Тингль-Тангль - Виктория Платова

Пластмассовые осколки разлетаются в разные стороны, сверкнув напоследок ослепительными брызгами.

– Зачем ты это сделал? – Васька чуть не плачет.

– Так было нужно. Это тоже часть плана.

Ямакаси снова привлекает Ваську к себе и рассеянно целует.

– Ты, наконец, объяснишь мне, что происходит?

– Да. Теперь самое время, кьярида миа…

Часть 3

ГАРРОТАДА. МИКА

…Сколько лет она не входила сюда?

Семь.

За семь лет в организме полностью изменяется состав крови (сведения, почерпнутые в бесплатной газете «Мой район», Мика берет ее в соседнем гастрономе, ей, как всегда, достается последний, не слишком презентабельный экземпляр с лотка).

«Мой район» – самая полезная газета в мире.

Там можно найти разнообразную информацию по коммунальным платежам и по субботнему шоппингу, там работают несколько горячих линий по юридическим, медицинским и правовым вопросам, там печатают милейшие необязательные impressions[39] анонимных Кэрри Брэдшоу. Вершина подобных откровений выглядит абсолютно по-гамлетовски: «Верить ли на слово продавцу?» Каждый раз, открывая газету, Мика надеется, что обнаружит там хоть строчку о взаимоотношениях двух сестер, у которых нет никаких взаимоотношений.

Две сестры, находящиеся в состоянии холодной войны друг с другом, вещь не слишком актуальная.

Две сестры, влюбленные в одного и того же человека, заинтересовали бы гораздо более широкий круг читателей, но таким историям в позитивно-информационном «Моем районе» не место. «СПИД-Инфо» – другое дело, канареечный журнал «Отдохни» – другое дело, подметный листок «Новости криминала» – другое дело; да, «Новости криминала» определенно подойдут.

То, что она собирается сделать – преступно.

И во всем виноват этот парень.

До самого последнего времени он оставался этим парнем, назвать его Васькиным парнем у Мики не поворачивался язык. Назвать его Васькиным парнем так же нереально, как назвать себя Конни, Труди или все той же Кэрри Брэдшоу, тем более что у Кэрри – кривые ноги, и ничто – ни владение английским языком, ни проживание на Манхэттене, ни широко разрекламированная связь с потускневшим танцором Михаилом Барышниковым – не сделает их ровнее.

Мика страшно сожалеет, что ее зовут не Конни и не Труди, и не Кэрри Брэдшоу-кривоножкой, и что она живет не на Манхэттене.

У нее был шанс уехать в Германию с Ральфом Норбе и шанс уехать на Таити все с тем же Ральфом Норбе, но она, идиотка, им не воспользовалась.

Ах, как было бы прекрасно очутиться на Таити – прямо сейчас!

Ах, как было бы прекрасно проснуться в собственном Wohnhaus[40] в предместье Ульма или Равенсбурга, под пение политкорректных соек, дождаться кофе, принесенного верным Ральфом прямо в постель, и потребовать от него поездки в Швейцарию на Ruhetagen[41].

А она научилась вставлять в речь немецкие слова, ну надо же! И семи лет не прошло.

Чем бы они с Ральфом занялись в Швейцарии?

Одним глазком посмотрели бы на Цюрих. Одним мазком посмотрели бы на Берн. Одним глазком взглянули бы на Женевское озеро. А потом она потребовала бы от Ральфа brissago.

Что такое бриссаго, не совсем ясно. То ли городишко с названием Бриссаго, то ли табачная фабрика Бриссаго в городишке с названием Бриссаго, то ли название сигар Бриссаго, которые выпускаются на табачной фабрике Бриссаго в городишке под названием Бриссаго.

В самое сердце сигары brissago вставлена травяная лучинка, и, прежде чем раскурить сигару, ее необходимо вынуть. Табак в сигаре brissago темный, тягучий, приятный на вкус.

Ральф конечно же откажется от сигары и от ознакомительного тура по табачной фабрике Бриссаго – тогда Мика с легким сердцем отпустит его погулять по самому городишке Бриссаго, пусть наслаждается камелиями, глициниями и магнолиями, которые увивают старинные виллы.

А она будет наслаждаться сигарой, не забыв предварительно вынуть лучинку.

Над ней будет подниматься струя совсем не вонючего, а сладковатого дыма, и в его клубах она вдруг увидит волшебные письмена:

Пака-хопе

Пака-ити

Пака-нуи

Матаио-аниата,

а еще кофати, фашина, хику-ату, ваи-о-кена, поэ-поэ, тии-нути-ои, пакека.

Во всем мире не найдется слов чудеснее.

Вырвавшись вместе с клубами дыма на свободу, волшебные письмена коснутся Микиного лба, и Микиных глаз, и Мининых губ, и она обязательно вспомнит о поцелуях этого парня, как о самом прекрасном, что было у нее в жизни. Нет, она не будет плакать: когда вспоминают о прекрасном – не плачут. Легкая щемящая грусть – вот единственное достойное воплощение воспоминаний о прекрасном.

Лучинку от сигары brissago она обязательно сохранит.

Впрочем, у нее уже есть одна такая лучинка.

Как это произошло?

Был дождь, Мика помнит это хорошо.

Была какая-то крыша – Мика помнит это уже хуже.

И был он, этот парень, который категорически не хочет становиться воспоминанием. Во всяком случае, сейчас, пока у нее нет Wohnhaus в предместье Ульма или Равенсбурга. И нет политкорректных соек под окном.

Как это произошло?

Когда?

На следующий день после их странного знакомства в ванной, после явления водонепроницаемой спины и водонепроницаемых, украшенных татуировками, ягодиц. Мике до сих пор стыдно, когда она вспоминает о том, как глупы были ее резиновые перчатки, как нелепы футболка с надписью «practice makes perfect»и спортивные штаны с вытянутыми коленями, а жалкие волосы, забранные в жалкий пучок?

За один лишь этот пучок стоило себя возненавидеть.

Этот парень был чрезвычайно мил, несмотря на Минин пучок и «practice makes perfect».Они провели в ванной, а потом на кухне целый час, а может, два или три, они так славно беседовали о том, как он работал на бойне и занимался набивкой чучел, и еще о том, что у него есть крылья и поэтому он получил сертификат промышленного альпиниста.

А потом…

Он поцеловал ее.

Речь не шла о разнузданном поцелуе, какие показывают в фильмах после полуночи с предупреждающей биркой «детям до двенадцати лет смотреть не рекомендуется», отнюдь нет. Он поцеловал ее целомудренно. В целомудренный лоб.

И Мика ничуть не устыдилась того, что и остальные части ее тела столь же целомудренны.

Надо признаться, что иногда она испытывает чувство м-м… неловкости за свою порядком затянувшуюся девственность, ведь ей уже тридцать. Почти тридцать.

Но в ту ночь никакой неловкости не было.

Хотя в этом поцелуе присутствовала не только родственность, которую он, как потенциальный жених Ми-киной младшей сестры, тут же задекларировал. Мика поцеловала его в ответ, вообще не думая о родственности.

Ей просто захотелось поцеловать этого парня. Только и всего.

Заострять внимание на странных щекочущих ощущениях внизу живота Мика не стала. Не то чтобы она совсем не знала об их существовании, нет. Прекрасно знала, учитывая тысячу прочитанных книг, где это физиологическое явление анализировалось со всех сторон и было подано во всех ракурсах – от откровенно непристойного до пошло-романтического.

Странным было то, что это случилось с ней, Микой.

До сих пор ни один мужчина не вызывал такой сладкой паники в придонных слоях ее живота, и, уж если это все-таки случилось, она предпочла бы, чтобы это был совсем другой человек, а не этот парень. Весь остаток ночи Мика убеждала себя в неправильности реакции и тщете ожиданий. Он азиат, и к тому же чересчур экзотичен, и растатуирован как каторжник, пират или ловец жемчуга, и совсем не носит трусов, что, несомненно, негигиенично; он не имеет никакого понятия о макабрическом режиссере Клоде Шаброле и предпочитает смотреть мультипликационное порно.

Страшно даже представить, чем он занимается под аккомпанемент этого порно. Наверняка (о, ужас!) мастурбирует.

И потом – что тоже наверняка – он младше Мики.

Удивительно, что в размышлениях по поводу этого парня Мика ни разу не вспомнила о том, что он является женихом ее сестры.

Заснуть удалось только под утро, и даже во сне мысли об этом парне преследовали ее. В лучших традициях пиратской беллетристики Вашингтона Ирвинга и Рафаэля Сабатини. Два ганзейских когга, два норманнских шнеккера, два гокштадских дракара были набиты этими мыслями под завязку; они размахивали кривыми саблями и закатывали ядра в пушки в предчувствии близкого абордажа, да так угрожающе и лихо, что у бумажной бригантины по имени «Мика» не было никаких шансов уцелеть в столкновении. Лишь приблизившись, когги, шнеккеры и дракары стали тем, чем и были на самом деле – губами этого парня.