Застава - Мирланда Ойтен

Говорят, что ремонтники железных дорог, что чинят эти протянутые нити, ходят под стопами богов. Говорят, что через затемнённые щитки шлемов своих рабочих комбинезонов они могут увидеть богов. Говорят, что они могут увидеть танец Тиары в Извечном Огне.

Брат говорил, что когда прокладывал нити к нам в осаждённую крепость взамен оборванных, ничего не видел. Все его мысли были об оставшейся в Кетаке семье, и боги его не интересовали даже как адресаты молитв.

Говорили, что Океан полон чудес.

Я сидела, скрючившись, на выступе вагона, около наглухо запертой двери и пыталась не свалиться в ничто. Вагон раскачивался, и держалась я только молитвами богам, без остановки сыпавшимися с моих уст. Я просила Тиару послать мне немного сил и терпения. Я взывала к Регову, чтобы он не ослабил мою решимость дойти до конца. Я умоляла Мату-Ине посмотреть на меня и увидеть, что мои устремления справедливы и благородны. Я проклинала Амана и отчаянно клялась, что сегодня он меня не получит.

Когда поезд вошел в Океан, я не заметила. Я ожидала чего-то… особенного. Например, что воздух пропадёт. Да, дышать стало труднее, но и только. Воздух здесь не имел вкуса, запаха и температуры. Он был совершенно неподвижен, не смотря на то, что я ощущала движение и покачивание поезда подо мной. Я двигалась и не двигалась одновременно. Звуков не было, только стучали о стальные нити рельс колёса. Мои органы чувств, внезапно оказавшись вырванными из привычной материальной среды, требовали от меня что-нибудь предпринять. Пошевелиться, моргнуть, выпрямиться, сделать шаг, выломать дверь и войти в вагон, что угодно, только не мучить их этой пустотой.

Вскоре пропали и звуки. Последними растаяли ощущения моего осязания. Я больше не чувствовала дерева, на котором сидела, и стали, за которую держалась. Я была в абсолютном полном ничто. От меня не осталось ничего, только болтающиеся посреди пустоты мысли. Я попыталась ухватиться за последнюю надежду, за темноту под моими веками, но век уже не существовало.

Меня больше не было.

От меня осталась только душа, кусочек извечного огня, который должен вернуться в ладони своего создателя, быть оцененным и отправленным либо в начало, либо в ничто, где мрак пожрёт меня, и от меня ничего не останется.

Я вспомнила свою жизнь. Не очень праведная, но я надеялась, что моих хороших дел всё-таки окажется чуть больше, чем плохих. Иногда я поступала вопреки тому, что сама проповедовала и даже во что верила. Нет греха страшнее, чем измена себе и тому, во что ты веришь. А я, став сестрой, сколько раз молча наблюдала за несправедливостью и низостью?

Я вспомнила, как пришла в этот мир. Отец говорил, что это было в Элени, и это был прекрасный весенний день. Папа был первым, кому я улыбнулась, и поэтому мама говорила, что я ближе к нему. А Кадм был маминым любимцем.

Я вспомнила наш дом в Кетеке, мою первую школу и день, взорвали железную дорогу. Наш дом подожгли, но мама и папа его потушили. Потом папу подстрелили, в руку, и меме пришлось отстреливаться от погромщиков самой.

Помню, как к нашему дому подъехала машина с открытым кузовом, в которой уже ютились несколько перепуганных семей с наших улиц. Помню бешеную гонку до крепости. Папа держал меня и брата, а мама стояла над нами, гордая, красивая, с развевающимися короткими волосами. Она стреляла из своего карабина в преследователей и кричала им проклятия.

Пуля попала ей в грудь, и моя мама, перевалившись через борт кузова, упала на обочину.

Мы не могли остановиться и подобрать её.

Я вспомнила, как папа покдармливал меня и мелкого своим пайком.

Брату это не помогло.

И папе тоже.

Я вспомнила, как брат впервые после осады поднял меня на руки. Он был таким большим и сильным, а я маленькой и укутанной в дюжину одежек, как старушка.

Я вспомнила ворчание Играс и подружек по учёбе. Я вспомнила, как брат разминает мою руку, с которой только что сняли гипс. Я вспомнила, как впервые за долгие годы позволила мужчине прикоснуться ко мне. Зезара. Он словно читал мои мысли, я была впервые за долгие годы счастлива. Я вспомнила Бегейра и Андара, и все проведённые нами вместе годы.

Вспомнила, как впервые подняла голову, улыбнулась падающему из окон свету Извечного Огня и почувствовала тепло Тиары.

Я наконец-то почувствовала. Что-то жаркое приблизилось ко мне. Нет, у меня не появилось тело. Огонь охватил мою сущность, выжег мысли, сознание, пожирал то немногое, что от меня ещё оставалось. Моя решимость предстать перед судом Амазды растаяла. Я взбунтовалась против воли моего создателя. Я ухватилась за свои мысли, память и всё то, что было мной, и заорала несуществующим голосом.

Не помогло. Огонь охватил меня и сжёг в себе всё, мою память, мои чувства, мои стремления и всю меня. Огонь сожрал моё детство, смутные тени родителей, мою сестру, лица моих мальчиков. Последним воспоминанием оказалась стена масок в нашей крепости. Я вцепилась в неё из последних сил и не удержала.

Я перестала существовать.

16

Океан они пересекали молча. Девчонка Тиары сидела в углу и, скрючившись, пыталась не плакать. Выходило у неё плохо. Бергу было её немного жаль, но наставница девчонки не оставила ему выбора. Не завершить дело он не мог, связываться с орденцами — тоже. Пришлось рискнуть и попытаться добыть камень до прихода поезда. Даже дёрнуть связного с лесопилок. Можно было, конечно, прихватить в руины кого-нибудь из железнодорожников или жителей пристанционной деревеньки, но это было бы ещё более несправедливым.

В месть Тиары Берг не верил. Вряд ли великая богиня отвлечётся от своей спячки ради какой-то не очень умной девчонки, если она вообще ещё не оставила людей, как другие боги.

Выход из Океана они почувствовали сразу. Треск защитного контура утих, а на смену ему пришел привычный стук колёс.

Они переглянулись.

— Браслет придётся как-то снимать, — пробормотал Берг, переведя взгляд на девчонку Тиары. Та уже перестала плакать и просто валялась, как мешок картошки. Когда они вышли из океана, она, что-то почувствова, зашевелилась, но несильный пинок заставил её снова замереть.

— Отрежь ей руку, всего делов-то. Даже убивать не придётся. Выкинем её по пути, пусть Тиара определит её судьбу.

Девочка никак не отреагировала на их слова.

— Нельзя так с сестрой.

— Ага, сестра. Вон та бешеная — сестра. Я даже