Между Полюсом и Европой - Евгений Зингер

Все трое на лыжах. Без них и шага не ступишь — проваливаешься ниже колена. Иду головным, в моей руке начало стометрового провода. На другом его конце Маркин. Идущий с ним рядом Михалёв напоминает сейчас дрессировщика. Только у него вместо хлыста и пики длинный снегомерный щуп с делениями. Наш «снежный командир» всё время начеку — внимательно следит за движением своих товарищей, «связанных» проводом. Каждый мой «неверный» шаг тут же корректируется Володей: «Возьми влево, ещё левей, прямо, чуть-чуть правее, так держи». Это делается для того, чтобы не искажался продольный створ снегомерной съёмки, который должен проходить по прямой от места станции до его восточного «угла». Каждые 100 метров остановка: Михалёв измеряет толщину снега, протыкая его своим алюминиевым щупом. Определить границу между сезонным снегом и фирном не очень просто, но Михалёв имеет огромный навык подобных работ на Полярном Урале и Кавказе, причём делает это легко, несмотря на то что вся верхняя толща ледника пропитана талой водой. Каждые полкилометра вырываем шурфы, чтобы определить плотность снежного покрова и выявить запасы зимней влаги.

Спуск с плато незаметен. Его самая высокая часть меньше всего напоминает собой горную вершину, у которой крутые склоны. Здесь, наоборот, они, как правило, очень пологие, иногда волнообразные. Когда я оглядываюсь назад, на моих товарищей, они часто исчезают из поля зрения, «пропадая» в ложбинах, заключённых между двумя ледниковыми холмами. Справа и слева по мере нашего продвижения возникают до этого невидимые горы с оледенелыми боками. Километров через шесть мы сделали первое географическое открытие, а вернее сказать, поправку: ледник Урас спускается в направлении, противоположном указанному на топографической карте.

Вскоре впереди показался крутой спуск, за которым открывалась равнина с разлившимися по ледяной поверхности голубыми озёрами. Здесь, на высоте 620 метров над уровнем моря, мы отмечаем фирновую границу восточного склона плато Хольтедаля. Дальше уже нет снега и фирна — там зона так называемого ледяного питания.

Заканчиваем свой маршрут, определяем в последний, 85-й раз толщину снега, лежащего пятнами на голом льду, — всего несколько сантиметров.

Обратный путь на станцию начинаем к утру в сопровождении дождя. Одежда быстро промокает, вода маленькими струйками просачивается на спину и в сапоги, а лыжи вязнут. Снег прилипает большими кусками и не даёт скользить, приходится шагать на лыжах, с трудом отрывая их. Но обо всём этом забываешь, как только вспоминаешь, что нам довелось увидеть маленький клочок Земли, который не показан на картах, а может быть, никто и не видел.

Продолжением восточного маршрута стал западный. Он уходил в сторону Королевского ледника и Трех Корон. Прокладывать створ здесь оказалось намного сложнее: значительную часть времени приходилось двигаться в тумане, лишь изредка «подлавливая» ориентиры среди разорванных клубов. Но по мере спуска по ледниковому склону туман постепенно рассеивался, и теперь слева чётко возвышались Тре Крунер, а справа открылось плато Исаксена. В середине ночи нам преградила путь широкая и глубокая ледниковая речка, перейти которую было невозможно. Здесь, вблизи 72-й точки снегомерной съёмки, находилась граница зоны ледяного питания. Так мы узнали, что на западном склоне, обращённом к Гренландскому морю, снега меньше, чем на восточном, а положение фирновой границы несколько выше. Получалась картина, аналогичная той, что мы наблюдали в 1965 году на плато Ломоносова, где область наибольшего накопления снега также была нами отмечена на восточном склоне. Все это, бесспорно, представляет большой интерес для нас.

Мы не собирались рыть здесь глубокий шурф, а хотели лишь ограничиться несколькими метрами, а затем предполагали пробурить скважину. Но случилось непредвиденное: в скважину просочилась талая вода. Она приморозила опущенный на глубину 10 метров термозонд и штангу, державшую его. Чтобы спасти «прихваченный» холодом буровой инструмент, пришлось бить глубокий шурф. Так как «виновником» происшествия был Володя Михалёв, он с рвением взялся за работу, желая искупить свою вину. Нет худа без добра: Володя смог получить из ледникового «нутра» интересные количественные данные о преобразовании снега в лёд за последние годы…

Наша станция просуществовала две недели. Мы не только ходили в маршруты, но и проводили метеорологические и актинометрические наблюдения, что позволило установить связь таяния снега со средними суточными температурами воздуха. Экспедиция смогла расширить познания о метеорологических и радиационных условиях и гляциологических особенностях крупного ледникового района Шпицбергена…

Вертолёты прилетели за нами так быстро, что мы даже не успели разобрать каркас КАПШ. Открылась боковая форточка пилотской кабины, и из неё показалось всегда улыбающееся бронзовое от загара и ветра лицо Василия Фурсова. Через минуту он уже стоял рядом с нами.

— Вот и нашли вас! Все в порядке, Максимыч! — обратился ко мне командир вертолёта. — За погоду спасибо — видно, что постарались! Мы вас привезли, мы вас обязаны и вывезти — это закон лётчиков.

Прежде чем расстаться с местом бывшей станции, совершаем вместе с авиаторами экскурсию к шурфу и фотографируемся на память, как принято у всех кочующих людей.

Вертолётчики делают прощальный круг над шурфом и берут курс на Конгс-фьорд…

Летом 1967 года мы снова оказываемся в Ню-Олесунне. На этот раз попадаем сюда не по воздуху, а по морю. Небольшой теплоходик «Тайфун» высадил здесь нас, ленинградских геологов и ботаников. Через несколько дней «колония» советских учёных увеличивается: прибывает экспедиция Геологического института Академии наук СССР во главе с кандидатом наук Юрием Александровичем Лаврушиным, участником нашей экспедиции в 1965 году. Вслед за московскими геологами в Конгс-фьорде появилась видавшая виды шлюпка под названием «Беда». Она гордо вошла в залив под флагом Шпицбергенской гляциологической экспедиции. Вели её не прославленные мореходы-груманланы, а их очень далёкие потомки, по профессии своей сухопутные люди, влюблённые в море, — Владимир Корякин и Леонид Троицкий.

… На другой день и без того нагруженная шлюпка Ял-6 берет на свой борт Володю Михалёва и двух французских гляциологов — инженера Анри Жоффрэ, нашего знакомого по прошлогодним совместным исследованиям на леднике Ловен, и ассистента Тони Ружа, студента Лионского университета. Несколько часов потребовалось им, чтобы пересечь неспокойный залив и войти в соседний Кросс-фьорд. Разгулявшиеся волны не раз пытались залить гляциологический «корабль». Наконец нашим «десантникам» удалось высадиться на берег недалеко от фронта ледника 14 Июля.