В краю солнца - Тони Парсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они совсем вымотались, — сказал я. — А вот ты, похоже, чем–то доволен.
Ник сел и разложил на столе газету.
— Ее напечатали — мою статью о китайском квартале. Вот она.
Это была та самая газета, в которой он работал в Лондоне, раскрытая на одной из последних страниц. Подписанная его именем статья в рубрике о путешествиях занимала целый разворот. На фотографии симпатичная молодая пара сидела в саду при кафе «Чайна инн» и ела тайский салат. Я взглянул на дату: газета вышла почти неделю назад.
— Поздравляю, — сказал я и начал читать.
— Ее сильно урезали, — произнес Ник не то сердитым, не то извиняющимся тоном. — У меня было больше истории: как китайцы приплыли на остров и работали на рудниках, как продолжали строить даосские храмы, хотя постепенно обращались в буддизм.
В свете разноцветных лампочек его лицо выглядело усталым и потным.
— Строчку про храм Ясного Света и ту вырезали!
— Тебе удалось напечатать статью, а это главное, — сказала Тесс.
Ник просиял:
— Да, удалось!
Кива положила вилку и привалилась ко мне. Она почти спала.
— Давайте выпьем, — с улыбкой предложил Ник.
Я колебался только секунду.
— Конечно, надо отметить. — Я взглянул на статью. — А сколько тебе за нее заплатят?
Ник то ли не расслышал, то ли не хотел об этом думать. Он махнул рукой, и к нам подошел не знакомый мне официант.
— Две бутылки пива «Сингха», — сказал Ник. — Извини, что ты спросил?
— Кай сегодня не здесь?
— Нет. Моя жена работает теперь в новом баре.
Дальше по пляжу, там, где начиналась светящаяся дуга недавно построенных заведений, из «Длинного бара» гремели западные хиты десятилетней давности.
— Вот где я хочу выпить, — заявил Ник.
В глубине «Почти всемирно известного гриль–бара» кто–то нажал на выключатель, и разноцветные лампочки погасли.
На другом конце Най — Янга все еще было оживленно.
По дороге тянулась шумная процессия мотоциклов и скутеров, среди которых иногда осторожно проезжало такси. Между темной дорогой и ярко освещенными магазинами двигались толпы фарангов.
В ателье «Питер сьют интернэшнл» господин Питер показывал покупателю в шортах и майке с надписью «Пососи мой буй» образчик серой фланели в узкую полоску. Подружка покупателя сидела рядом и, хмурясь, разглядывала свои руки, покрытые следами от комариных укусов. В массажном салоне пожилые женщины стояли на коленях перед полулежащими клиентами. Посередине улицы из «Длинного бара» гремел известный хит Bon Jovi. Первым, кого я увидел внутри, был Фэррен.
На столе перед ним лежал огромный кусок льда в ведре для шампанского, и Фэррен рубил, колол, кромсал его пестиком зловещего вида. Наверное, лед с рыбного рынка впервые использовали для чего–то, кроме морепродуктов. Увидев нас, он не остановился, а продолжил работать.
— Я впущу вашего приятеля, только потому что мы с вами друзья, — обратился ко мне Фэррен. — Вы в курсе, что он уже был здесь и пытался устроить сцену?
Я посмотрел на Ника. Он рассмеялся и покачал головой, потом быстро стиснул мои плечи и пошел к стойке.
— Уведите его отсюда, пока никто не пострадал, — сказал Фэррен.
Я осмотрелся. Должно быть, так выглядели азиатские бары лет пятьдесят тому назад — бары, предназначенные для того, чтобы вытягивать деньги из британских моряков и американских солдат. Моряки и солдаты давно умерли от старости, а схема действовала до сих пор. Все в «Длинном баре», словно отпущенные на берег матросы, спешили урвать у жизни побольше удовольствия, пока время не истекло. «Длинный бар» походил на «Безымянный» или любой другой бар с Бангла–роуд — те же мужчины, девушки и пиво. Только этот был больше, потому что здесь, на севере, земля стоила дешево. Сцену в центре зала окружала вытянутая овальная стойка. За ней стояло четыре бармена — два тайца и две тайки, — которые с трудом справлялись с потоком заказов.
Все табуреты в баре были заняты. На каждом сидел европеец, на котором висела одна, а то и две местных девушки. Другие девушки стояли на сцене, рассеянно раскачивались под музыку и время от времени останавливались, чтобы глянуть в зеркало, проверить сообщения в телефоне или поболтать с подругами. В основном же они просто раскачивались, уставившись в одну точку, и думали о чем–то своем.
Здание открывалось прямо на пляж: непонятно, где кончался бар и начинался Най — Янг. В полумраке, вдали от сцены, виднелись высокие столы, заставленные стаканами с выпивкой и пустыми чашками, куда официантки засовывали счета. Ник исчез в толпе. Кай тоже не было видно. Я попытался отыскать ее среди официанток по золотистой пряди в волосах.
Среди такого обилия полуголых тел — миниатюрных смуглых девушек, одетых то ли для пляжа, то ли для постели, и крупных, бледных мужчин с голыми белыми ногами и мясистыми руками в татуировках — официантки выглядели почти строго. На них было что–то вроде мужских вечерних костюмов — черный галстук–бабочка, белая рубашка, короткий черный пиджак. Судя по виду, работа «Питер сьют интернэшнл». И никаких высоких каблуков — все официантки носили туфли на плоской подошве, чтобы передвигаться быстрее.
Кай сидела на дальнем конце стойки и играла в «Четыре в ряд» с добродушно застенчивой улыбкой на лице.
— Посетителям она нравится, — сказал Фэррен, продолжая остервенело дробить лед. — Есть в ней что–то милое, а такое не часто встретишь в баре. Понимаете, о чем я, Том?
— Она только недавно вышла замуж.
В ответ он рассмеялся:
— За неудачника, который не в состоянии содержать молодую жену.
Лицо Фэррена было покрыто потом. Из ведра на стойку летела мелкая ледяная крошка.
— Я предложил ей больше денег, — добавил он. — Действует безотказно. Послушайте, Том, ваш поддатый друг может остаться, если не будет устраивать сцен.
— А что он сделал?
Фэррен покачал головой.
— Он хотел сыграть с ней в «Четыре в ряд». А у нас правило: либо ты играешь со всеми, либо ни с кем.
Я направился к стойке. Кай встретилась со мной взглядом и отвела глаза. Я понял, с кем она играет, только когда подошел почти вплотную, и то засомневался: бритоголовые, все в татуировках, они ничем не выделялись из толпы посетителей. Но я узнал их по трем «Харлеям», припаркованным снаружи. Это были три байкера из «Почти всемирно известного»: прихвостень главаря, толстый мерзавец и лысый верзила с козлиной бородкой. С этим надо быть начеку, подумал я, но именно бородатый и протянул мне руку — огромную мясистую лапищу.
— Не обижайся, приятель, — сказал он. — Мы же не знали, что ты кореш Фэррена.