Королевская кровь - Далия Трускиновская

Я пошла собирать, как сказано. Дезире осталась. И я поняла — мало радости собирать хворост для костра, на котором твою память сожгут…

Пока мы с королевой костер складывали, тетя над ним треножник с горшком установила и принесла для горшка воды. Алькуин побросал в воду какие-то травы, камень с дыркой туда опустил, порошка вонючего посыпал. Зажег костер, велел нам раздувать. Мы пыхтим, он присел на бревнышко, думает.

— Может, и успеем… Скорее! Ночь на исходе!

Закипело в горшке варево. Встал он, руки протянул, погрузил их в пар.

— Духи земли, воды и воздуха! — призвал. — Духи леса и моря! Духи, подвластные знаку Далед-Дад! Духи, подвластные знаку Бейз-Мем! Придите сюда незримо! Вот я делаю знак Далед-Дад!

Пальцы сложились в решетку.

— Вот я делаю знак Далед-Дад! — повторил он. — Я не слышу вас!.. Ага, слышу… Я рад вам, я возжигаю для вас священные ароматы, духи, подвластные знаку Далед-Дад, довольны ли вы?

Он сунул в огонь палочку ароматического дерева, она затлела и пустила дымок.

— Держи, — Алькуин передал палочку тете Лоре. — Я приказываю вам, духи, подвластные знаку Далед-Дад, окружите меня, накройте меня вашими плащами! Я защитил вас от знака Зай-Вов, гибельного для вас, несущего вам забвение, я накрыл вас своим плащом! Вы стали моими, духи, подвластные знаку Далед-Дад! Я получил священное право призывать вас и возжигать вам ароматы!

Пока он все это говорил, пар от кипящего горшка окутал его всего — я раньше никогда не видела, чтобы пар, вместо того, чтобы подниматься вверх, сползал вниз. Колдун воздел руки — и сквозь решетку волшебного знака пар потек ввысь тонкими струями, красиво сплетаясь и расплетаясь.

— Вы не сможете меня спасти? — вдруг спросил Алькуин. — Что же… пусть будет так. Но детей? Детей спасти еще можно?..

Палочка в руке у моей тети ярко вспыхнула.

— Я согласен, — как будто выслушав чью-то беззвучную речь, сказал колдун. — Но и вы тоже… Вы скажите в Великом Светлом воинстве, что я не по своей вине ухожу… Что до конца испытательного срока еще десять лет, а дети попали в беду сейчас! И если мне могут зачесть это заклинание за оставшиеся десять лет, пусть зачтут! А если нет… Далед-Дад! Племя знака Далед-Дад! Войди в субстанцию и стань ее силой!

Алькуин обвел кипящий на огне горшок руками. Руки безболезненно прошли сквозь огонь. Тетя зажала мне рот рукой.

— Духи, покорные знаку Бейз-Мем, теперь я обращаюсь к вам! воскликнул Алькуин, делая новый знак, наподобие кулака в кулаке. Заклинаю вас этим знаком, войдите в субстанцию и станьте ее временем! Я не слышу вас, духи, покорные знаку Бейз-Мем! Слышу…

Облако пара сползло к ногам колдуна.

— Слушай, комендантша, и ты, королева, — сказал он. — Сейчас начнется колдовство. Вот в чем его смысл. Королевская кровь уснет в твоих детях. Она проснется только при особом сочетании обстоятельств. Сейчас я не могу знать, что это будет за сочетание. У меня просто нет времени его создать, понимаете! Но я послал зов в Великое Светлое воинство магов. Они в нужный час пришлют того, кто поможет разбудить королевскую кровь. Не знаю, сколько детей уцелеет — но один наверняка! Потому что кровь должна проснуться. Отвернитесь, я чувствую в себе образы моих заклинаний!

И тут Дезире, что сидела неприметно на бревнышке, вскочила и к его ногам бросилась.

— Не надо! — крикнула. — Пусть я нищенкой помру, только чтобы помнить! Пусть меня сейчас убьют, но чтобы помнить!

Схватила ее моя тетя в охапку.

— Молчи, глупая, — шепчет, — это же для твоего блага…

— Не надо мне такого блага, это же хуже смерти!

Вырвалась старшая принцесса.

— Кого хотите, лишайте памяти, только не меня! — и с этими словами кинулась бежать.

— Не удерживайте, — недовольным голосом остановил королеву колдун. Так лучше. Уснет вся королевская кровь, ВСЯ, сколько ее осталось. Это единственное спасение. Обычные люди в любой беде выживают, короли гибнут. Я начинаю. Отвернитесь…

Сели женщины рядком на бревнышке, я рядом, на хвое, уткнулась лицом в тетины колени, чтобы не видеть. Но слышала странные, диковинные слова. Вдруг издали собачий лай донесся. Вскочили тетя с королевой, а колдун продолжает читать заклинания и водить руками над горшком.

Схватила тогда тетя за руку Леона, рывком его с земли подняла. Королева взяла Стефана, я — Амору.

— В разные стороны! — приказала тетя. — Хоть кто-то спасется!

Поцеловала меня.

— Прости, — говорит, — прости меня, моя девочка! Беги скорее! У тебя ножки молодые, ты убежишь!

Я и кинулась с маленькой Аморой!

И бежала, пока на речном берегу не выдохлась. Повалилась я, Амору рядом положила, слышу — лай приближается. Тогда я опять ее на руки взяла и по воде побежала. Смотрю — лодка. Я положила девочку в лодку, да там течь была, Амора прямо в воде оказалась. Захныкала, бедняжка. Я лодку оттолкнула, забралась в нее и Аморе ротик зажимаю… Ну, ушли мы. Река эта впадала в Венту, и неподалеку от того места на ней водяная мельница стояла. Чуть мы в колесо не попали. Досталось мне от мельничихи…

Неда вдруг замолкла, прислушалась.

— Ты говори, говори!.. — взмолился Жилло, вцепившись в решетку.

— Выбрались на берег, куда идти — непонятно. А мельничиха сообразила, что мы сбежали откуда-то. Хитрая оказалась — сказала, что не выдаст, если работать у нее останусь, за хлеб и крышу над головой. Но правду сказала кроме хлеба и крыши я от нее три года ничего не видела, зато от всяких розысков она нас с Аморой укрывала лучше всякого колдуна. Да, колдуна-то вроде убили… Я как-то ночью к комендантскому дому сбегала, мне слуги рассказали, как комендант драгун по нашему следу направил, только странные это были драгуны — с собаками… Он уж потом понял — когда тетю домой принесли. Где королева Анна, где мальчики — ничего этого мне узнать не удалось. Вот тебе и правда. Жива королевская кровь — только уснула. Она и в Аморе-то по-настоящему еще не проснулась. И раньше времени будить ее, как видно, опасно. Вот я попробовала — и ничего у меня, дуры, из этого не вышло…

Неда замолчала, прислушиваясь, и очень ее лицо Жилло не понравилось.

— Что же ты сделала? — спросил Жилло. — Почему Амора вдруг всем объявила, что она — принцесса?

— Что сделала… — Неда вздохнула, повесила голову, но вдруг решилась признаться. — Умом я, видно, повредилась! Знаешь, мы, вышивальщицы, не совсем взаперти живем, кое-кого видим. И как мне только это в голову пришло! Ведь ребенок она, сущий ребенок, а я ей такое сказала…

— Ребенок, который в тюрьме живет, — напомнил Жилло. — Так что же ты ей сказала? И куда она делась?