Том 6. Лорд Эмсворт и другие - Пэлем Вудхауз

— А ты не можешь предстать в романтическом свете?

— Это как?

— Ну, останови коня.

— Где я его возьму?

— М-да… — сказал Фредди. — И то правда. Где взять коня? Они помолчали.

— Ладно, — сказал, наконец, Фредди. — Пока что я возьму собаку.

— Зачем она тебе?

— Покажу. Тетя увидит, какие бывают собаки, когда едят наш корм. Беда с этой тетей! Ничем ее не проймешь. А вот на него она клюнет, он такой здоровый… В общем, попробую. Значит, я его беру?

— Бери.

— Спасибо, Туша. Ты сегодня зайдешь?

— Может быть… — печально ответил Бингэм.

Узнав, что ее впечатлительная дочь катается с эстрадным тенором, леди Олсоп совсем загрустила. Когда Фредди начал тяжкий обратный путь, она сидела в отчаянии на террасе. Эрдель ушел по своим делам, китайский мопс с ней остался. Его отрешенности она завидовала.

Только одно хоть как-то смягчало ее отчаяние — племянник исчез. Все мучители были тут — и комары, и мухи, — но не Фредерик. Кого не было, того не было.

Но бедная женщина лишилась и этого утешения. Из-за кустов, слегка хромая, вышел ее племянник и направился к ней. За ним шло что-то вроде собаки.

— Да, Фредди? — покорившись судьбе, сказала леди Олсоп.

Мопс открыл один глаз, подумал, не залаять ли, и решил, что слишком жарко.

— Это Бутыль, — сказал Фредди.

— Что?

— Бутыль. Собака. Посмотри, какие мускулы!

— В жизни не видела такой дворняги.

— Душа важнее знатного родства,[72] — сообщил Фредди. — Да, породы нет, но ты посмотри на фигуру. Ест только наш корм. Пойдем в конюшню, увидишь, как она гоняет мышей. Тогда поймешь!

Он говорил бы и дальше, но пес Бутыль, обнюхав за это время деревья и повалявшись на траве, вернулся к людям и увидел, что на коленях у незнакомки лежит непонятное существо, по-видимому — живое. Он подошел поближе и понюхал.

К его величайшему удивлению, существо подскочило и спрыгнуло на землю.

Бутыль не раздумывал ни мгновения. Он любил подраться с равными, но не с такими же! Обежав трижды вокруг лужайки, он попытался влезть на дерево, не смог, поджал свой длинный хвост — и убежал со сцены.

Фредди очень удивился, не говоря уже о печали. Леди Олсоп не скрыла своего мнения, и ее презрительные смешки нелегко было вынести.

— Я очень рада, — говорила она, — что моя Сьюзен не мышь. От мыши твоя дворняга просто умерла бы.

— Бутыль, — сдержанно сказал Фредди, — особенно хорош с мышами. По чести, ты просто должна пойти в конюшню, дать ему шанс.

— Спасибо, я видела все, что надо.

— Не хочешь посмотреть его в деле?

— Нет, не хочу.

— Тогда, — мрачно сказал Фредди, — говорить не о чем. Отведу его в Матчингем.

— Почему?

— Он там живет.

— Это собака Руперта?

— Конечно.

— Значит, ты видел Руперта?

— Естественно.

— Ты его предупредил?

— Это не нужно. Гертруда ему написала.

— Быть не может!

— Может. «Знаем ли мы», и так далее. На мой взгляд, отставка. А что до Бутыля, ты учти, что он мопсов не видел. Мыши — вот его стезя!

— Господи, что ты порешь? Подумай о Гертруде. Надо ее как-то спасти.

— Могу с ней поговорить, но ничего не выйдет. Что поделаешь, тенор! Ну, я пошел. Прошу прощения…

Из ближних кустов высовывалась честная морда. Бутыль хотел убедиться, что прозвучал отбой.

Поговорить с Гертрудой удалось только тогда, когда пили коктейль перед обедом. Настоящий торговец, мастер своего дела, не сдается. Причесываясь, Фредди понял, как убедить тетю, и, спустившись в столовую, вспомнил о своей миссии. Гертруда сидела у рояля, наигрывая что-то мечтательное.

— Надо нам поговорить, — сказал Фредди. — Что за ерунда у вас с Тушей?

Гертруда покраснела.

— Ты видел Руперта?

— Я у него был.

— О?

— Он страдает.

— О!

— Да, страдает, — подтвердил Фредди. — И как тут не страдать, когда твоя невеста разъезжает с певцами? Что ты в нем нашла? Чем он берет? Не галстуками, они у него жуткие. Как и весь вид. Костюмы какие-то… готовые, что ли… Мало того — баки! Да, короткие, но есть. Ну можно ли предпочесть такому человеку, как Туша, этого хлыща?

Гертруда взяла несколько аккордов.

— Я не собираюсь это обсуждать, — сказала она. — Не твое дело.

— Нет, прости! — сказал Фредди. — Извини! Кто вам все устроил? Если бы не я, вы бы вовек не обручились. Значит, я вроде ангела-хранителя, и дело — мое. Конечно, — прибавил он, — я тебя понимаю. Этот тип тебя охмурил, и тебе кажется, что Туша — какой-то пресный. Но, посуди сама, старушка…

— Я не старушка.

— Посуди сама, идиотка! Туша — прекраснейший человек. Надежный. А такие, как твой Уоткинс… Ничего, когда будет поздно, прибежишь ко мне! «Ах, почему я не подумала?» А я отвечу: «Кретинка…»

— Продавай ты лучше свой корм, — сказала Гертруда. Фредди сурово на нее посмотрел.

— Это наследственное, — сказал он. — От матери. Как и она, ты не способна понять, где правда. Корм? Ха-ха! Уж я его продавал. И что же? Ничего. Ну, подождем до вечера!

— А сейчас что, не вечер?

— Более позднего. Увидишь интересный опыт.

— Опыт?

— Еще какой!

— Что это значит?

— Это значит «хороший».

После обеда в Бландингском замке вроде бы царил мир. Заглянув в янтарную комнату, ненаблюдательный человек решил бы, что все в порядке. Лорд Эмсворт читал в углу книгу о свиньях. Сестра его, леди Констанс Кибл, что-то шила. Племянница, Гертруда, смотрела на Орло Уоткинса. А этот самый Уоткинс, глядя в потолок, пел эстрадным тенором о каких-то розах.

Фредди тут не было. Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы его отец счел вечер удачным. Но загляните глубже! Леди Олсоп, глядя на дочь, просто терзалась. Гертруда тоже терзалась после разговора с Фредди. Терзалась и леди Констанс, которой сестра с родственной прямотой сказала недавно, кто именно позволяет эстрадным тенорам разгуливать по замкам. Лорд Эмсворт испытывал то, что испытает всякий, когда хочет читать о свиньях, а ему поют о розах.

Только Орло Уоткинс был счастлив. Но приближался и его час — когда он распелся вконец, за дверью кто-то залаял. Он не любил собак; а теноры еще и не любят, чтобы с ними соревновались.

Дверь открылась, появился Фредди с маленьким мешочком. За ним шел Бутыль. Лицо у Фредди было именно такое, какое бывает у людей, поставивших на карту все. Примерно так выглядели гвардейцы при Ватерлоо.

— Тетя Джорджиана, — сказал он, показывая мешочек, на который кидался Бутыль, — ты отказалась пойти в конюшню, и я принес мышей сюда.

Лорд Эмсворт поднял глаза от книги.

— А, Фредерик! — сказал он. — Уведи эту собаку.

Леди Констанс оторвалась от шитья.

— Фредерик, — сказала она, — раз уж пришел, садись. Только выгони собаку.

Леди Олсоп, оторвавшись от Гертруды, выразила совсем уж мало радости.

— Фредди, как ты мне надоел! Убери собаку. Фредди презрел их всех.

— Здесь, — сказал он тете Джорджиане, — несколько простых мышей. Если ты выйдешь на террасу, я их с удовольствием выпущу. Тогда ты убедишься.

Эти слова встретили по-разному. Леди Олсоп завизжала. Леди Констанс потянулась к звонку. Лорд Эмсворт фыркнул. Орло Уоткинс побледнел и спрятался за Гертруду. Гертруда поджала губы. Она выросла в деревне, мышей любила, и такое поведение ей не понравилось.

Открылась дверь, вошел Бидж. Он собирался забрать кофейные чашки, но оказалось, что есть и другое дело.

— Бидж! — вскричала леди Констанс. — Заберите этих мышей!

— Мышей, миледи?

— Они в мешочке! У мистера Фредерика!

Если Бидж и удивился, что младший сын его лорда носит мышей в мешочках, он этого не выказал. Прошептав: «Простите», он взял мешочек и направился к выходу.

Фредди сел в кресло и мрачно сидел, подперев лицо ладонями. Пылким и молодым людям нелегко, когда мешают их делу.

Лорд Эмсворт вернулся к своей книге, леди Констанс — к шитью, леди Олсоп — к мыслям. Орло Уоткинс объяснял Гертруде свое поведение.

— Я ненавижу мышей, — говорил он. — Просто не выношу.

— Да? — сказала Гертруда.

— Конечно, я их не боюсь, но они мне неприятны.

— Да-а?

Взгляд у нее был странный. О чем она думала? Не о том ли вечере, когда, увидев в темноте летучую мышь, она нашла надежную защиту у Руперта Бингэма? Быть может, она увидала очами души, как он — бесстрашный, преданный, верный — отгоняет опасную тварь широкополой шляпой?

Видимо, да, ибо она спросила:

— А летучих?

— Простите?

— Мышей.

— Летучих мышей?

— Боитесь?

— Я их не люблю, — признался Орло Уоткинс, сел к роялю и запел о волшебстве июньской красоты, когда благоухают все цветы.

Из тех, кто находился в янтарной комнате, только одно созданье не знало, что ему делать. Бутыль соображал туго и заметил не сразу, что мешочка уже нет. Когда Бидж забирал мышей у Фредди, он был занят, нюхал ножку кресла. Только когда закрылась дверь, он осознал свою утрату — но поздно. Лай — не лай, дерево не проймешь. Он стал скрестись, а потом уселся так же мрачно, как его временный хозяин.