Исцеление - Борис Мишарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пустовалов почувствовал, как предательски взмокло лицо и по спине побежали струйки пота. Он вытер платочком лоб и продолжил.
— Составлен список контактных лиц, проведены проверки. На сегодняшний день интересной информации не выявлено.
— Подробнее, пожалуйста, меня интересует механизм проверки, — уточнил Михайлов.
— Механизм обычный — устанавливаются паспортные данные, место жительство, проверки на судимость, материальное положение, контакты, — докладывал Пустовалов.
— Меня интересует, — снова перебил Михайлов, — как вы это делали, как устанавливали адреса, судимости и так далее.
— В адресном бюро взяли адреса, в ИЦ проверку на судимость…
— Я не об этом, черт бы вас побрал, — начал раздражаться Михайлов, — как вы это брали? В адресном бюро раздают информацию каждому встречному и поперечному? Вы зашли — и там уже все стены обклеены нужными адресами?
Пустовалов снова взмок, он не понимал сути вопроса.
— Заполняются стандартные бланки, отдаются работникам адресного бюро, в течение 5 — 10 минут они возвращают бланки обратно уже с адресами…
Михайлов, нервничая, закурил.
— Вы действовали, Валентин Петрович, как милиционер, но работаете-то вы в другом ведомстве… Представьте себе эту ситуацию по-другому — вы разведчик, шпион другой страны. Знакомитесь с очень милой и симпатичной девушкой из адресного бюро, приглашаете ее в ресторан и между прочим заводите разговор обо мне. Дескать, Михайлов великий доктор, гений и голова, я бы на месте ментов не только охранял его, но и все связи и адреса проверил, мало ли чего, чтобы академик мог жить спокойно. А она вам, не задумываясь и смеясь, ответит, что не один вы умный, проверили уже и не менты, а ФСБ. Как вы считаете: важна такая информация?
— Да, Николай Петрович, очень важна, — ответил покрасневший Пустовалов.
— Вот и надо было вам все проверить без бланков, самим проверить, чтобы не знали, кем вы вообще интересуетесь. Плохо работаете, медленно и плохо, Валентин Петрович. Ступайте, Борис Алексеевич свяжется с вами по сотовому, объяснит подробнее вашу задачу, а пока снимайте систему наблюдения и оформляйте оружие.
Михайлов достал пиво, пододвинул Степанову несколько бутылок и кружку, налил.
— Хотелось бы услышать твое мнение, Борис Алексеевич.
Степанов не вмешивался в разговор, хотя и не совсем одобрял в душе резкость Михайлова. Но отчитать подполковника за промахи стоило.
— Он неплохой работник, Николай Петрович, не осознал важности порученного дела, не привык общаться с гражданскими на соответствующем уровне. Я с ним переговорю. Но вы же меня не за этим пригласили.
— Естественно не за этим, — отпивая пиво, ответил Михайлов, — кое — что случилось. Американцы на меня вышли, вчера звонил из Нью-Йорка Джек Стоун, известный хирург-онколог. Вика с ним разговаривала по громкой связи, приглашал к себе всю семью. Я должен ему ответить завтра.
Михайлов рассказал все, что удалось выяснить по Стоуну.
— Улавливаешь ситуацию, Борис Алексеевич? Стоун позвонил домой, а мой телефон знают только домашние, в справочном его не дадут. Зеленский поработал неплохо, ему удалось зацепиться за ниточку. Есть такая дама — Елена Ефимовна Рукосуева, раньше работала горничной у Графа, сейчас, когда он женился, подрабатывает проституцией. Мои охранники знают ее по старой работе, они ведь тоже у Графа раньше служили. И вот встречается она, якобы случайно, с одним из моих людей, он трахает ее по старому знакомству, она вешает ему лапшу, что больна и он дает ей номер телефона. Она же тоже меня знает, я не один раз бывал у Графа до свадьбы, поэтому и позвонить может, но номера не знает. Короче, навесила охраннику лапши на уши. Но здесь важно — кто ее попросил об этом?
Михайлов поднял палец вверх, видя, что Степанов внимательно слушает и кивает головой, продолжил:
— А попросил ее об этом некий Никифоров Петр Алексеевич, капитан милиции, старший оперуполномоченный УБЭП УВД. Он пытался сам узнать мой номер на АТС, но ему отказали в информации, он и воспользовался проституткой, знакомой с моей охраной. Проститутку вы не трогайте, а вот ментом займитесь вплотную, выверните все его дерьмо наружу. И очень прошу, Борис Алексеевич, переговори еще раз с Пустоваловым — никто не должен знать об этом, особенно коллеги по работе, не задействованные в операции, начальник управления и его заместители. Последних тоже подчеркни особо.
И еще, мы не знаем, кто был в Москве. Может сам Стоун, а может нет, скорее всего нет. Но выяснить это необходимо.
Михайлов открыл ящик стола и вынул несколько фотографий, протянул их Степанову с ксерокопией паспорта.
— Спасибо Маше, постаралась. Это фотографии Стоуна и его паспорт. Я думаю, вы сможете установить, был ли он сам в Москве. Сейчас в ЦРУ настоящая паника, Маша специально оставила след и они заметят или уже заметили проникновение в свою базу данных. След выведет их на одного хакера, которого давно разыскивает ФБР. ЦРУ знает, что скопировано электронное досье агента Джека Стоуна, они найдут досье у хакера. Если Стоун задействован в операции, а я уверен, что задействован, ЦРУ не отдаст хакера ФБРовцам, он исчезнет, погибнет при ДТП или еще какой несчастный случай… Это тоже косвенное подтверждение, проследите судьбу хакера, там в бумагах есть его данные.
Михайлов наполнил кружки пивом и отпил из своей залпом половину, закурил, пододвигая сигареты Степанову. Он знал, что тот курит другие, но вежливость обязывала.
— Вам бы в разведке работать, Николай Петрович, такую работу провернули — целому отделу на месяц работы и результат бы еще неизвестно какой был. Неужели ваша Маша может проникать в базы ЦРУ?
Михайлов улыбнулся.
— Может, дорогой генерал, может. Там, где стоят компьютеры — это ее стихия, там она, как рыба в воде и никакие коды ей не помеха. Она может видеть и слышать в радиусе километра от любого компьютера. Обычное несложное дело.
Михайлов замолчал, вновь потягивая свое пиво, и чему-то улыбался про себя. Степанову казалось, что он улыбается от его глупости и серости, именно так он ощущал себя сейчас. Но Михайлов и не думал этого делать, он вовсе не считал Степанова ни серым, ни глупым. Он улыбался оттого, что увидел детей, вышедших на утреннюю прогулку. Степанов сидел подальше от окна и не мог их видеть, но он проследил взгляд и понял, что причина находится на улице и не связана с ним. Ему стало легче и он спросил:
— А что вы ответите Стоуну завтра?
— Наверное, соглашусь. Съезжу дней на 10 через месяц, надо еще многое здесь выяснить, с больными определиться, — ответил Михайлов.
— Но как отреагирует на это ЦРУ, оно понимает, что мы не должны выпускать вас? — обеспокоился Степанов.
— Не беспокойся, Борис Алексеевич, с этим вопросом мы тоже уладим. Перед поездкой вся пресса России станет писать о ней и инициатором стану я, как бы невзначай, к слову. Вы не сможете меня удержать при таком раскладе, они же тоже не дураки. Но здесь важно другое, американцам невыгодно писать о моем приезде — вдруг я не соглашусь остаться. Тогда можно оставить силой, семья-то моя будет со мной, пресса молчит, а бывшие Советы… да мало ли чего напишут голодные русские журналисты. Общественность не «восстанет», а на уровне дипломатов можно сочинить что-нибудь — уехал из страны, сбежал лечить племя Тумбу-Юмбу от страшных болезней, не выдержал их страданий и решил помочь. В общем, сочинить любую ерунду, получше, конечно.
Поэтому Америка тоже станет писать о моем приезде, я позабочусь об этом через журналистов, вы не должны вмешиваться. У американцев не останется козырей, им остается одно — заманивать райской жизнью, большими деньгами. Они, конечно, опробуют и этот способ, но сами поймут, что шансов мало. Другой выход — выкрасть из страны кого-то из членов семьи, наилучший вариант: дети, тогда я в их руках. В худшем случае: меня попытаются убрать.
Степанов курил и пил пиво, ему не нравилась затея с поездкой. Может так все и будет, но риск велик. Соломин с Астаховым не согласятся выпустить Михайлова из страны, но он уже рассказал, как решит эту проблему, им ничего не останется, как утереть нос и следить за его передвижениями в Америке. Время не то, когда можно держать людей в страхе и повиновении, не сталинское время.
Степанов курил, пил пиво и молчал, искал способ уговорить Михайлова и не находил. Спросил невпопад и покраснел.
— Вы поедете отдыхать или выяснять, что хочет ЦРУ?
Михайлов догадывался о мыслях Степанова, ему предстоял тяжелый разговор с начальством. Заклюют, измотают нервы: не уговорил остаться, не убедил. Поэтому и смолол несуразицу.
— Планы ЦРУ — это по вашей части, Борис Алексеевич. Я, естественно, отдохну, сделаю 20 — 50 показательных операций. За деньги. Они дерут с наших граждан по 50 тысяч, я им накину десяточку за скорость и качество, но и возьму несколько неимущих, сделаю все бесплатно. Подспудно и ваш вопрос порешаю, — улыбнулся Михайлов, — куда же от вас денешься — в одной стране живем.