Абарат. Абсолютная полночь - Клайв Баркер

— Нет! — воскликнул Шалопуто. — Пожалуйста, не уходи. Ты мне нужна. Ты нам всем нужна!

— Всем?

Он отвернулся, и Кэнди, заинтересовавшись, на что Шалопуто смотрит, оттолкнулась от земли и села.

— Ничего себе, — пробормотала она.

Они были не одни. Рядом стояли и сидели сотни людей, в большинстве своем молчаливые и одинокие, и все они находились в едином вытянутом пространстве, огороженном колючей проволокой.

— Насколько я понял, здесь примерно семь тысяч человек, — откуда-то из-за спины сказал Газза.

Она обернулась. Он забрался на вершину валуна, а за ним, к удивлению Кэнди, следовала Бетти Гром. Кэнди еще раз посмотрела по сторонам.

— Как получилось, что мы сидим на единственной скале? — спросила она.

— Ты знаменита, — ответила Газза. — Так мы получили скалу.

— А кто эти люди?

— Все мы — пленники Императрицы.

— Нас только четверо?

— Нет. Здесь Эдди и братья Джоны, — ответил Газза.

— А Женева? Том? Клайд?

Бетти грустно пожала плечами.

— Мы их ищем, — сказал Шалопуто. — Этим занимаются Эдди и Джоны. И еще они пытаются разобраться, почему нас собрали в одном месте. Что у всех нас общего.

— Мы ей не нравимся, — ответила Кэнди. — Какая еще нужна причина? Она теперь Императрица. И ни перед кем не отвечает.

— Все отвечают перед кем-нибудь, — сказал Газза.

Кэнди пожала плечами и встала, чтобы рассмотреть толпу. По всему лагерю горели костры. В их свете она видела, что толпа вокруг столь же разнообразна, как и на улицах Балаганиума. Хотя это были пленники, а не искатели развлечений, здесь тоже наблюдалось знакомое буйство абаратской жизни: те же яркие, нереальные цвета, которым не было названий, те же изысканные сочетания гребней, перьев и пушистых хвостов, глаза, похожие на тлеющие угли, кольца, украшенные созвездиями золотистых глаз. Единственная разница была в шуме, или, точнее, в его отсутствии. Под сумеречными небесами Балаганиума праздная публика болтала, кричала и шумела, словно призывая небо к ней присоединиться. А здесь криков не было. Не было здесь и слез. Только разговоры шепотом и редкие тихие молитвы.

— Они все смотрят в небо, — сказала Кэнди. — Следят, как образуются трещины.

— Разве это не здорово? — спросил Шалопуто. — Я недавно видел звезду. Посмотри, вон там еще одна.

— Она знала, что это произойдет, — сказала Кэнди.

— Знала, что тьма не останется?

— Конечно. — На мгновение Кэнди забыла, что держала в тайне разговор с Тленом, и быстро добавила, защищаясь:

— В смысле, как ей не знать? Она понимает, что существа, которых она выпустила, не будут жить вечно. Иначе зачем она собрала здесь всех зачинщиков? Это имеет смысл.

— И что с нами будет? — спросил Шалопуто.

— Мы отсюда выберемся, — ответила Кэнди. — Раньше, чем сюда доберется Бабуля Ветошь.

— Почему ты думаешь, что она сюда придет? — спросил Газза.

— Она очень постаралась собрать всех своих врагов в одном месте. Она сможет уничтожить их сразу, одновременно.

— Что? Да нас здесь тысячи! — возразил Шалопуто.

— Тысячи. И мы сидим у подножия вулкана на самом краю мира! Никто даже не узнает, что нас убили. Но она захочет сделать это быстро, прежде, чем в жизнь вернется хоть какой-то порядок.

— Почему ты в этом так уверена? — спросила Бетти.

— Просто знаю. Мне кажется, я начинаю ее немного понимать.

— Не представляю, как мы шестеро отсюда выберемся, — сказала Бетти. — Может, вы с Шалопуто…

— Нет, — ответила Кэнди.

— Что значит «нет»? Шесть — это слишком много?

— Когда я говорю — все, — произнесла Кэнди, глядя на огороженную территорию и заключенных людей, — это означает все. Все мы.

— Кэнди, здесь повсюду заплаточники, — сказал Газза.

— И она приведет с собой еще.

— С ума сойти, — пробормотал Шалопуто.

— Еще — это сколько? — спросил Газза.

— Какая разница?

— Мне надо знать, с чем мы столкнемся, — ответил он.

— У меня нет точных цифр, Газ. Хотела бы я объяснить лучше, но не могу. Я только знаю, что она все ближе, и что для каждого сердца у нее припасен нож.

Не успела она закончить свой мрачный ответ, как в толпе возникло движение. Кэнди оторвала взгляд от друзей.

— Что там еще? — спросила она.

Она оказалась у края скалы как раз в тот момент, когда из толпы вышел слепой человек.

— Кэнди Квокенбуш? — спросил он.

— Мы знакомы?

— Нет, — сказал слепец. — Я Зефарио Тлен. Полагаю, ты знаешь моего сына.

Глава 58

Сейчас, потому что

Кэнди соскользнула с валуна. Ее собеседник стоял спиной к одному из костров, и его фигура была почти силуэтом на его фоне, кроме глаз, которые, несмотря на слепоту, каким-то образом вбирали в себя свет, источаемый редкими проглядывающими звездами. Холод или усталость вызывали в теле старика дрожь. И только звездный свет оставался постоянным.

— Не понимаю, — сказала Кэнди. — Чего вы хотите?

Зефарио сунул руку в карман просторной куртки.

— Я зарабатывал деньги, занимаясь вот этим.

Кэнди взяла то, что он ей протянул.

— Это карты Таро?

— Абаратская колода. Свою старую я давным-давно пустил по ветру. Но нашел новую.

— Они не похожи на те, которые я видела в Цыптауне.

— Да. В Абаратской колоде восемьдесят восемь, а не семьдесят восемь карт. И не такие изображения. Хотя не все. Некоторые лица есть даже здесь.

Там, где стояла Кэнди, иллюстрации на картах были почти не видны — слишком мало света. Но она чувствовала эти видения, их вибрации двигались сквозь кончики пальцев и рождали желание разглядеть их подробнее. Она вышла из тени слепого старика и повернула карты вниз от себя, чтобы их осветило пламя. Теперь она их видела, и неудивительно, что ее пальцы чувствовали силу. Какие картины! Некоторые образы были прекрасными, другие — пугающими, третьи рождали в голове печальную музыку, как утраченные песни о вещах, которые никогда не появятся ни в этом мире, ни в любом другом.

Она долго не могла отвести взгляд от потока образов и не смотрела на слепого, но тот не возражал.

— Утрачены навсегда, — сказала она себе.

— Не очень понимаю…

— Просто раньше я думала, что на самом деле ничего не теряется.

— Ах, если бы.

— Значит… вы видели здесь меня? В одной из этих карт?

— Не в одной. У тебя будет много лиц.

— Я себя здесь не вижу.

— Это хорошо. Так может думать только глупец.

— Значит, вы отец Кристофера?

— Да, — ответил он со странным спокойствием. — Кристофер… о, мой Кристофер… он был когда-то таким малышом…

Зефарио поднял руки и сложил их, чтобы показать, каким маленьким был когда-то его любимый сын. Кэнди воспользовалась возможностью и протянула ему карты.

— Вот, возьмите, — сказала она.

— Прошу, оставь их себе. Используй. В них уже есть то, чему я научился. Теперь добавь к моему путешествию свое, и это станет частью Нити.

— Частью чего?

— Нити. Ты о ней не знаешь?

— Нет. Но я верю, что в Часах есть какая-то структура, тайная связь, которая раскроет высший порядок вещей, когда наступит время.

— А, — сказал Зефарио, — ты мудра. Я хочу, чтобы ты жила, Кэнди. Чтобы ты узнала высший порядок и, если захочешь, передала его мне, и те, кто сейчас с мертвыми, кто потерян — а таких много, — найдут свой путь в Объятия Всего.

— Всего… ведь это довольно условно, разве нет?

— Да, но либо так, либо никак. Это Эра Абсолютов.

— И что будет после этой Эры?

— Понятия не имею. Откуда мне знать?

— Вы должны спросить карты, как все закончится.

— Карты не предсказывают будущего. Оно еще не произошло. Мы на что-то надеемся, но появление этого не гарантировано. Мы можем хотеть определенного будущего, а получить что-то совсем иное. Мои дочери пели одну песенку. Несмотря на все эти годы, я слышу ее до сих пор.

Завтра нет,И никогда— Не было его,

— сказала Кэнди, тут же узнав стихотворение.

— Клянчи и воруй сейчасПотому чтоЗавтра нетИ никогда не было его.Клянчи и воруй сейчасПотому…

— Мы тоже ее пели, — сказала Кэнди. — Почему вы мне об этом рассказываете?

— Потому что есть только сейчас. И потому что ты тоже ее чувствуешь, — сказал он.

— А, — сказала Кэнди.

— Она не одна?

— Конечно, нет. С ней по меньшей мере семь тысяч заплаточников. Так сказал мне Кристофер.

— Он сейчас с ней?

— Сомневаюсь. Она считает, что он умер. Утонул на улицах Цыптауна.

— Но он не утонул? Я пришел к тебе, чтобы ты смогла нас помирить. Я хочу увидеть своего сына в последний раз перед тем, как умру. Он все, что у меня есть. Все, что мне осталось любить.