныИ тени начертать Твоей;Но если славословить должно,То слабым смертным невозможноТебя ничем иным почтить,Как им к Тебе лишь возвышаться,В безмерной разности терятьсяИ благодарны слезы лить.

Так заканчивается ода «Бог». В ней выразились лучшие стремления и переживания всей жизни Державина. Предельная глубина мысли и покоряющая сила образов оды свидетельствует о том, что идеи и чувства, в ней выраженные, явились не следствием философских упражнений ума, а результатом всего жизненного опыта, в основе своей глубоко религиозного. Если Державин и в тяжелых обстоятельствах своей жизни успешно преодолевал соблазны нравственного падения и одичания, то это значит, что Промысл Божий все время питал его правдолюбивую душу и вел ее к предуставленной цели. Если Державин не получил в молодости настоящего образования, то это значит, что он имел в себе нечто большее, а именно: просвещенное верой в Бога, чуткое к правде сердце и согласный с ним природный ум, который без особой образовательной подготовки прекрасно справлялся со всеми жизненными задачами в духе правдолюбия и справедливости. В свете его богатой по содержанию и поучительной жизни образование оказалось как бы ненужным, ибо оно лишило бы Державина непосредственного выявления его природных дарований, столь блестяще раскрывшихся в поэтическом творчестве. Вместо того чтобы посмотреть на жизнь и на природу сквозь книжную толщу человеческих знаний, он посмотрел на все это непосредственно, своими глазами, и увидел гораздо больше, чем видели другие.

Замечательно, что при изображении современной ему жизни Державин любил указывать на тленность земных благ, на скоропреходимость и обман земных наслаждений, на краткость жизни и неизбежность смерти. Вообще от временного и тленного мира он любил переносить мысль современников к вечной жизни, указывая, что может приготовить человека к этой жизни. Так, по случаю внезапной смерти Потемкина Державин рисует поразительную картину противоположности между великолепием и пышностью человека при жизни и его ничтожеством по смерти:

Где слава? Где великолепье?Где ты, о сильный человек?Мафусаила долголетьеЛишь было б сон, лишь тень наш век:Вся наша жизнь не что иное,Как лишь мечтание пустое.Иль нет! – тяжелый некий шар,На нежном волоске висящий,В который бурь, громов ударИ молнии небес ярящиОтвсюду беспрестанно бьют,И ах! зефиры легки рвут.

В оде «На смерть князя Мещерского», который любил давать роскошные пиры и скончался так же неожиданно, он говорит:

Сын роскоши, прохлад и нег,Куда, Мещерский! ты сокрылся?………………………………….………………………………….Утехи, радость и любовьГде купно с здравием блистали,У всех там цепенеет кровьИ дух мятется от печали.Где стол был яств, там гроб стоит;Где пиршеств раздавались клики,Надгробные там воют лики,И бледна смерть на всех глядит.Глядит на всех – и на царей,Кому в державу тесны миры;Глядит на пышных богачей,Что в злате и сребре кумиры;Глядит на прелесть и красы,Глядит на разум возвышенный,Глядит на силы дерзновенныИ точит лезвие косы.

Из этих живых строк ясно звучит мотив торжества смерти над преходящим и тленным содержанием земной жизни, сближая творчество Державина с Екклесиастом Соломона. Для общества того времени, жившего весело и роскошно, напоминание о смерти имело огромное оздоровляющее значение.