Война глазами дневников - Анатолий Степанович Терещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Железные дороги ежедневно подавали 1300 вагонов грузов. Войска и грузы для Сталинградского фронта перевозились в исключительно сложных условиях».
Много полегло в боях под Сталинградом и итальянцев.
Говоря о итальянских сателлитах гитлеровской Германии, нельзя не вспомнить стихотворения Михаила Светлова «Итальянец». Да простит меня читатель, что автор решил его опубликовать полностью. Оно этого стоит:
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,—
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю – Россию, Расею —
Разве ты распахал и засеял?
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного…
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю – и нет справедливости
Справедливее пули моей!
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах…
И действительно, не существует справедливее пули, выпущенной из ствола защитника Отечества по оккупанту, захватчику, врагу…
Продолжение дневника
21 декабря 1942 г.
Вчера вечером через «ножничный» перископ на своем наблюдательном пункте я пожирал глазами русского корректировщика в «Красном доме». Он пробил себе дыру в стене дома, стоял в темноте, наводил минометный огонь и немного постреливал из снайперской винтовки. У меня руки чешутся засадить ему пулю! Упросил командование полка, получил разрешение на 6 снарядов и помогал в указании командира пехотного орудия. Первый – совсем недолет, ствол замерз. Несколько следующих приземлились вокруг дома, и я думал, что увидел, как русский получил должное, пока пробирался через траншею. Жаль, у нас так мало снарядов, что приходится сначала просить разрешения, а затем только уж открывать огонь по заслуживающей того цели.
Так что пришлось прерваться, а дом‐то не задели. Но нам понравилось!
22 декабря 1942 г.
Ночью зазвонил телефон. Лейтенант Зильберберг, сосед слева, принес плохие известия. Русские разведчики заползли на пулеметный пост в траншее, в то время как немецкий часовой пошел за перчатками в соседний блиндаж. Русские бросили гранаты, блиндаж обрушился, трое раненых. Они утащили румынского часового. Была тяжелая перестрелка, но разведчиков и след простыл. Румын пропал навсегда.
24 декабря 1842 г.
Сочельник настал, но никакого тебе рождественского настроения. Я провел весь день в мыслях о моих любимых и родных, которые, укрывшись в доме, скорее всего, отметят этот волшебный праздник в лучшем расположении духа, чем у меня…
Утром пришли мои офицеры, принесли мне коньяк, хлеб, бисквиты, шоколад, сигареты и поднос со стаканами, сделанных из снарядных гильз – но симпатичные, ничего военного в них нет!
От генерала через Штайнхегера я, как глава связистов, получил посылку для руководящего офицера: шоколад, вишневый ликер и сигареты, а полковник Рюгер подарил мне бутылку как своему командиру боевой группы. Так что стол был скоро полон. После полудня я обошел солдат в окопах. Они стояли там, как и всегда, вымотанные и грязные часовые, держащиеся только благодаря гигантскому усилию воли. Радость от посылки, которую получил каждый офицер, была особенно яркой, так как в ней были продуктовые наборы, и еще было что покурить.
У нашего рода войск сохранились бочки с мукой, и теперь мы пекли хлеб и бисквиты из запасов пшеницы. Когда я шел по траншее, возвращаясь в свой блиндаж, по радио играли рождественские гимны… около 04.00 зазвонил телефон и в трубке Утех возбужденно завопил:
«Русские сидят в моем окопе!»
Так вот он какой, наш рождественский подарок! Спокойно отдал ему приказ установить, где и сколько русских, поднять резервный взвод, минометчиков и артиллерийского наводчика, а также обсудить с батальоном справа…
Спустя полчаса мы выяснили: шесть русских в маскхалатах переползли из своего окопа – где‐то 30 метров от нас – в наш окоп.
Завязалась перестрелка…
Я стоял у входа в свой блиндаж. Была звездная ночь. Пулеметные очереди свистели над головой. Это было настоящее Рождество на боевом посту. Но в следующем году мы точно отметим его дома, и тогда я расскажу тебе, моя любимая, о тех днях, когда мы бесконечно желали себе «тихой ночи».
25 декабря 1942 г.
Ночь прошла спокойно. После полудня произошли очень неприятные события. Всего лишь за час или два двое румын дезертировали. Одного заметили, и он получил гранту за свой поступок, ранившую его; второй беглец замечен не был, поскольку ближайший часовой задремал. Оба румына перебежали во вражеский окоп. Поскольку они выдадут все наше расписание, я изменил время смен, обедов и т.п.
Тем вечером еще один из наших «братьев‐союзников» отказался заступать на пост, пока не получит суп. Был отправлен в Синжорзано и там избит…
Пехотинец‐румын украл из блиндажа около 200 марок, так что было много неприятных эмоций в рождественский день.
26 декабря 1942 г.
День рождественских подарков был куда как радостнее. Утром я полтора часа продирался в свое подразделение, пробиваясь через хрустящий снег и злой ветер с востока…
Противостоящих нам русских, похоже, сменили. Новые стреляют по новым местам. Стало больше снайперского огня. Трое бойцов пали за один день в траншее, когда слишком высоко поднимались. Русские наглеют, нам надо преподать им урок. Но наша пехота абсолютно вымотана, и у нее нет терпения сидеть два или три часа в засаде…
У нас нет телескопических перископов, как у них, ни такого количества бойцов.
