Мигрант, или Brevi Finietur - Марина Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конец фрагмента.
Девяносто процентов информации — многослойное доказательство подлинности. Детали. И только десять последних процентов хранят событие, которое, возможно, стало первым толчком Крокодила к миграции.
Он долго сидел скорчившись, сунув ладони под мышки. Вокруг пели птицы; тучи над лесом разошлись, и выглянуло солнце.
Во Вселенском Бюро миграции ему сказали, что он обрадовался, расставаясь с памятью о последних двух годах. Это были непростые годы; что же там, елки-палки, случилось? С сыном? Со Светкой? С кем?!
Или все-таки речь идет о глобальной катастрофе?
Ему хотелось заново пересмотреть фрагмент, но он был почти уверен, что тогда у него пойдет носом кровь. Возможно, тот, кто снимал зрительный образ с нейронов мозга и перекодировал для другого носителя, работал спустя рукава. А может, запись вообще не предназначалась для человека. Крокодил не мог представить, кому и зачем понадобилось хранить память мигранта о двух годах его жизни — годах, которых на самом деле не было!
Голова раскалывалась. Сейчас, когда надо было быстро думать, решать и воплощать решение, желейная каша вместо мозгов могла сослужить плохую службу; Крокодил закрыл глаза и увидел себя дирижаблем, расписанным изнутри.
Узор плясал, как неровная кардиограмма. Далекие гудки вплетались в колокольный звон и мучили диссонансом. Крокодил вздохнул раз, другой; самое трудное — первая чистая терция. Первый шаг к гармонии.
Все еще сидя с закрытыми глазами, он слышал, как подошел Тимор-Алк. От мальчишки пахло травой; Крокодил сидел, с колоссальным облегчением чувствуя, как бежит кровь по сосудам, уносит боль, как уносит весенний ручей муть и глину, поднявшуюся со дна.
— Андрей?
Крокодил повернул голову.
— Тебе плохо?
— Замечательно.
— Пришло текстовое сообщение с орбиты. Мне. Насчет тебя.
— Правда?
— Он пишет, — Тимор-Алк облизнул губы, — «Позаботься, чтобы мигрант подтянул индекс хотя бы до миллиарда. Сегодня».
* * *Картину можно было бы озаглавить «Утро обезьяны»: на Шане был комбинезон, снабженный подвижным хвостом. Как женщина им управляла, было Крокодилу неведомо, но бабушка Тимор-Алка раскачивалась высоко на ветках, подтягиваясь, качая пресс и иногда, в перевороте, повисая на хвосте, как на страховке.
— Здорово, — сказал Крокодил. — Ты так тоже умеешь?
— А чего там уметь? Элементарная координация движений.
— Как он управляется?
— Кто? Хвост? А там пластина сенсорная вдоль спины, то есть мышцами спины и… ягодиц ты шевелишь хвостом, — Тимор-Алк покраснел. — Она сегодня поздно начала. Еще минут сорок придется подождать… Зато после зарядки у нее всегда хорошее настроение.
— А во время зарядки?
— Э-э-э… Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, костюм моего размера у вас найдется?
* * *Разумеется, первым делом он зацепился хвостом за развилку ветки и долго не мог освободиться.
Шана тренировалась сверху, стволы покачивались под ее весом, листва угрожающе шелестела. Справившись с хвостом, Крокодил намотал его на руку и так, потихоньку и неуклюже, взобрался почти на самый верх. Ветки здесь были отполированы, как перекладины турника; Крокодил пристроился у самого ствола, наблюдая, как безо всякой грации, без намека на рисовку Шана в сотый раз выполняет переворот.
Вот она зацепилась хвостом за ветку. Повисла, расслабившись, сосредоточившись на дыхательном упражнении. Крокодил слышал ее сопение — неженственное, как штанга.
— Шана, — сказал Крокодил. — Дайте мне возможность поговорить с новыми мигрантами с Земли.
Ее сопение сделалось громче.
— У меня мало информации, — сказал Крокодил. — Пожалуйста. Может быть, работа волонтером при миграционном офисе… Я могу и пользу принести, я ведь тоже мигрант!
Она сильно прогнулась, продолжая висеть на хвосте, и вдруг ухнула вниз — у Крокодила перехватило дыхание. Шана на лету схватилась за ветку, погасила колебания, подтянулась, перехватила ветку повыше, снова подтянулась; Крокодил не удивился бы, если бы хвост яростно хлестал ее по ногам, — но тот безвольно болтался, как войлочный.
— Пожалуйста, Шана. Это важно для моего решения… Это может оказаться важным для вашего внука.
Женщина подтягивалась раз за разом. Руки ее дрожали от напряжения.
У Крокодила затекла нога. Он выпрямился, шагнул вдоль ветки, как канатоходец; в босую ступню впился невидимый шип. Крокодил зашипел, потер подошвой о колено — и неожиданно сорвался вниз.
Счастье, что, сидя, он успел выпустить хвост, намотанный на руку. Судорожно дернувшись, хвост инстинктивным движением — откуда такой инстинкт у вечно бесхвостого Крокодила?! — захлестнулся за ветку, и Крокодил повис, как лягушка на ниточке.
Сверху закачались ветки. Дерево дрогнуло; совсем рядом оказалось красное, потное лицо Шаны.
— Я не люблю, когда меня обманывают, Андрей Строганов. Вы хотите за мой счет приблизить начало проекта? Чтобы я оказала услугу Махайроду?
Крокодилу было страшно неудобно беседовать в такой позе. К тому же он чувствовал, мышцы, отвечающие за хвост, вот-вот сведет судорогой.
— Нет, — ответил он честно. — То есть… да. Но мне нужна информация о Земле, понимаете?
— Вы отправитесь на Землю и все узнаете!
— Шана, — Крокодил чувствовал, что сейчас упадет, — но если на Земле случилась катастрофа и мне некуда возвращаться?
Его хвост соскользнул.
Цепляясь, ругаясь, всаживая в ладони занозы, Крокодил пролетел несколько метров и повис, как белье, зацепившись за ветку над самой землей.
* * *Всю дорогу до миграционного центра они молчали; Крокодилу пришлось вообразить, что рот у него заклеен крест-накрест пластырем. Это худо-бедно помогало; вопросы рвались наружу, как пена из теплой кружки, но интуиция подсказывала, что задавать их сейчас не время.
Шана была зла.
Сильная женщина, она ненавидела себя в роли испуганной, сбитой с толку просительницы. Она не умела бояться, поэтому страх сводил ее с ума: страх за внука. Даже отправляя его на Пробу, она так не переживала.
Она ненавидела себя за откровенность с Крокодилом. Сейчас, в транспортной капсуле, она была уверена, что мигрант перескажет Аире их разговор — возможно, даже будет смеяться. Но Шана плевала на унижение: она должна была удержать внука от ошибки и не знала как.
Крокодилу было жаль ее. Но он в тысячу раз больше жалел бы Шану, не будь перед ним собственного выбора и за плечами собственного страха. Чем больше он думал о фрагменте своей памяти, тем тверже становилась в нем уверенность, что звонила Светка, бывшая жена, и что речь шла о сыне. «Андрей», — отчетливо слышалось в потоке звуков и интонаций.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});