Черный Легион: Омнибус (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Хайон, даже рождение — неопределенность. Нет ничего определенного, кроме смерти.

От его уклончивости мои губы скривились в оскале, слишком напоминавшем Гиру.

— Избавь меня от школьной философии. С чего мне доверять Телемахону?

— Потому что он такой же, как мы, и страстно стремится к той же самой цели, которой мы хотим достичь. Так же, как и ты, он — сын сломленного Легиона. Третий Легион уже давно предался низменным излишествам и бессмысленному самопотаканию. Когда-то Дети Императора получали удовольствие от победы. Теперь же они ищут наслаждения любой ценой, алчут страданий, а не триумфа. Хайон, тысячи и тысячи воинов в Оке жаждут чего-то такого, за что стоит сражаться. Мое странствие вместе с Саргоном состояло не только в постижении приливов и отливов волн Ока. Оно было поиском тех, кто встанет рядом со мной.

Я ничего не ответил на его пылкий вызов. Действительно, что тут можно было сказать. Он выставил напоказ, что я живу без определенного направления, и предложил надежду взамен пустоты. Я никогда не думал, что услышу подобные слова от другого легионера, не говоря уж о том, кто уже давным-давно ушел в легенды.

— В том, чем мы стали, есть сила и чистота, — произнес Абаддон. — Теперь в группировках Девяти Легионов присутствует жестокая честность. Они следуют за военачальниками, которых выбрали, а не за теми, кого им назначили. Создают традиции, уходящие корнями в культуру их родных Легионов, или же полностью отвергают свое происхождение по собственной прихоти. Эта несдерживаемая свобода восхищает меня, и я не желаю поворачивать вспять, колдун. Я говорю о том, чтоб взять имеющееся у нас и… улучшить его. Усовершенствовать.

Оказалось, что мне трудно говорить. Слова лежали на языке, однако протолкнуть их дальше было нелегким делом. Произнести их означало озвучить то же праведное безумие, которое столь пылко провозглашал Абаддон.

— Ты говоришь не просто о создании новой группировки. Ты подразумеваешь новый Легион. Новую войну.

Его взгляд ни на миг не отрывался от моего. Я ощущал это, продолжая смотреть ему в глаза и чувствуя жар амбиций, исходящий от лихорадочных мыслей.

— Новая война, — согласился он. — Настоящая война. Мы были рождены для битвы, Хайон. Нас создали, чтобы мы покоряли Галактику, а не гнили в этой преисподней и гибли от клинков своих братьев. Кто создатели Империума? Кто сражался, чтобы очистить его территорию и расширить границы? Кто усмирял мятежные миры и расправлялся с отвергавшими свет прогресса? Кто прошел от края до края Галактики, оставляя за собой след из мертвых предателей? Это наш Империум. Построенный на сожженных нами планетах, сломанных нами костях и пролитой нами крови.

Больше всего меня потряс не его пыл и даже не его амбиции, хотя от их масштабов и захватывало дух. Нет, сильнее всего меня потрясли его мотивы. Я ожидал ожесточенности, вызванной неудачей, а не лидерского идеализма. Он не хотел мести — неважно, мелочной или же абсолютно оправданной. Он хотел того, что принадлежало нам по праву. Хотел творить будущее Империума.

— Ты тоже это видишь, — произнес он, ощерившись в ухмылке. Как и остальных юстаэринцев, у него на зубах были выгравированы хтонийские руны храбрости и решимости. Они вдруг показались чрезвычайно уместными для улыбки странника, который возвращается к своим людям, чтобы стать крестоносцем. — Теперь ты чувствуешь, не так ли?

— Новая война, — медленно и тихо сказал я. — Не порожденная злобой и не основанная на мести.

Абаддон кивнул.

— Долгая Война, Хайон. Долгая Война. Не мелкий мятеж, поглощенный гордыней Гора и его жаждой занять Трон Терры. Войны за будущее человечества. Гор бы продал весь наш род Пантеону за возможность хоть один миг посидеть на Золотом Троне. Мы не можем допустить, чтобы нас использовали так же, как его. Силы существуют, и мы не можем делать вид, будто это не так, однако не можем и позволить священному долгу выродиться в подобную слабость, как сделал Гор.

— Недурно сказано, — произнес позади меня Леор.

Я обернулся — и он, и Телемахон пришли в себя, чего я до сих пор не ощущал. Вне всякого сомнения, они слышали большую часть пламенной речи Абаддона. На темнокожем, изуродованном швами лице Леора было выражение беспощадного спокойствия, какого я никогда еще не видел. Он пытался говорить насмешливо, но я полагаю, что каждый из нас расслышал в его голосе примесь благоговения.

Телемахон ничего не сказал. Выкованная из серебра прекрасная посмертная маска безмолвно и испытующе глядела на хозяина. Я задумался, что бы он сказал обо всем этом, не перепиши я его разум.

Похоже, Абаддон уловил мои мысли, поскольку он сказал:

— Хайон, ты должен освободить мечника. Ты забрал у него не только агрессию против тебя.

— Я это понимаю, но если бы я его освободил, мы бы убили друг друга.

Тогда он улыбнулся, и улыбка уже не была столь терпеливой. За харизматичным военачальником проглянул железный тиран.

— Хочешь сделать первые шаги в новую эпоху, надев брату на горло ошейник?

— Первые шаги? Эзекиль, я пока еще ни на что не соглашался. И, несмотря на все твои слова, я чувствую, что ты тоже недоговариваешь. Ты странствовал в одиночестве столь долго, что едва ли готов довериться кому-то другому.

Он вперил свой взгляд в мои глаза. Я почувствовал, что он согласен с моим суждением и позволяет ему остаться между нами не оспоренным.

— Истина не дается сразу, Хайон. Я мудрее, чем был во время восстания моего отца. Я увидел намного больше из того, что может предложить Галактика, а также то, что лежит за покровом реальности. Однако я не высокомерен, брат. Я знаю, что еще можно многое сделать и многому научиться. Единственное, что я знаю точно — годы блуждания в одиночестве для меня закончены. И теперь устанавливаю связь с теми, кто сильнее всего похож на меня мыслями, поступками и амбициями. Я не предлагаю никому из вас роли в плане тирана. Я предлагаю место рядом со мной, пока мы вместе ищем путь.

— Братство, — тихо произнес Леор. — Братство для тех, у кого нет братьев.

Абаддон вновь постучал поверх сердца.

Легионер Сынов Гора умолк, а я повернулся к Леору и заметил, что у того дрожат руки.

— Что тебе снилось, брат?

— Много чего. В том числе война на Терре, — Пожиратель Миров опустил взгляд на свои перчатки, наблюдая, как кисти сжимаются и разжимаются под хоровое урчание сервоприводов суставов. Как я вновь пережил момент, когда едва не умер на Просперо, так и Леор явно пережил момент, когда лишился рук.

Я не проталкивался в его сознание. Впервые он сам охотно впустил меня туда. Я увидел его на стене каменных укреплений, командующим своими воинами и направляющим бурю их огня лающими выкриками. Стук бесчисленных тяжелых болтеров был словно сбивающийся голос механического божества. В небе бушевала буря из завывающих черных теней, над головой с бреющего полета атаковали десантно-штурмовые корабли.

Имперские Кулаки наступали под прикрытием многослойных абордажных щитов из пластали, и у них в руках дергались болтеры. Леор, стоявший в переднем ряду своих воинов, навел на врага массивную плазменную пушку. Набирая заряд, та выла, словно дракон, в ее покрытом кабелями чреве происходила термоядерная реакция.

Один болт. Один миг невезения. Один-единственный снаряд с треском врезался в катушки магнитного ускорителя пушки, ударив с силой, которую оружие выдерживало сотню и больше раз. Но сейчас зазубренные обломки с лязгом прошли сквозь входной клапан, заткнув пушку в ту самую секунду, когда она была готова выпустить на волю свой заряд.

Оружие взорвалось у него в руках. Взрыв отшвырнул его прочь, но окатил нескольких его людей растворяющим потоком фиолетового пламени. Леор ударился спиной о стену укреплений, оставшись позади наступления его уцелевших бойцов. Гвозди жалили, и воины даже не заметили, что он пал.

Находясь внутри его памяти, я не мог ощутить его боль и даже увидеть ее на лице, скрытом опаленным шлемом. Но я увидел, как он смотрит на свои руки… которых больше не было. Взорвавшаяся пушка испарила их. Обе руки заканчивались возле локтей.