Бог в поисках человека - Венделин Кнох

Бог ищет новой встречи с человеком, который разорвал свою связь с Богом (в «нет» греха); и поиск исполняется в traditio – через раскрытие непостижимой любви Божией. Поэтому, обращаясь к Св. Писанию, которое было создано священнописателями, побуждаемыми Духом, можно надеяться постичь, что «Бог хотел нам сообщить»[679], только благодаря действенной силе Духа Божия.

Для фиксации канона Св. Писания критерий богодухновенности как условия включения (в канон) или, наоборот, исключения того или иного текста из канона является совершенно необходимым. {239} Эта богодухновенность и обеспечивает авторитетность писания внутри Церкви, которая, как институт, обязана своим существованием воле своего Основателя Иисуса Христа.

Священству препоручено в successio apostolica непреложное сохранение и возвещение Евангелия. Поэтому в осознании своих задач оно не может избежать заключенного в традиции напряжения, а именно: в той мере, в какой традиция постоянно связывает воедино задачу сохранения наследия веры и необходимость его сообразного времени возвещения. Даже когда Церковь больше не представляет собой общины, существование которой в конечном итоге зависит от индивидуальных свидетельств веры, следует все же иметь в виду третий элемент – авторитет народа Божия, каковой – соединенный крещением водою и Духом – служит «носителем» традиции. Церковь, как место действия Духа, представляет собой общину, в которой всякий раз заново принимается свидетельство о Христе в качестве живого опыта, действенного в настоящем, а Писание воспринимают с живою верой – как действительное «слово Божие». При этом причастность вере, передаваемой от поколения к поколению и засвидетельствованной в ее обязывающих чертах в общине верующих, обеспечивает связь с историческим основанием, что защищает от своеволия, стремящегося ради собственных спекуляций лишить слово Божие (как слово всегда «открытое») его силы, направленной в будущее.

Церковь и предание нераздельны – и эта связь позволяет обсудить следующие два элемента традиции: исповедание веры, которое ближайшим образом понимается как regula fidei, а впоследствии фиксируется в качестве символа веры, и могущественное присутствие Духа Божия в Церкви, «вплоть до конца дней». При этом внутренняя взаимосвязь этих элементов становится ясна непосредственно. А именно, если Credo, как развитие Писания, представляет собой обеспечение обязательной нормы апостольской Церкви (как остающийся постоянно значимым фундамент и Церкви будущей) и если оно по этой причине предполагает, чтобы быть тем, что оно есть, постоянную поддержку Духа Божия, то всегда действительное исповедание этого Credo не в меньшей степени свидетельствует о постоянном присутствии Духа в осуществлении церковных таинств. Поэтому нет ничего удивительного в таком историческом наблюдении: «на протяжении всего Средневековья считалось, что Писание следовало толковать, сообразуясь c fides, т. е. вдоль путеводной нити исповедания веры»[680]. И точно так же не удивительно, что мы сталкиваемся с постоянными свидетельствами действия Духа в Церкви, которое ощущается уже в Писании, в особенности в Евангелии от Иоанна, и которое уже в первые века христианства учитывалось в оценках вселенских соборов. Отцы соборов явно подчиняли свои решения {240} авторитету передаваемых Св. Писанием Божественных истин – ничто не могло быть установлено в обход Св. Писания, – но они знали также, что ради сохранения этих Божественных истин необходимо выйти за рамки простого пересказа текста Писания. При этом они принимали в расчет как писанные, так и неписаные традиции, чтобы придать выражению Божественной истины необходимую и обязывающую форму.

Последующая богословская рефлексия, которая простирается, охватывая раннюю схоластику, вплоть до начала Тридентского Собора, продолжала последовательно развивать эти темы, так что при этом она весьма дифференцированно раскрывает положение о действии Духа Божия в Церкви. Под «водительством» этого Духа Божия Церковь все глубже проникала в Божественную истину, посредством этого Духа были обоснованы догматы как истинные положения веры.

Поскольку, тем самым, история догматики подчинена экклезиологии и пневматологии, ей удалось избежать сужения перспективы в форме «консерватизма». Именно для того чтобы суметь сохранить исполненное в Иисусе Христе Откровение Божие как откровение Бога о Самом Себе, необходимо раскрытие Откровения всякий раз на том уровне понимания, которое в тот или иной момент фактически достигнуто. Божественная Pneuma блюдет в Церкви заботу о том, «чтобы единожды совершившееся Откровение постоянно удерживалось, при этом, чтобы быть тем же самым в меняющихся обстоятельствах, оно должно всякий раз быть высказано иначе»[681]. Божественная Pneuma связывает Церковь с ее собственной историей, открывая себя в качестве ее (истории) побудительного мотива и взыскательно требуя, вместе с тем, постоянной актуализации этой истории (в смысле действительного хранимого в вере фундамента). Слишком узкое понимание апостольского предания фактически сводит на нет эту имеющую основание в Духе динамику.

Уже на основании библейского текста аутентичные традиции (обычаи) Церкви могут быть поняты как истолкование опыта спасительного присутствия Божия в повседневном церковном обиходе и в христианской жизни[682]. Поэтому истину и traditiones нельзя отрывать друг от друга. Но и относительно догматов верно следующее (и об этом нельзя забывать): они {241} оформились в традицию веры и ее исповедание на основании Писания и во взаимосвязи Писания и Предания прошли путь своего развития, отлившись в форму жизни верных в Церкви. – Тем самым, традиция, помимо всего прочего, избегает голой «наставительности», т. е. такого понимания, которое представляется чуждым Писанию (в смысле живого возвещения Евангелия)[683].

Традиция, как событие, совершающееся в пространстве между вручением дара и его принятием, учреждает партнеров; но к тому же она представляет собой описание некоего отношения между передаваемым по традиции «предметом» и (заодно) передаваемым по традиции содержанием. Поэтому необходимо проводить различие между активной и пассивной традицией. И поскольку в поле зрения оказываются и передающий, и передаваемое, необходимо обратить внимание на начало или на того, кто основывает традицию. В этом отношении рядом с Божественной traditio выступают апостольская и церковная traditiones. – Содержание, передаваемое в этих традициях, весьма многообразно. Оно может относиться к тому, что затрагивает вопросы веры или нравственности; оно может охватывать церковный культ и жизнь верующего и, тем самым, включать в себя так называемые церковные заповеди.

Мы должны твердо запомнить: именно в рамках традиции верующие защищены от опасности отпасть от «истинного Евангелия», заложенного в фундамент traditio apostolica, т. е. от жизни истинной. Связанные с действием Духа в Церкви традиции могут сохранять свою связь с Церковью до самого конца. Но они могут также возникнуть в какое-то определенное время и в какое-то определенное время себя изжить. Тем самым, традиции подчеркивают свою служебную функцию по отношению к Традиции, в центре которой пребывает спасительное деяние Божие в силе Духа Святого. Так что, в конце концов, традиция сама есть часть Евангелия, той всеобъемлющей Благой Вести, которая вручена Церкви, дабы та возвестила ее всему миру. Церковь, ведомая Духом, осознала, что «заключает в себе факт Иисуса Христа, факт Его пришествия во плоти, Его смерти и воскресения, вознесения одесную Отца, Его присутствия в жизни верных через Духа Святого, крещение в Него, Его Евхаристия»[684]. И эта вера, которая всегда понуждала и понуждает к развитию, и есть живая традиция.

3. Носители традиции

а) Св. Дух, происхождение и полномочность [традиции]

Нужно еще раз отчетливо повторить то, что уже прозвучало: традиция не есть просто мертвый предмет, который нужно точно описать и оценить в его отношении к Св. Писанию и Credo Церкви. Традиция говорит об истории, присутствующей в настоящем как живая сила. И эта жизненность, впервые открывающаяся размышляющему над историей, преступает область голых фактов и затрагивает сферу личностных отношений. Традиция раскрывается как переплетение личных взаимоотношений, находится в поле напряжения между Я и Ты, между выявлением и ускользанием. И поэтому традиция представляет собой нечто большее, чем просто хранилище памяти; как traditio она – спасительное деяние Бога и одновременно откровение Его живого присутствия в [историческом] времени. Она свидетельствует о настоящем как месте спасительного присутствия Бога во Св. Духе. Это становится зримо и ощутимо в Церкви – и в духовном служении, и в священническом чине, и в призвании христиан и препоручении им особой миссии. Дух Божий, как деятельная жизненная сила, есть поэтому одновременно и «душа Церкви»[685]. Он соединяет верующих в единый народа Божий; Он совершает таинства Церкви. А кроме того, Он заставляет различать в Церкви затронутое грехом и незапятнанное, отличать земную церковь от Церкви небесной – «без единого пятнышка и морщинки», как говорили Отцы[686]. Поэтому и там, где церковь осуществляет свою миссию как traditio Евангелия, нельзя исключить все человечески ограниченное и затронутое грехом.