Прапорщик с острова Березка - Алексей Молдаванин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь я не успокоюсь, пока этот урод не покроется шерстью, – зло подумал Корнелий.
Оставив месть на потом, Корнелий начал прикидывать, что могли искать в лесу полицаи. А искали они трупы солдат, но не следы. По всей видимости Немецкие егеря, заточенные на поиск следов, уже пробежались по лесу, а полицаев в лес загнали перестраховщики.
Хотя Корнелий был не уверен, что самим полицаям это было надо. Вместо того, чтобы искать следы или капли крови, они, потоптавшись вокруг бункеров, шли дальше. Нарваться на мину или выстрел было мало желающих. Поэтому смысла от таких прочесываний не было. Ходя судя по крикам на разных языках, службистов хватало и среди полицаев.
А Немецким офицерам лучше было хоть что-то найти, чтобы не угодить на Восточный фронт. Но это был чисто Европейский менталитет, который был непонятен наивным русским и частенько это проводило к провалу. Щепетильность в поисках улик приводило к тому, что немцы очень быстро определяли, кто совершил преступление и где его искать.
Допустим, если в этой местности пошустрили партизаны, то и методы убийства были стандартными. Прямой как лом удар в сердце был привычным способом убийства для местных жителей, которые таким образом кололи скотину. А зачастую был не нож, а такие орудия убийства как штык, топор, дубинка или даже вилы.
А профессиональные разведчики убивали людей специальными ножами. Да и способ убийства должен был быть направлен на быструю смерть. Тот же удар в сердце сверху через ключицу был безопасней прямого удара в защищённую рёбрами грудную клетку. Так же профессионалы практиковали такие удары как удар ножом в печень, в почки или тупо резали горло. Тут был ещё и удар со спины, который невозможно было парировать.
По таким уликам немцы и делали правильные выводы. Если убийцами были партизаны, то разбираться с ними немцы посылали полицаев и карателей. А если улики показывали, что пошустрили профессионалы, то объявлялась тревога и в местах вероятного появления чужих разведчиков появлялись егерские и снайперские засады.
А всё дело было во вреде, который могли нанести чужие разведчики. Поэтому за уничтожение чужой разведгруппы из шести человек можно было получить Железный крест, а за уничтожение партизанского отряда в сотню человек, только благодарность от командования.
– Если они так продолжать орать, то точно кого-нибудь найдут, – подумал Корнелий, переходя в тело бурого медведя. – Повеселимся, бля.
Кошмар Белорусского леса
Корнелий был не уверен, что местные полицаи когда-то видели живого медведя. Если те же немецкие офицеры могли увидеть медведя в зоопарке, то местные полуи могли видеть медведя только на картинках.
А всё дело было в том, что в Белорусских лесах медведей давно перестреляли местные жители и поляки. Плюс болотистая местность и отсутствие кормовой базы. К этому можно ещё добавить изолированность региона. Если в Белоруссии ещё можно было найти места, где не ступала нога человека, то вокруг были обжитые места. И не просто обжитые места, а ещё и был под ноль сведён лес. Поэтому ротация крупных животных была невозможна, как в той же Сибири, где был сплошной лес и рай для медведей.
Но что-то всё же местные полицаи знали про медведей, поскольку, побросав винтовки, рванули в сторону посёлка. Причём убегали неправильно. Вообще, убежать от того, кто стоит на четырёх лапах, было безнадёжным делом.
И не просто бесполезно, но и смертельно опасно. Дикое животное, точнее хищник, жил с того, что добыл, благодаря своему телу. Но при этом хищники очень осторожно подходят к выбору жертвы, поскольку можно было не просто получить отпор, но и получить увечье и мучительную смерть от голода.
Поэтому тот же волк может отказаться от нападения на человека с корзинкой в руках, если тот просто идёт по лесу. Но если грибник побежит, он тут же обозначит свою слабость и превратится в добычу для волка. Так что в подобных ситуациях самым надёжным способом спастись от хищника было вскарабкаться на дерево. А если рядом не было подходящего дерева, то ни в коем случае нельзя бежать по прямой.
Вот где у двуногого человека было преимущество перед четырехлапого хищника, так это при резких поворотах. А самым забавным это было то, что чаще всего жертвами хищников становились мужчины, которые не могли одновременно и бежать и визжать на весь лес. Поэтому зачастую получалось так, что женщина бежала в одну сторону, а перепуганный хищник в другую.
Но в этом месте не было женщин, да и храбрых мужчин тоже. Ни один полицай или немецкий солдат не воспользовался огнестрельным оружием. Хотя, при встрече с настоящим медведем, промах был предпочтительней попадания. Звук выстрела мог заставить медведя отступить, а раненый зверь как правило шёл напролом.
Однажды полковник Добровольцев рассказал байку про то, как Сибирский мужик убил медведя свёрнутой в рулон берёзовой корой. Конечно, это звучало неправдоподобно, поскольку столкнувшись с медведем нос к носу, храбрый сибиряк вместо того, чтобы убежать, дал свёрнутой в рулон берёзовой корой медведю по голове. Но убила медведя не березовая кора, а собственный страх. При этом бедный медведь, испугавшийся шелеста берёзовой коры, ещё и опорожнил желудок.
Но в этом Белорусском лесу опорожнить желудок пришлось храбрым полицаям и немецким офицерам. Поревев, чтобы окончательно разогнать храбрых полицаев по лесу, Корнелий перешёл в тело хелена и начал собирать разбросанное по лесу оружие.
Помимо русских и немецких винтовок, Корнелий ещё разжился пилотками, касками и кепками шуц-полицаев. Но самым главным богатством стал немецкий автомат, который так нравился русским пехотинцам и режиссёрам.
Хотя русские режиссеры зачастую сами были бывшими фронтовиками, которые ещё на фронте мечтали разжиться дефицитным автоматом. Вот откуда пошло большое количество немецкого автоматического оружия в Советских фильмах.
А в реальности этот автомат принадлежал немецкому майору, который командовал всем цирком в лесу. По-другому это прочёсывание было не назвать. А подчинённые немецкого майора в большей своей массе была вооружены русскими трехлинейками.
Поэтому Корнелий попытался понять, что русские, да и немецкие пехотинцы, нашли в слабосильном пистолет-пулемёте Шмайсера. Но подержав немецкий автомат в руках, Корнелий сам в него влюбился. Компактный, прорывной для своего времени и простой в обслуживании, перезарядке и стрельбе. Был даже такой дивайс как резинка под стволом автомата, что давало возможность стрелять при ранении. Достаточно было положить ствол автомата на подоконник, борт машины или другой упор. После чего можно было держать автомат одной рукой, а резиновый компенсатор не только создавал прыгучесть оружия, но ещё и препятствовал деформации ствола.
А на том же Автомате Калашникова такого девайся не было, поскольку это место на стволе автомата занимал шомпол и штык-нож. Заглянув в магазин, Корнелий, скривившись, заявил:
– Если бы заточили под промежуточный патрон, то действительно автомат стал бы прорывным.
Но то, что могли себе позволить расточительные русские, не могли себе позволить экономичные европейцы. Причём русские, ориентируясь на Европейский опыт, пошли по неверному пути, сделав ставку на латунный патрон двух видов. И сколько бы не было образцов оружия, везде был или винтовочный или пистолетный патрон.
Конечно с экономической точки зрения это было рационально, да и латунная гильза была долговечней. Сломал эту тенденцию русский сержант Калашников. Хотя первыми были немецкие конструкторы, создавшие автоматический карабин под промежуточный патрон. Но это была всё та же винтовка, а не автомат, который мог стрелять непрерывной очередью. Плюс латунный патрон, заточенный лишь под один вид оружия, что противоречило рачительности европейцев.
Но с винтовочным патроном такие очереди можно было пускать из пулемёта, у которого был или водяной радиатор охлаждения или дырчатый
