14-я книга. Барабаны Таланов - Алекс Карр

Еще ниже находился пункт связи, но в нем Иури Ламишада бывала крайне редко, так как вдобавок к тому, что ей влепили пять пожизненных, девушка была лишена права на свидания с родственниками и друзьями. Правда, лишь до некоторых пор. В последние три месяца что-то изменилось и она уже дважды общалась со своим братом Биром Ламишада, но это общение с ним ей не очень-то понравилось, поскольку этот тип, явно, решил отобрать у неё то, чем она гордилась более всего – корпорацию "Ламишада спешиал сервис". Как Биру удалось преодолеть этот запрет она не знала, но его намерения сделались ей понятными уже после первых трех минут общения с ним. Поняв что именно вознамерился сделать этот прилизанный мерзавец с бегающими глазками, она замолчала и больше не промолвила ни единого слова. Только так она могла противостоять этому недоноску, по воле судьбы являвшемуся её братом по отцу.

Сразу же после этого Иури угодила на неделю в карцер, хотя она не сделала ровным счетом ничего такого, за что местное тюремное начальство могло бы наказать её таким образом. Точно так же с ней поступили и после второй встречи с братом, когда в течение двух часов она не проронила ни единого слова и даже ни разу не подняла на него глаз. Попадать в карцер ей было не привыкать, хотя она и не находила ничего приятного в том, чтобы сидеть целую неделю, а то и все две, в тесной стайларовой коробке голой, среди собственных нечистот, да, к тому же с кандалами на руках и на ногах, а в это время на тебя каждый день приходят полюбоваться твои злейшие враги, но уж лучше ни за что загреметь в карцер, нежели знать о том, что этот негодяй захватил в свои руки твоё любимое детище и теперь громит всё то, чем ты жила добрых двадцать лет.

Не смотря ни на что, эти неприятности только придали Ласковой Иури сил, теперь, помимо того, что она дала себе слово не сломаться, у неё появилась ещё одна цель, ничуть не менее важная, – не дать братцу прибрать к рукам её корпорацию. Уже только поэтому ей не был страшен карцер и она была готова в любой момент снять с себя тюремную робу и спуститься на лифте в тот отсек, который тюремное начальство называло воспитательным. К тому же после карцера заключенному полагалось отработать вдвое больший срок в тюремном руднике, а это, в отличие от своих товарок, Иури вовсе не считала наказанием, хотя работой было только то, что она в течение восьми часов должна была управлять горнодобывающей машиной находящейся черт знает где, да, к тому же не каким-либо комбайном, а эдаким стальным монстром на двух ногах с огромными ручищами-ковшами, оснащенными виброрезаками, способными прямо в карьере производить первичную сортировку руды.

По иронии судьбы рабочий отсек находился ниже карцера и может быть именно поэтому большинство обитательниц Чумного бокса считали столь увлекательное дело самым тяжким наказанием. Иури, в отличие от них, прекрасно разбиралась в геологии и управлять мощной машиной, способной выламывать из недр какой-то планеты огромные глыбы, доставляло ей большое удовольствие. А ещё это на восемь часов давало ей ощущение свободы ничуть не меньшее, чем в оранжерее. Она не знала где ведутся горные разработки, ведь урановую руду можно добывать по всей галактике, как и не знала того, куда она будет отправлена, но это не мешало девушке осознавать важность этой работы, да, и усталость после восьми часов соединения с мощным агрегатом, ведь в кабине управления приходилось изрядно покрутиться, чтобы заставить эту машину двигаться в нужном направлении и бросать в кузов грузового кара-антиграва куски руды, а не пустой породы, была ей приятна.

Сегодня Иури Ламишада снова предстояло отправляться в рудничный отсек, а потому, услышав вой сирены, девушка вскочила со своей кушетки и бросилась к умывальнику. В том, что ты работаешь в рудничном отсеке, а не ворочаешь железки в спортзале, были свои преимущества, ведь в этом случае для умывания давалось не пол литра регенерированной воды, а в три раза больше, но ею нужно было успеть воспользоваться за те десять минут, которые отводились каждое утро на гигиенические процедуры. Поэтому Иури не стала мешкать и, сбросив с себя жесткую, мешковатую нательную рубашку и такие же бесформенные трусы, ловкими, быстрыми движениями ополоснула всё тело, стараясь при этом не расплескать ни единой капли воды, после чего уже не спеша умылась и почистила зубы. От этого девушка почувствовала себя чуть ли не на вершине блаженства, хотя в своей прежней жизни такое ополаскивание она сочла бы самым настоящим издевательством над своим телом.

После водной процедуры она постояла несколько минут голой наслаждаясь кажущимся ощущением чистоты, хотя прекрасно осознавала, что для настоящей чистоты ей нужно было бы полежать в горячей ванне часика полтора, не меньше. Надев на себя рубаху и трусы, Иури с горестным вздохом облачилась в пластиковый комбинезон грязно-серого цвета, подошла к стайларовым раздвижным дверям своей камеры и по привычке сложила руки на затылке. Начиналась длинная и нудная процедура утренней поверки.

Камера Иури Ламишады ничем не отличалась от любой из двухсот пятидесяти других камер стоящих по периметру спального отсека в два этажа. Пять метров в длину и четыре в ширину. Фальшивое окно с унылым пейзажем, кушетка с прозрачным пластиковым надувным матрацем, шкафчик без дверцы, в который на ночь она вешала на крючок свою тюремную робу, умывальник с прозрачной стайларовой раковиной, такой же унитаз, небольшой стайларовый стол у стены, стальной стул приделанный к полу, и стальная полка над ним, на которой сиротливо стояла большая библия Универсальной Церкви в черном переплете, а под полкой – врезанный в стену мертвенно-серый экран супервизио, по которому вечером им показывали душеспасительные беседы, да, изредка, сообщались всяческие распоряжения тюремного начальства. Больше в камере не было ничего. Всяческие там открытки, плакаты, книги и прочие мелочи были категорически запрещены и за нарушение этого приказа следовало наказание, а оно здесь было одним единственным – карцер.

По мнению начальства Жестянки ничто не должно было отвлекать заключенных от мыслей о том, что они отбывают здесь наказание и что это им не отель, а федеральная тюрьма строгого режима. Камера Ласковой Иури была расположена на втором этаже почти посередине и ей было хорошо видно её товарок, вставших перед раздвижными стайларовыми дверями. Десятки одинаковых серых фигур с коротко стриженными головами. Лица такие же серые, как и тюремные робы и полная тишина. В камеру, если она была закрыта, не доносился снаружи ни один звук.

До начала утренней поверки оставались какие-то считанные минуты и Иури крепко стиснула зубы и сделала несколько глубоких вздохов. Она была рьяной поклонницей чистоты, чего нельзя было сказать о большинстве обитательниц Чумного бокса. В Жестянке, как и в любой другой тюрьме галактики, полагалось соблюдать чистоту и порядок в помещениях общего пользования и в камерах, а эти стервы выражали свой протест тем, что норовили превратить эту тюрягу в грязный, вонючий хлев. Мало того, что многие из них неделями не мылись, так они ещё и норовили отправлять естественные надобности не в унитаз, а где попало, выбирая для этого самые неожиданные места вплоть до тюремной столовой. Похоже, что именно поэтому их бокс и был прозван охранниками Чумным.