Око времени - Артур Кларк

В последующие дни войско двигалось по долине реки Орхон – бескрайней равнине, ограниченной с востока синими горами.

«Похоже на марсианский канал», – рассеянно подумал Коля.

Земля здесь была серой, потрескавшейся, река текла медленно, лениво. Порой приходилось пересекать притоки и рукава. По ночам разбивали лагерь на болотистых островках и разводили большие костры из ароматного ивового хвороста.

Наконец одолели последнюю речушку, и земля пошла на подъем. Сейбл сказала, что они покидают современную монгольскую провинцию Архангай и пересекают горный массив Хангай. Позади местность словно сжималась, складывалась в сложный рисунок из лесов и долин, а за горами начинались бесконечные желтые травянистые степи.

Ближе к хребту начиналась гряда невысоких холмов и предгорий. Земля была усеяна острыми камнями, и впечатление создавалось такое, будто здесь соприкасалось много участков из разных эпох. Однако вскоре все увидели сложенную из камней пирамиду. Каким-то образом ей удалось пережить сдвиги времени. Когда войско проходило мимо, каждый воин добавил в груду камень. Николай понял, что к тому времени, когда мимо пройдут все воины, здесь воздвигнется настоящая гора.

Наконец спустились к степи. До самого горизонта тянулась плоская безлесная равнина, высокая трава расходилась рябью под ногами коней. Вокруг открывался огромный мир, и в сравнении с колоссальными просторами Центральной Азии меркли даже Чингисхан и его амбиции. У Николая стало чуть полегче на душе.

Между тем людей на пути войска не встречалось. Лишь изредка попадались круги, оставшиеся на земле от юрт, – призраки маленьких деревень. Степь тянулась бесконечно, люди всегда жили здесь так. Эти круглые шрамы могли оставить на земле гунны, монголы и даже казахи из коммунистических времен. А теперь все они могли уйти в совсем иную эпоху.

«Может быть, – думал Коля, – когда сотрутся последние следы цивилизаций, когда Земля будет забыта и останется только Мир, все станут кочевниками, брошенными в кромешную бездну судьбы человечества».

Но людей не было. Время от времени Чингис высылал вперед разведчиков, но они никого не находили.

А потом неожиданно прямо посреди степи обнаружился храм.

Вперед выслали отряд, которому было поручено осмотреть постройку. Йе-Лю включил в этот отряд Николая и Сейбл, надеясь, что их опыт и знания пригодятся.

Храм представлял собой небольшое строение, похожее на коробку. Высокие створки дверей были покрыты искусной резьбой и украшены львиными головами. В пасть львов были продеты кольца. Дверь выходила на крыльцо, обрамленное колоннами из полированного дерева. Козырек над входом украшали золотые черепа. Николай, Сейбл и несколько монголов осторожно приоткрыли двери и вошли внутрь. На низких столах посреди остатков трапезы лежали рукописные свитки. Стены были забраны деревянными панелями, воздух пропах благовониями. Создавалось отчетливое чувство отгороженности от мира.

Николай прошептал:

– Буддистский храм, как ты думаешь? – Сейбл спокойно ответила, не понижая голос:

– Да. Значит, хоть сколько-то их еще осталось. Трудно сказать, из какого времени этот храм. Буддисты – они ведь вне времени, как и кочевники.

– Не совсем так, – невесело возразил Коля. – В советское время были попытки истребить все буддистские храмы в Монголии. Так что этот, возможно, старше двадцатого века…

Из теней, сгустившихся в глубине храма, шурша одеждами, вышли двое. Монгольские воины мгновенно выхватили кинжалы, но один из советников Ие-Лю резким окриком остановил их.

Сначала Николай подумал, что это дети – такими маленькими и хрупкими выглядели эти люди. Но когда они приблизились, оказалось, что один из них действительно ребенок, а второй – старик. Старик, судя по всему, лама, был одет в красный атласный балахон и шлепанцы, в руке он держал янтарные четки. Он был необыкновенно худ. Руки, торчавшие из рукавов, походили на птичьи лапки. Рядом со стариком стоял мальчик не старше лет десяти, ростом со старика и почти такой же тощий. На нем тоже было надето что-то вроде красного балахона, но на ногах – к полному изумлению Коли – кроссовки! Лама худой рукой обнимал мальчика за плечо, но он был настолько хрупок, что даже ребенок не ощутил бы его веса.

Лама улыбнулся почти беззубым ртом и что-то произнес шелестящим голосом. Монголы попытались что-то ему ответить, но стало ясно, что разговора не получится.

Коля шепнул Сейбл:

– Посмотри на обувь мальчика. Может быть, это более современное место, чем мы думаем.

Сейбл проворчала:

– Обувь современная. Ничего не доказывает. Если эти двое застряли тут, мальчишка мог бродить по округе и подбирать, что попадется…

– Лама так стар… – прошептал Коля.

И верно: кожа у старика была тонка, как папиросная бумага. Усыпанная старческими пятнышками, она складками лежала на костях. Голубые глаза ламы так выцвели, что казались прозрачными. Он словно бы усыхал с возрастом, его тело будто бы испарялось.

– Да, – согласилась Сейбл. – Ему не меньше девяноста. Ник, но ты посмотри на них обоих получше. Забудь про пропасть во времени. Посмотри на глаза, на строение костей, на подбородок…

Коля присмотрелся внимательнее, жалея о том, что в храме так сумрачно. Форму черепа мальчика трудно было разглядеть под копной черных волос, но его лицо, его бледно-голубые глаза…

– Они похожи…

– Вот-вот, – сухо подтвердила Сейбл. – Ник, когда в такие места попадают, это навсегда. Сюда приходят послушниками лет в восемь-девять, остаются здесь – поют и молятся, а потом живут тут до девяноста лет – если проживешь так долго, конечно.

– Сейбл…

– Эти двое – один и тот же человек: юный послушник и престарелый лама, сведенные вместе капризом времени. И мальчик знает о том, что, когда он состарится, в один прекрасный день он увидит себя – ребенка, идущего по степи. – Она усмехнулась. – А они не удивлены этим, правда? Наверное, буддистская философия позволяет без особых натяжек воспринять такое чудо. В конце концов, ведь просто замкнулся круг, только и всего…

Монгольские воины усиленно искали добычу, но в храме не было ничего, кроме жалких остатков еды да предметов культа – молитвенных колес и свитков со священными текстами. Монголы решили убить монахов. Они готовились к этому без всяких эмоций, как к самому привычному делу. Коля набрался смелости и упросил советника Йе-Лю отменить казнь.

Оставив позади храм, погруженный в необъяснимую дремоту, войско продолжило путь.

27

Рыбоеды

Через три недели странствия вдоль побережья Персидского залива Евмен сообщил Бисезе и ее товарищам, что разведчики обнаружили обитаемую деревню.