Козел отпущения - Морье Дю

-- Где мадам Ив? -- спросил я.

-- У Андре. Разговаривает с ним и Гастоном. Пьер побежал на ферму за молоком. Я выпила утром все их молоко, там всего было на донышке кувшина. Догадайся, что мы ели на завтрак, -- куриные котлеты! Мадам Ив пошла и поймала бедненького старого хромого петуха, того, черного, который всегда дрался с остальными. Она сказала, ему пришло время отдохнуть, и он храбро отправился на отдых в мою честь.

Мари-Ноэль посмотрела на мое изумленное лицо. Я ничего не сказал. Я пытался придумать, как сообщить ей о том, что случилось.

-- Знаешь, -- сказала Мари-Ноэль, понизив голос, -- это очень грустно, но мама Пьера больше с ними не живет. Она убежала в Ле-Ман несколько недель назад, вот почему мадам Ив приходит сюда и готовит для Андре и Пьера. Ну не ужасно ли мальчику остаться без мамы, а мужу без жены!

Я дал Жюли слишком мало времени. Вот в чем дело. Еще и часа не прошло, как Гастон передал ей мою просьбу. У нее не было подходящего момента, чтобы сообщить девочке ужасную новость.

-- Мы почти в таком же положении, -- продолжала Мари-Ноэль, -- ты даже обжегся, как Андре, только твой ожог заживет через несколько дней, а он останется калекой на всю жизнь. И мы можем утешаться тем, что о маман хорошо заботятся. Как сказала мадам Ив, лучше быть с Иисусом Христом на небесах, чем с механиком в Ле- Мане. -- Она встала, отряхнула песок с колен. -- Когда Эрнест вернулся и сказал, что маман увезли в больницу, я знала, что будет. Мои сны обычно сбываются. Хорошо хоть, что это был несчастный случай. В моем сне мы пытались убить ее. Но как вышло, что маман выпала из окна?

-- Не знаю, -- сказал я. -- Никто не знает.

-- Я это выясню, -- сказала девочка, -- это порадует маман в раю, если мы будем знать.

Она подняла с земли стеклянный замок, положила его в карман, и, рука в руке, мы направились к сторожке. В воротах показались Гастон и Жюли. Через локоть у нее была перекинута одежда Мари-Ноэль.

-- Вещи высохли, -- сказала она. -- Переоденься. Нельзя возвращаться в замок в таком виде. Ну-ка, быстренько.

Жюли торопливо подтолкнула девочку к дверям сторожки, сунув ей одежду, а сама обернулась ко мне.

-- Она держалась очень мужественно, -- сказала она, -- вы можете ею гордиться.

-- Все произошло слишком быстро, -- сказал я, -- она еще не успела почувствовать.

Жюли с жалостью посмотрела на меня, как сегодня утром, когда мы стояли возле спящей Мари-Ноэль.

-- Неужели вы так мало знаете детей, месье Жан? -- сказала она. -Думаете, раз они не плачут, значит, ничего не чувствуют? Если так, вы очень ошибаетесь. -- Жюли говорила горячо, быстро, словно спешила защитить девочку от обвинения, но тут же взяла себя в руки. -- Извините меня, месье Жан, может быть, я говорю слишком прямо, но девочка завоевала сегодня все наши сердца... Примите мои соболезнования, господин граф, в вашей великой утрате.

Правила приличия были соблюдены. Привратница стекольной фабрики обращалась к сеньору Сен-Жиля. Я наклонил голову и поблагодарил ее. Затем обратился к ней с нова, как старый друг.

-- Вы так много сделали для нас сегодня, Жюли, -- сказал я. -- Мне казалось, что вы -- самый подходящий человек для того, чтобы сообщить девочке о несчастье. И я оказался прав.

-- Мне нечего было ей сообщать, -- возразила Жюли, -- она сама все нам сообщила. Ее предупредили во сне, сказала она. Я лично никогда не верила снам, месье Жан. Но дети, как и животные, ближе к Богу.

Жюли поглядела через пустой двор на дом управляющего и колодец.

-- Видимо, будет расследование в полиции, -- заметила она. -- Вы ведь не станете перевозить мадам Жан в замок, пока оно не закончится?

-- Расследование в полиции? -- повторил я.

-- Конечно, спрашивать станут прежде всего врачей, -- сказала Жюли, качая головой. -- Будем надеяться, оно не займет много времени. В этих вещах мало приятного.

В больнице я был слишком потрясен и расстроен, чтобы подумать о полицейском расследовании. Но Жюли была права. Должно быть, Поль и Бланш обсуждали это в числе всего прочего после моего отъезда.

-- Я не знаю точно, что именно надо делать, Жюли, -- сказал я. -- Я оставил все на усмотрение месье Поля и мадемуазель Бланш.

Из сторожки вышла Мари-Ноэль, переодетая в свое пальто и платье. Она поцеловала Жюли, мы попрощались, и Гастон отвез нас обратно в Сен-Жиль. Когда мы проезжали в ворота, я увидел на дорожке перед террасой четыре чужие машины.

-- Вон машина доктора Лебрена, -- сказала Мари-Ноэль, -- и месье Тальбера. Остальные я не знаю.

Тальбер -- тот частный поверенный, что написал найденное мной в сейфе письмо? Видимо, он вел все дела семьи. Когда мы остановились за последней из машин и вышли, я увидел, что за рулем первой сидит человек в форме.

-- Машина commissaire de police [Комиссар полиции (фр.).], -- шепнул Гастон. -- Должно быть, он приехал из Виллара вместе с Тальбером и врачами.

-- А зачем им всем было приезжать сюда? -- спросила Мари-Ноэль. -- Они не станут никого арестовывать?

-- Они всегда приезжают, -- сказал я, -- если бывает несчастный случай. Мне надо будет с ними поговорить. Может быть, ты найдешь Жермену и попросишь ее тебе почитать?

-- Жермена плохо читает, -- ответила Мари-Ноэль. -- Да ты не беспокойся за меня. Обещаю тебе, что больше никогда в жизни я не сделаю ничего такого, что причинит тебе горе.

Она поднялась на террасу и вошла в дверь. Я обернулся к Гастону.

-- Комиссар полиции, возможно, захочет допросить вашу жену, -- сказал я, -- ведь она была здесь, когда все это случилось.

-- Да, господин граф.

У него был встревоженный вид. Я тоже тревожился, этот кошмарный день еще не подошел к концу. Войдя в холл, я услышал голоса, доносившиеся из гостиной. Когда я открыл дверь, они смолкли. Все обернулись и посмотрели на меня. Я узнал доктора Лебрена и доктора Мотьера из больницы. Третий мужчина, невысокий, плотного сложения, с седеющими волосами, был, очевидно, поверенный месье Тальбер. Четвертый, державшийся более официально, чем остальные, был, должно быть, commisaire de police.

Первая моя мысль была о графине. Я взглянул на другой конец гостиной и увидел, что она -- неприступная, властная -- по-прежнему сидит у камина. Никаких признаков усталости. Она господствовала над всей комнатой, в ее присутствии все остальные казались пигмеями.

-- А вот и мой сын, месье, -- сказала она комиссару полиции. Затем обернулась ко мне. -- Месье Лемот был так любезен, что сам приехал из Виллара, чтобы задать необходимые вопросы.

Трое мужчин подошли ко мне, желая выразить свое соболезнование:

-- С огромным сожалением вторгаюсь к вам, месье, -- от commissaire de police.

-- Я совершенно потрясен, месье, разрешите мне разделить с вами это тяжкое испытание, -- от поверенного.

-- Не знаю, как выразить, де Ге, насколько я опечален, -- от Лебрена.

Тихие слова благодарности, рукопожатия помогли заполнить неловкую паузу перед допросом, придали достоинство и естественность всему происходящему. Затем, когда с учтивостями было покончено, комиссар обратился ко мне.

-- Доктор Лебрен и доктор Мотьер сообщили мне, месье, что ваша жена в скором времени ожидала ребенка и, если я их правильно понял, последние дни находилась в весьма нервном состоянии, -- сказал он. -- Вы согласны с этим?

-- Да, -- сказал я. -- Безусловно.

-- Возможно, у нее были необоснованные опасения относительно родов?

-- Думаю, что да.

-- Простите меня, месье, -- прервал нас Тальбер. -- Господин граф извинит мое вмешательство, но я должен добавить, что оба, и он, и мадам Жан, считали дни до рождения ребенка. Они надеялись, что у них родится сын.

-- Естественно, -- заметил комиссар, -- все родители одинаковы.

-- Но в данном случае, -- сказал поверенный, -- к тому были особые причины: согласно брачному контракту, рождение сына означало значительное увеличение капитала. В особенности это касалось господина графа. Из слов мадам Жан я понял, что она страшилась разочаровать своего супруга и всю семью. Именно этим, я думаю, и объясняется ее тяжелое нервное состояние.

-- , пожалуй, слишком сильно сказано, месье Тальбер.

Все повернулись к графине, по-прежнему сидящей в кресле у камина.

-- Моя невестка не имела никаких оснований страшиться кого-нибудь из нас. Мы не так зависим от брачного контракта, что не можем прожить без его помощи. Семья моего покойного мужа владела Сен-Жилем в течение трехсот лет.

Частный поверенный вспыхнул:

-- Я вовсе не хотел сказать, госпожа графиня, что мадам Жан кто-то запугивал. Просто ситуация была щекотливая, и она чувствовала свою ответственность. Рождение сына значительно облегчило бы финансовые трудности, и она это понимала.

Commissaire посмотрел на доктора Лебрена. Тот в нерешительности взглянул на графиню, затем на меня.

-- Мадам Жан, естественно, очень хотела сына, -- сказал он, -- и с тревогой ждала родов. Не скрою, она только об этом и говорила, когда я осматривал ее на прошлой неделе. Несомненно, эта тревога еще ухудшила ее самочувствие.