Обратная сторона вечности - Виктория Угрюмова

До ближайшего леса было часов десять пути верхом, если коней не пускать шагом. Однако урмай-гохон гневался, и, кажется, даже скакуны чувствовали это. Может, именно по этой причине два десятка всадников преодолели указанное расстояние в рекордно короткий срок. В лесу они выбрали и свалили, как и приказал их повелитель, самое мощное дерево, какое только смогли отыскать. Они трудились над ним много часов подряд, сменяя друг друга, чтобы не упасть от усталости, и наконец очистили толстый ствол от веток и сучьев. Затем при помощи волосяных веревок затащили гигантское бревно на две повозки, стоявшие впритык одна к другой, и пустились в обратный путь. Он занял гораздо больше времени, ибо кони не в состоянии были быстро везти такую тяжесть. И вот трое суток спустя отряд прибыл к стенам Аруза.

Город все еще не сдавался, но Самаэль предвидел и подобный вариант, хорошо понимая, что его армия еще ни разу не была в настоящем сражении.

Несколько часов подряд возились самые искусные старики над тем, чтобы приладить к огромному бревну колеса, снятые с многочисленных повозок, закруглить один из его концов, а затем запрячь по несколько быков с каждой стороны этого сооружения. Получился таран, подобный которому урмай-гохон видел во время своего путешествия по Мерроэ.

Пропитав жиром длинные кнуты, воины подожгли их и этими огненными бичами погнали обезумевших от страха животных прямо на ворота города.

Защитники Аруза беспомощно смотрели со стен, как неумолимо катится, набирая скорость, громадный ствол дерева. Взбешенные быки, ослепленные болью и ужасом, неслись с непривычной для них скоростью. Колеса тарана скрипели и трещали, но выдержали – ни одно не сорвалось. Как в кошмарном сне замедлились движения, и осажденные проживали каждый следующий шаг, каждый локоть, на который становился ближе неизбежный конец.

Аруз был очень старым городом, и стены его тоже были старые, и ворота... Они разлетелись от первого же страшного удара, который сотряс и надвратную башню, обрушившуюся внутрь проема. Она погребла под собой несколько защитников города. Раздались крики и стоны, брызнула из-под камней темная густая струя крови.

И с громкими воплями, под бешеный рокот барабанов ринулись в город варвары.

А умирать оказалось не страшно. Керемет часто думал о смерти и все спрашивал себя, сумеет ли он достойно встретить ее, когда придется. Но то ли от старости, то ли по свойству своего характера он принял конец собственной жизни гораздо спокойнее, нежели предполагал. Оказалось, что люди серьезно преувеличивают значимость и торжественность этого момента. Ничего особенного – день как день.

Он встал во главе маленького отряда измученных, изможденных людей против бесчисленной толпы хорошо вооруженных могучих воинов – смуглых, белозубых, в плащах из шкур, с развевающимися по ветру длинными волосами. Они ворвались в город кто пеший, кто верхами. Впереди всех несся всадник в золотом венце – таинственный урмай-гохон народа танну-ула, отведя руку с длинным клинком далеко назад. Вот он наскочил на солдата Аруза и распорол ему кольчугу и живот страшным и жестоким ударом снизу, не прилагая видимых усилий. Несчастный упал с протяжным воплем, зажимая смертельную рану обеими руками, а всадник стоптал его копытами своего бешеного коня и оказался перед следующей жертвой.

Это был старый Пак, который трясущимися, слабыми руками держал перед собой большой овальный щит в человеческий рост. Он заслонял собой правителя Керемета, потому что всю жизнь официально считался его телохранителем, – вот и пришла пора выполнять свою работу. Урмай-гохон развернул коня боком и с плеча рубанул по щиту. Тот развалился на две половины, как будто так было задумано. Пак неловко отскочил, вытаскивая свой меч, однако замешкался, запутавшись в перевязи. Великан не стал трогать его, понукая своего скакуна приблизиться сквозь образовавшуюся свалку из человеческих потных, израненных тел к застывшему на месте правителю. Орлиным глазом он высмотрел его богатые доспехи и теперь стремился уничтожить Керемета, чтобы разом подавить сопротивление защитников города. Без предводителя любое войско начинает делать грубые ошибки.

Однако, когда враг находился уже в нескольких шагах от замершего вельможи, дорогу ему снова преградил верный Пак. Неуклюжий старик угрожающе размахивал мечом – и видно было, что в прошлом он был не из последних воинов. Смуглый великан усмехнулся, высоко вздернул голову в золотом венце. Керемет не мог не признать, что выглядит он величественно и прекрасно, как молодой и жестокий бог, но сохрани нас судьба от таких богов... Коротко свистнул меч, и телохранитель, хрипя, повалился прямо под ноги своему хозяину, все пытаясь что-то сказать. Но кровь шла горлом, мешая словам, грузное старческое тело несколько раз судорожно вздрогнуло и затихло.

Керемет перестал воспринимать происходящее. Звуки стихли, шум битвы доносился откуда-то из невероятного далека, в глазах посерело, словно перед ними повесили влажную тряпку. И только лицо Пака в мельчайших подробностях стояло перед его взором. Знакомое с юности, с озорных проказ в столице Сихема лицо друга и наперсника тайн и всяческих проделок, за которые так доставалось иногда обоим. Лицо верного спутника, последовавшего за своим хозяином в изгнание, променявшего столицу на пограничный маленький городок, в котором время застыло раз и навсегда. Лицо человека, заплатившего своей единственной и оттого бесценной жизнью за несколько кратких минут бытия для своего господина и товарища. А, да при чем тут вообще господин?

Старый вельможа опустился на одно колено, с трудом приподнял безумно тяжелое и неповоротливое тело друга. Клинок варвара вошел ему под левое ребро, и несчастный умер быстро. Что он хотел сказать напоследок? Наверное, что-то хорошее. Пак всегда умел сказать что-нибудь очень хорошее, когда это было крайне необходимо, когда именно это и было нужнее всего.

Странная это была картина. Вокруг шумело сражение, падали со стонами и криками умирающие и тяжело раненные люди, легко раненные продолжали сражаться, не обращая внимания на свои царапины. Повсюду звенели клинки и глухо ударялись в податливую человеческую плоть тяжелые боевые топоры. Грохот, визг, лязг... И посреди этого ада, сошедшего на землю, стоял на коленях грузный седой старик в богатых доспехах и бережно прижимал к себе голову такого же старого, как и он сам, мертвеца. Но глаза его оставались сухими, возможно из-за жары...

Самаэль не питал ненависти ни к одному из безжалостно уничтоженных им людей. Просто так повелось, что одни убивают, а другие умирают. Наоборот было бы точно так же – просто среди мертвых оказался бы он. Возможно, что ему было даже слегка жаль двух стариков, защищавших свой город от нашествия врагов, – он тоже повел бы себя именно так. Но правила игры были установлены уже слишком давно, чтобы пытаться их изменить. И старики знали, на что шли. Они были достойны уважения, а поэтому о пощаде речь не шла. Он только подождал, пока вельможа обнажит свой клинок, чтобы не нападать на него – безоружного.

Керемет не собирался сражаться с великаном. Он видел, как тот владеет мечом. Даже в молодости правитель не смог бы тягаться с урмай-гохоном, как ни неприятно признавать подобный факт. Только не погибать же стоя на коленях. И вельможа вытащил меч, приготовившись к последнему в своей жизни сражению. Гигант в золотом венце взмахнул своим клинком, и Керемет в последний миг смог рассмотреть это прекрасное оружие – явное произведение искусства мастеров глубокой древности. И подивился еще, откуда это у варвара такое чудо.

А то, что говорят, будто напоследок перед глазами проносится вся предыдущая жизнь, оказалось ложью. Керемет хотел еще раз увидеть лицо одной женщины, которую, как выяснилось, любил, но такого подарка никто из богов ему не сделал. Он увидел только падающий на него сверху, из бездонного белого неба, сноп огня, похожий на прямую молнию...

Было, правда, очень больно в груди. А в остальном ничего, нормально.

Умирать оказалось вовсе не страшно.

Победоносная армия урмай-гохона Самаэля в несколько недель завоевала Сихем и теперь стояла в одном кратком переходе от столицы государства – Файшана. Файшан считался неприступной крепостью, потому что был выстроен на одной из небольших и немногочисленных гор страны, которая по преимуществу была равниной. С трех сторон крепость защищали отвесные скалы, а с четвертой – довольно быстрая и глубокая река, носившая смешное имя Ленточка.

Сам Файшан, конечно же, был во много раз больше, чем оборонительная крепость, и раскинулся по обе стороны Ленточки. Причем на левом, пологом, берегу было разбито множество прекрасных садов, искрились под солнцем искусственные водоемы, в которых сновала серебристая рыба, были выстроены прекрасные виллы для знати и дома богатых ремесленников, составлявшие несколько отдельных кварталов. Бедняки жили ниже по течению, промышляя рыбной ловлей и перевозом.