Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена) - Василий Сергеев

Он даже расспрашивал окружение царевича, свиту и слуг, чтобы узнать о его привычках, вкусах и пристрастиях. Во Флоренцию и Парму, Неаполь и Версаль30*Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI, была младшей дочерью Марии-Терезии Австрийской, т.е. родной сестрой Иосифа II.*, полетели послания братьям и сестрам государя, в которых Иосиф II представлял августейших гостей из России как какой-нибудь импресарио своих звезд во время турне:

«Великий князь и великая княгиня обладают не только незаурядными талантами и обширными познаниями, но и сильной волей к знаниям и открытиям. Они хотят понравиться Европе, причем искренне и честно; можно полностью положиться на то, что они не разболтают доверенные им тайны, поэтому, чтобы сделать им приятное, достаточно лишь быть откровенными с ними. Они недоверчивы, но причина этого – в условиях их жизни, а не в их характере, и поэтому следует избегать всего, что может им показаться театральным и лицемерным».

Подобное внимание к нему, совершенно для него непривычное, оставило царевича в счастливом недоумении. Впрочем, постоянно испытывая ко всем людям не только недоверие, но и страх, Павел пытался отыскать потаенные корни такого пылкого гостеприимства, и – не мог! Причина была одна: Австрия хотела союза с Россией. Но так ли уж это плохо?

Мария Федоровна чувствовала себя как в раю, тем более, что император сделал ей приятнейший сюрприз: пригласил в Вену не только ее родителей, но и сестру Елизавету, просватанную за эрцгерцога Франциска Тосканского, племянника Иосифа II и возможного наследника австрийского престола Елизавета, неуклюжий пятнадцатилетний подросток, не отличалась ни красотой, ни обаянием. Иосиф II оплатил не только пансион девушки в монастыре салецианок, но и гонорары стоматологов, лечивших и выпрямлявших ее кривые зубки. Супруги Виттенберг с благодарностью приняли эту «материальную помощь», переданную им через канцлера Кауница.

– Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube!*Пусть воюют другие, а ты, счастливая Австрия, заключай браки! (лат.). Ср. bella gerant alii, Protesilaus amet (Овидий. Героиды, XIII:84); другие воюют, Протесилай предается любви.* – повторил Павел слова трехвековой давности: венгерский король Матьяш Корвин, заметив, что Австрию расширяют не войны, а брачные союзы, не без юмора переделал стих Овидия.

Знал ли Иосиф, что к этому времени с матерью жены Павла, графиней Софией Доротеей Марией фон Виттенберг-Монбельяр уже «поработал» Клод де Сен-Мартен, глава ордена мартинистов, нашедший к тому времени связи с иллюминатами, и что для графини каждое слово Сен-Мартена было высшей заповедью? Возможно, и не знал. Но в том, что иллюминаты «охотились» на Павла, сомнения быть не может. В Лондоне Сен-Мартен установил контроль над князем Алексеем Голицыным. Его адептами в окружении Павла стали морской офицер Плещеев и дипломат Куракин. Куракин, вернувшись в Россию, завербовал в члены ордена Новикова, в числе заданий которого было установление контактов с Павлом.

Во всяком случае, весной 1782 года Павел присутствовал в заседании венской масонской ложи. Была ли это иллюминатская ложа? Многие исследователи в этом убеждены, как и в том, что именно здесь Павел принял посвящение в таинства ордена. Во всяком случае, в те дни и вплоть до запрета в 1784 году курфюрстом баварским, иллюминатские ложи были самыми крупными в Австрии, насчитывали десятки тысяч членов.

Ложа в Вене существовала с 1742 года; Франц Лотарингский, вступивший на престол в 1745 году, покровительствовал масонству; после его смерти в 1765 году Мария-Терезия преследовала масонов или делала вид, что преследует, так как муж ее относился к масонству лояльно. Иосиф II также не скрывал симпатий к масонству. С 1775 г Вена стала центром розенкрейцерства для масонов Австрии, Венгрии, Баварии, Виттенберга и Польши...

Иосиф II хотел дать для высоких гостей «Гамлета» – спектакль о наследнике престола, вынужденном искать линию поведения в отношении своей матери, убившей его отца. На русской сцене трагедия была запрещена. Кто-то из актеров заметил, что будет трудно играть, когда в наличии два Гамлета – один в зале, другой на сцене:

«Лицедейство здесь, чем ни талантливее будет, тем более жестокой грубостию станет».

Поскольку Павел попросил этой пьесы не давать, по соображениям, важным для него (попросту боялся, что скажет мать: по отношению к ней то была бы слишком большая дерзость, из ряда вон!), Иосиф спектакль отменил, а актеру, сказавшему не просто остроумную фразу, но допустившему дерзновенный намек на «Северную Семирамиду», вручил полсотни дукатов.

Павел был искренне благодарен Иосифу за любовь и доверие. Отныне он считал его одним из своих лучших друзей. Но достиг ли Иосиф главной цели? Павел по-прежнему не был в восторге от идеи союза двух держав, оставаясь при мнении, что союз с Австрией для России не выгоден. Во время приема в Шенбрунне, в гостиной, где собрался цвет австрийской аристократии, пришедшей поприветствовать его, он, не стесняясь, заявил, что Потемкин продался австрийцам.

В Вене Мария Федоровна заболела гриппом и уезжала из Австрии больная. До самого Нейштадта она жаловалась на ужасную головную боль и жар, которые никак не хотели спадать.

ИТАЛИЯ

Из Австрии во Флоренцию Павла сопровождал великий Герцог Леопольд. Он писал своему брату, императору Австрии Иосифу II:

«Граф Северный, кроме большого ума, дарований и рассудительности, обладает талантом верно постигать идеи и предметы и быстро обнимать все их стороны и обстоятельства. Из всех его речей видно, что он исполнен желанием добра. Мне кажется, что с ним следует поступать откровенно, прямо и честно, чтобы не сделать его недоверчивым и подозрительным. Я думаю, что он будет очень деятелен; в его образе мыслей видна энергия. Мне он кажется очень твердым и решительным, когда становится на чем-нибудь, и, конечно, он не принадлежит к числу тех людей, которые позволили бы кому бы то ни было управлять собою. Вообще, он, кажется, не особенно жалует иностранцев и будет строг, склонен к порядку, безусловной дисциплине, соблюдению установленных правил и точности. В разговоре своем он ни разу и ни в чем не касался своего положения и Императрицы, но не скрыл от меня, что не одобряет всех обширных проектов и нововведений в России, которые в действительности впоследствии оказываются имеющими более пышности и названия, чем истинной прочности. Только упоминая о планах Императрицы относительно увеличения русских владений на счет Турции и основания империи в Константинополе, он не скрыл своего неодобрения этому проекту и вообще всякому плану увеличения монархии, уже и без того очень обширной и требующей заботы о внутренних делах. По его мнению, следует оставить в стороне все эти бесполезные мечты о завоеваниях, которые служат лишь к приобретению славы, не доставляя действительных выгод, а напротив, ослабляя еще более Государство. Я убежден, что в этом отношении он говорил со мной искренно».

По мере того, как карета подъезжала к берегам Средиземного моря, великая княгиня чувствовала себя лучше. Павел делал все возможное, чтобы развеселить жену. Голубое небо Италии, солнце и пальмы залечили их душевные раны и исцелили физическое недомогание. Они написали об этом императрице, а та посоветовала купить им климат, как покупают все остальное, и привезти с собой домой! Но эта милая ирония не трогала их сердца. Они проехали мимо Триеста, сравнив его с Петергофом, а затем сели на корабль и прибыли в Венецию 18 января 1782 года.

Несмотря на короткие зимние дни, «Королева вод» предстала перед августейшими путешественниками во всем своем очаровании. Безмятежная республика оказала им праздничный прием. Освещенные гондолы скользили по сверкающей глади вод; везде звучали любовные песни. Венецианцы удивили их «волшебными лодками» странной формы – гондолами; им показали собачьи бои и корриду. На всех каналах раздавались смех, музыка в их честь, для них сыпали конфетти и пели серенады, похожие на призывы наяд, готовых выйти из воды, чтобы удержать их.

Царевич без конца восхищался богато украшенными дворцами, тысячами мраморных мостов, всеми этими бульварами на воде с фасадами, покрытыми замысловатыми узорами из кораллов, куполами церквей и особенно базиликой Сан Марко. Он увидел в нем византийское влияние: мозаики, золотые купола, блестящие в вечерних сумерках, огромные изумруды, оправленные в серебро: все это сходство с Востоком, которое напоминало ему церкви Москвы, заставило его еще раз подумать о необходимости объединения всех религий в их стремлении к единому Богу. Мария Федоровна, разделяя его радость, не поддерживала его идеи о смешении обрядов.

Влажность лагуны не подходила для великой княгини, поэтому супруги решили не оставаться здесь дольше и отправились в Рим. Позже, в воспоминаниях, Мария Федоровна напишет Лагарпу (воспитателю Александра):