Полководческое искусство - Гуго фон Фрайтаг-Лорингховен

Схема 8. Ричмонд 1862 г.

Крепость как “pivot de manoeuvre[342]” была одной из основных идей генерала Бриальмона, создателя бельгийской оборонительной системы. Крупный центральный гарнизон в Антверпене и мощные крепости на Маасе, Льеж и Намюр, с небольшим редутом между ними в Гюи, были предназначены стать опорой небольшой бельгийской армии и одновременно дать возможность вести активную оборону, естественную в условиях такой группы укреплений. Преимущества, которые она могла предоставить, отчетливо видны на примере использования Наполеоном Дрезденского укрепленного района. Наполеон, после того, как за Бобер был оттеснен Блюхер, позволил ему своевременно бросить резервы против главных сил союзников на подготовленное решающее поле битвы на левом берегу Эльбы под Дрезденом и одновременно задействовать против их тыла один из корпусов через Кёнигштейн, с тем результатом, что главная армия союзников вынуждена была отойти в Богемию. Четырехугольник североитальянских крепостей существенно помог Радецкому в 1848 г. при обороне Венеции. Сам факт его наличия существенно способствовал в 1859 г. тому, что Наполеон III после Сольферино[343] сам предложил мир в Виллафранке, ведь у него были сомнения в том, что ослабленная осадами крепостей армия сможет развить наступление в Венецию.

Те же предпосылки были положены в основу и созданной перед Мировой войной для защиты западной границы укрепленной группы Мец – Диденгофен. Она так и не была задействована, так как мы на протяжении 4 лет сражались в глубине территории противника. Однако она, напротив, имела бы значение, если бы наше правительство и немецкий народ не отказались бы преждевременно от продолжения сопротивления, а его можно было бы возобновить на линии Атверпен – Намюр – Диденгофен – Мец. Задолго до войны граф Шлиффен неоднократно предлагал на учениях Генерального штаба рассмотреть задачу об операции на внутренних линиях в Люксембурге и Лотарингии. Группа крепостей на Мозеле Мец – Диденгофен позволяла в любой момент переправлять через реку крупные массы войск. Осенью 1914 г. такое же значение имела Варшава. Именно она на долгое время стала опорой русской обороны, хотя в еще большей степени ею являлась укрепленная позиция на левом берегу Вислы под Блоне, вместе с крепостью Новогеоргиевск и укреплениями на нижнем Нареве, удерживавшая место впадения Нарева и Буга в Вислу. Вся эта группа крепостей в северной Польше при большей ударной мощи русских войск могла бы приобрести и гораздо большее значение. И все же эти укрепления, так же как и те, что были на верхнем Нареве, сумели обеспечить необходимую поддержку локальным русским наступлениям, постоянно гарантируя удобную переправу. И если русские крепости на западе[344] поздним летом 1915 г. достаточно быстро сдались под германским натиском, то это произошло потому, что по особенностям постройки своей они не могли выдержать навесного огня сверхтяжелых орудий. Их постигла та же судьба, что и бельгийские крепости и Мобёж. Система укреплений поэтому не может упрекаться в обоих случаях. Ведь и наши враги возлагали большие надежды на устойчивость бельгийских крепостей, а их быстрое падение оказало на них существенное моральное воздействие.

Мольтке никогда не недооценивал значения крепостей для ведения войны, однако всегда предостерегал от траты на них слишком больших средств. В его меморандумах 1861 и 1862 гг. были такие строки: «Я должен настоятельно констатировать, что с расширением и увеличением числа наших крепостей, не считаясь с тратами денег, военная мощь нашего государства скорее уменьшится, нежели будет увеличена. Армии в поле имеют решающее значение, которое кладут на чаши весов в политических конфликтах. Они, прежде всего, определяют исход войны. От фортификации нельзя ожидать того, что может быть сделано полевыми войсками. Первые могут действовать в одном направлении, вторые в другом. Крепости обретают свое значение лишь вместе с действующей армией, ведь только она может помешать вторжению. Их функция – опорный пункт армии, оперирующей в открытом поле. Мы хотим защитить армией страны, а крепости должны помогать ей, а не скрывать. Только лишь стратегическое значение крепости для обороны страны должно определять, следует ли направлять более крупные средства на их расширение или восстановление. Лишь затем то, что следует сделать для нее в соответствии с требованиями времени, определяется состоянием крепости в конструктивном и фортификационном отношении… Оборона страны осуществляется на крупных реках и на базе крепостей, при этом необходимо иметь в виду, что значимость крепостей на реках еще более возрастает, если они образуют собой взаимосвязанную систему»[345]. Мольтке до последнего полагал развитие сети германских железных дорог куда более важным фактором нежели закладку многочисленных крепостей. В Германии постоянно придерживались принципов, отстаиваемых фельдмаршалом. Для укрепления западной и восточной границ было сделано только безусловно необходимое, на Востоке без сомнения куда меньше, нежели следовало бы. Только лишь победы Гинденбурга помешали тому, чтобы крепости не вступили в действие[346].

Французы пошли другим путем. У них также продолжала развиваться весьма удобная сеть железных дорог, кроме того, с затратой громадных средств на их восточной границе был создан мощный пояс крепостей. При поверхностном рассмотрении может показаться, что они тем самым изменили принципам Наполеона[347]. Император писал: «Следует ли защищать границу кордоном из крепостей? Но тогда мы тут же окажемся повсеместно слабыми, ведь человеческие возможности все же ограничены. Артиллерия, денежные средства, дельные офицеры и генералы, всего этого не может быть бесконечно много, и если будут вынуждены их распылять, то тогда сильными не будут нигде». Во времена миллионных армий для Франции в той же мере такое распыление сил не имело места. Разрастание армий в Мировую войну превратило целую страну в своего рода единую крепость. Укрепления, создаваемые после 1871 г. первоначально в чисто оборонительном плане, в августе 1914 г. стали опорой наступления французов в Эльзас-Лотарингии. Вместе с примыкавшими к ним полевыми укреплениями они остановили преследование, ведшееся силами победивших германских 6-й и 7-й армий. Цепь отдельно стоявших заградительных фортов никогда не смогла бы добиться желаемой цели, как и такие крупные сами по себе крепости как Бельфор, Эпиналь, Туль и Верден. Только соединение того и другого вместе с временными полевыми укреплениями и создало ту мощную броню, которую мы не смогли пробить в Мировую войну. Тем самым армиям союзников было обеспечено столь необходимое для них прикрытие их правого фланга. Искусственная защита, созданная Францией, конечно не смогла помешать вторжению немцев через саму по себе слабо укрепленную северо-восточную границу с Бельгией, а без прибытия американской помощи итогового поражения французов избежать было бы невозможно. Таким образом, эта брешь в поясе французских крепостей все же подтвердила оценку Наполеона.

В 1814 г. австрийцы отговаривали от вторжения во Францию. Занятые слабым гарнизоном и расположенные с большими промежутками тогдашние крепости на французской восточной границе в