ДЕЛО «ПЕСТРЫХ» - Аркадий Адамов

— Спрячься здесь, — напряженным шепотом сказал Лобанов. — Если он появится, веди наблюдение дальше. Я пошел во двор.

— Сашка, пошли вместе. Мало ли что…

— Молчать, — прошипел в ответ Лобанов, — исполняй приказ, — и он решительно шагнул во двор.

Но тут с Сашей произошла резкая перемена. Он вдруг зашатался и, еле передвигая ноги, совершенно пьяным голосом повел беседу с самим собой:

— Куда это ты зашел, Вася? Вася, это абсолютно не наш двор. Мы с тобой абсолютно несчастные люди.

Картина была настолько точная, что даже Папаша, напряженно вслушивавшийся в каждое слово, невольно усомнился. Но тут снова в душе его поднялась волна страха, тело затряслось, как в ознобе, запрыгал нож в судорожно сжатой руке. «Лучше кончить этого пьяного фраера, чем оставить в живых того, другого…» — пронеслась лихорадочная мысль.

Когда человек приблизился, Папаша выскочил из-за своего прикрытия и со всего размаха ударил его ножом в спину.

В тот же момент Лобанов повернулся, руки его стиснули горло Папаши, но сейчас же разжались, и, вскрикнув, он повалился на землю.

Не раздумывая, Папаша устремился к воротам и выскочил на улицу. Здесь он пошел уже не спеша, ленивой походкой уставшего за день человека.

Не успел он отойти и на несколько шагов, как во двор вбежал сотрудник.

— Сашка, — нагнувшись, взволнованно прошептал он. — Ты жив?

Лобанов еле слышно застонал и повернулся на бок.

— Жив, — тихо ответил он. — Не так просто меня на тот свет отправить. Веди наблюдение, — неожиданно резко приказал он. — Уйдет, подлец. Его нора где-то здесь.

— А ты-то как?

— Сейчас… за тобой пойду, — с усилением произнес Саша. — Не глубоко задел… Я повернулся вовремя… Чуть не задушил его. Только вспомнил: нельзя… Раз напал — значит, думает, я один… Теперь не таясь пойдет. Ступай, — с силой закончил он, вставая на колени. — Кровь не течет больше, рубашкой залепило. Ну… приказываю.

Сотрудник кивнул головой и побежал к воротам.

Лобанов отдышался, потом медленно поднялся. С каждым шагом прибывали силы, боль в спине утихла, трудно было только шевелить правой рукой.

Сашей владело небывалое нервное напряжение. Все мысли, все желания и силы направлены у него были сейчас на одно: во что бы то ни стало взять Папашу, добраться до него.

Выйдя на улицу, Саша увидел товарища. Тот махнул рукой и исчез за углом. Саша, прячась в тени домов, направился к тому месту. За вторым поворотом он столкнулся с поджидавшим его сотрудником.

— Вон, в калитку зашел, — прошептал тот. — Во дворе домик. Что будем делать?

— Брать. Это его нора… Задание выполнено…

— Но как брать-то? — усомнился сотрудник. — Он же не подпустит. Да и ты…

— Что я? — облизнул пересохшие губы Саша. — Я, браток, уже в полной форме. А как брать, это мы сейчас поразмыслим… Дело не простое.

— Учти, сюда каждую минуту может ввалиться еще кто-нибудь.

— Точно. Здесь засаду надо посадить дня на три. А пока… придется тебе искать телефон.

— Я тебя одного не оставлю. И где еще этот телефон найдешь. А если он в это время уйти вздумает?

— Будь спокоен, не уйдет, — мрачно пообещал Саша. — Левой стрелять буду. Приходилось. Пошли во двор, — резко окончил он. — Я там в снегу, около крылечка замаскируюсь.

Зайдя в дом, Папаша прежде всего тщательно запер за собой дверь. Не раскрывая ставен на окнах, он зажег лампу, потом скинул на стул шубу и возбужденно прошелся по комнате, с ожесточением растирая красные, озябшие руки. Тепло и усталость наконец взяли свое, и Папаша, как был, не раздеваясь, повалился на кровать и закрыл глаза. Но сон не шел. Со всех сторон осаждали тревожные мысли: откуда в МУРе узнали о нем, Папаше? Куда бежать из Москвы? Когда? Папаша беспокойно ворочался на кровати. Внезапно он вспомнил о своей покупке. Ха, он даже не взглянул на нее еще!

Папаша вскочил, подбежал к лежавшей на стуле шубе и вытащил из кармана сверток. Присев к столу, он принялся нетерпеливо разрывать бумагу, в которую был завернут футляр. Наконец он раскрыл его. На черном бархате сиял и переливался золотом инкрустированный медальон необычайно тонкой работы. Папаша впился в него глазами. От волнения задергалась сухая жилка под глазом, взбухли вены на висках. Вот это находка! Он встал, прошелся по комнате и издали снова посмотрел на медальон.

Неожиданно Папаша насторожился. Ему показалось, что во дворе скрипнула калитка, он замер на месте и стал прислушиваться. Нет, это ему просто показалось.

Но возникшая так внезапно тревога не проходила, наоборот, с каждой минутой она становилась острее.

Папаша беспокойно зашагал из угла в угол, время от времени косясь на медальон. Нет, вид его уже не успокаивал. Папаша продолжал метаться по комнате, поминутно озираясь на окна. В чем дело, что случилось, чего он боится? Ведь он ушел, оторвался и ушел. Много раз в его жизни было такое, было и еще хуже, но никогда он не чувствовал такого ужаса. Да стой же! Но и остановиться он уже не мог, все внутри дрожало, в голове лихорадочно, как в тумане, метались мысли. Бежать… Куда угодно, только бежать… Сейчас… Немедленно. Без Уткина, обязательно без него… Будь он проклят!.. Будь все проклято, вся жизнь!.. Бежать…

Папаша схватил шубу и, натягивая ее на ходу, устремился через темную кухню к двери. О медальоне он уже не думал.

Очутившись на крыльце, Папаша невольно поежился: стало еще холоднее. Небо очистилось от туч, в черной вышине его мерцали крупные, яркие звезды, как далекие драгоценные камни. Папаша захлопнул дверь, настороженно огляделся по сторонам и стал спускаться по неровным, обледенелым ступенькам.

И тут произошло что-то необъяснимое.

Внезапно на Папашу обрушился сокрушительный удар в шею. Он слетел со ступенек и упал в снег. Откуда-то сзади раздался полный сдержанной ярости голос:

— Лежи, гад! Стрелять буду.

И столько было в этом голосе отчаянной решимости, что Папаша ни на минуту не усомнился, что стоит ему только пошевелиться, как раздастся выстрел.

Неожиданно стукнула калитка, кто-то вбежал во двор. Человек, поваливший Папашу, хрипло крикнул:

— Стой!

В ответ послышался спокойный голос:

— Отставить, Лобанов. Это я, Зотов. Все в полном порядке.

Во дворе показались люди. Папаша хотел приподняться, но чьи-то руки крепко схватили его за плечи, и он услышал над собой тот же спокойный голос:

— Доктор, посмотрите Лобанова.

Через минуту другой голос ответил:

— Пустяки, товарищ майор, небольшая потеря крови, нервное перенапряжение…

— Ведите в машину, — и, обращаясь к Папаше, человек сурово произнес: — Ваша карьера окончена, Пан.

В ответ Папаша лишь глухо, по-звериному зарычал и стал ожесточенно вырываться, пытаясь кусать державшие его руки.

Утро субботы выдалось хлопотливое: Сергей спешно готовил дело «пестрых» для передачи в прокуратуру. Он не поверил своим глазам, когда увидел совершенно непонятный «документ», изъятый у Папаши после его ареста. В нелепых и высокопарных выражениях там сообщалось, что какие-то люди приговорили к смерти некую Елену Осмоловскую «за предательство». Сергей даже не сразу сообразил, что речь идет о Лене.

Об авторах этого письма было немедленно сообщено в институт. Сергей поехал к секретарю комитета комсомола и там узнал о бурном комсомольском собрании, которое произошло летом, и о той роли, которую сыграла в этом деле Лена.

Возвратившись в управление, Сергей явился к Сандлеру. Там же был и Зотов. Сергей коротко доложил о поездке и добавил:

— Комсомольская организация не довела с ними дела до конца.

— Ну так мы доведем, — сдержанно пообещал Зотов

— Что ты предлагаешь? — спросил Сандлер.

— Немедленно арестовать всех троих за подготовку убийства. И судить подлецов по всей строгости закона!

— Это, конечно, верно, — задумчиво произнес Сандлер, — но этого мало, — и решительно повторил — Мало.

— Что же еще? — удивленно поднял бровь Зотов.

— А вот что,

Сандлер повернулся к столику с телефонами и, сняв одну из трубок, набрал номер.

— Товарищ Горбунов? Здравствуйте. Говорит полковник Сандлер из МУРа. У нас есть важный материал о группе студентов. Трусливые и гаденькие стиляги. Уже докатились до преступления. А впереди их ждало еще кое-что похуже. И о комсомольской организации, которая прохлопала все это дело. Так что присылайте корреспондента. Нужен боевой фельетон об этом. Будем судить их всем обществом, всем народом. Согласны? Сейчас направите? Вот это по-нашему, оперативно. Понимаю. Кому же, как не «Комсомольской правде», брать это дело в свои руки.

Сандлер повесил трубку.

— Вот так, товарищи. Теперь, пожалуй, все. Дело «пестрых» закопчено. Кстати, Коршунов. Вы не думали, что вам пора взяться за учебу?

— Какую учебу? — не понял Сергей.