Птицеед (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич

— Нам стоит выбираться. Но не спеша. До выхода отсюда не больше пяти минут.

— А мой слуга?

Капитан придирчиво осмотрел человека с ранеными… мыслями:

— Буду откровенен, ритесса. Если мы его понесём, то будем вынуждены занять руки вашего слуги и Рауса. А это ослабит нашу и без того слабую компанию. Если кто-то нападёт, то…

Он не стал продолжать.

— Василий хороший слуга. Я предлагаю запереть меня с моими людьми. Я всё равно бесполезна в бою. — Росска мотнула головой на пустой загон. — Никто к нам не проберётся. Когда вы поймёте, что безопасно, вернётесь за нами.

— Оставить вас без защиты… одних. Довольно рискованно.

— Вести её вперёд — тоже, — возразила Ида. — В клетке, на мой взгляд, будет гораздо безопаснее. Во всяком случае, твари Ила точно внутрь не попадут.

Капитан засомневался и протянул свой пистолет колдунье:

— Только если вы останетесь тоже.

Она поразмышляла мгновение, кивнула:

— Без магии я обуза. Останусь. Но вы не можете идти без оружия. Я не возьму его.

Я потряс верными вилами, говоря, что мы вооружены до зубов и дадим отпор даже Светозарным.

— Сашка, дай мии́глу[5], — приказала жена посла на росском.

Слуга взялся за изогнутую ручку зонта, повернул её и вытащил узкий клинок длиною в три фута.

— Дай му то[6].

Лакей передал шпагу Капитану. Тот чуть изогнул бровь:

— Ваша предусмотрительность поражает в самое сердце, госпожа. Благодарю.

Мы внесли находящегося без сознания лакея в загон, Ида на прощание взяла меня за запястье и сказала с тревогой:

— Осторожнее, пожалуйста.

После мы их закрыли. Я подумал, что даже если нас кто-нибудь сожрёт, рано или поздно Солнечный павильон очистят и наших «узниц» выпустят.

— «Осторожнее, пожалуйста»? Я уже говорил, что вы прекрасно смотритесь вместе? — усмехнулся Капитан.

Я пожалел, что из моего рта сейчас могут вырываться лишь «ба», «бе», «бя», «м-м-м» и «пфхашщчшь» и я не могу сострить.

— По прямой. — Август пошёл первым и, не оборачиваясь, произнёс: — Тревога наверху смолкла. Надеюсь, их там не сожрали.

— Бобебят бобовы.

— Прости, что?

Я отмахнулся. Проклятый мозготряс. Но головы всё равно полетят, стоит хотя бы одному посетителю погибнуть из-за…

Из-за чего?

Чьей-то халатности? Саботажа?

Без разницы, кто виноват. Но этого не должно было случиться ни при каких обстоятельствах. «Звери» не могут попадать к зрителям. На арене такое количество барьеров, что их не сломать и за час. Да ещё и незаметно для колдунов, работающих здесь на защите.

А уж мозготряс… Эта тварь скована таким количеством ментальных печатей, что, чтобы содрать их с неё, надо обладать изрядной долей безумия. В Иле её выслеживают и усыпляют на расстоянии, прежде чем подойти. А на арене она действует, дай Рут, в одну двенадцатую от своей настоящей силы и не может коснуться ни одного из зрителей.

А тут… такое.

— Полагаю, всё дело в седьмой дочери, которую вы видели.

Я не задал никаких вопросов, и он продолжил развивать свою мысль:

— Необычная тварь в необычном месте. Где ей не… хм… место. Уверен, что блоки с мозготряса сняла она. Или некто через неё, как посредника.

— Бы бебаешь из… — Я сплюнул.

К совам разговоры!

— Да, приятель. Лучше потом обсудим, — с сочувствием проронил Август. — Но седьмые дочери — отличные вместилища для переноса чужих заклинаний. Во всяком случае, в Иле. Вспомни, как через такую незначительную тварь открыли портал. Здесь же точно так же. Прекрасный проворный шпион, способный внедриться во вполне охраняемые места.

За каморами циклопического барабана, куда загоняли существ, прежде чем поднять их на бой, мы нашли ещё одно перекушенное пополам тело надсмотрщика над «зверьми», а после уже оказались у входа, так и не встретив ни одной твари Ила или хоть кого-то живого. Там лежала туша плодожора.

Август хладнокровно тронул носком ботинка ярко-оранжевую, лохматую бестию.

— Расстреляли. — Он изучил раны на боках, затем следы от пуль на стене. — Но им это особо не помогло. Там в программке писали. Сколько их было? Четверо? Ну, значит, трое прикончили стрелков.

Мы подошли к подъёмнику, на котором спустились сюда. Сама платформа отсутствовала, была на ярус выше, тяжело и густо пахло кровью, люди валялись поломанными марионетками. Дверь на лестницу сорвана с петель.

Наверху — тишина. Ни выстрелов, ни криков.

Я склонился над телами. Погибших было, кажется, пятеро (во всяком случае, среди фрагментов я нашёл пять голов), но ни у одного не нашлось целых ружей. Плодожоры, порядком разозлённые сопротивлением, разгрызли челюстями все «огненные палки», что плевались в них, прежде чем уйти наверх.

Клинков у погибших, к сожалению, не нашлось. Так что я остался с вилами, посетовав про себя на жестокую насмешку судьбы.

Подъёмник вздрогнул и медленно начал опускаться. Мы с Капитаном переглянулись, а затем не сговариваясь бросились назад. Всё же слишком мало в нас веры в человечество, особенно когда вокруг творится ерунда на радость совам.

Мало ли кто идёт по нашу душу. Не желаю умирать с глупым лицом, встретив кого-нибудь вроде Горького Дыма.

Мы нырнули в дальнюю камору барабана — широкую тёмную нишу, заканчивающуюся тупиком-створкой.

Но это был не Светозарный. Шестеро в одежде уборщиков павильона, вооружённые короткими егерскими ружьями. Вышли, рассыпались двойками, застыв. Двое целились прямо в нас, точнее, во мрак.

И, признаюсь, это было довольно странное зрелище. Отчего странное? Да всё просто. Ребята, которые должны убирать навоз да подкладывать корм в загоны, не носят ружья егерских полков и не двигаются без команд столь слаженно, зная свою пару и задачу.

Сразу понятно, что у них имеется военный опыт, и возникает вопрос, к чему это незнакомцы решили устроить маскарад.

Они не шевелились, подъёмник, гудя, ушёл вверх, и я забыл дышать, пока он снова не спустился. Двое пришедших, одетых столь же обычно для этого места, встали за спинами стрелков, и невысокий парень со стрижкой «под горшок», придававшей ему донельзя нелепый вид, проронил:

— Двух плодожоров прибили, один вырвался в город. Времени немного. Мозготряс больше не представляет угрозы. Давно должен обожраться и теперь спит. Я не чувствую его силы. Найдите его, мне нужна выжимка. Если кто-то еще дышит и увидит вас, добейте. Вперёд.

Пары разделились, двинулись в разные стороны. Без суеты, но немедля. К одной из них, устремившейся влево, присоединился говоривший, а молчащий, встав на платформу, поднялся наверх.

— Как интересно. — Капитан едва ли не мурлыкал. — Занимательные ребята пришли ради мозготряса. Выжимкой, полагаю, назван мешок в его мозгу, где хранится энергия тех, кого он убил.

Угу. Хорошая штука. И редкая.

— Они не оставят нас в живых.

Ясно даже дятлу, что не оставят.

— Бвое пропфих семерых. — Речь постепенно восстанавливалась, хотя перед левым глазом всё ещё плавало тёмное пятно.

— Будем действовать тихо.

Мне нравилось, что командир «Соломенных плащей» порой ведёт себя словно безумец. С ним не соскучишься. Полностью поддерживаю его кровожадность.

— Надо уничтожить лишь тройку. Тот, что спустился вторым и пошёл с парой, колдун. Видел у него солнцесвет? Нам нужен цветок.

Я осклабился, полагаю довольно жутковато, судя по тому, что половина лица не слушалась. Прекрасный план. Забрать солнцесвет и передать его Иде. Кобальтовая колдунья — наш лучший вариант в сложившихся обстоятельствах.

— Оставь вилы. Они неуклюжие. — Август приподнял штанину и извлёк из ножен на голени узкий нож с небольшой кривизной клинка. — На тебе колдун. Заткни его сразу.

Мог бы и не учить. В любом боевом отряде в первую очередь следует выбивать носителей ветвей.

Они шли шагах в тридцати, мы тенями крались за ними по пятам, постепенно сокращая дистанцию. Удивительно, что в такие моменты кажется, будто ты издаёшь сотню громких звуков, которые никогда не замечаешь в обычное время. Опилки шуршали, я дышал слишком громко, одежда шелестела. Я то и дело вскидывался, ожидая, что кто-нибудь из них вот сейчас обернётся, и молился чтобы из смежного коридора не появилась другая группа стрелков.