Вычислитель (тетралогия) - Александр Николаевич Громов

дымке рыжей кляксой. Час проходил за часом, а острова все не было видно. Попался опасный кочкарник, вынудив уклониться к западу, и встретилась широкая борозда, пропаханная в болотном ковре неведомо кем. Словно кто-то большой, но мягкий, вроде голого слизня, прополз по зыбуну неизвестно куда и с какой целью. Рыжая клякса спускалась к горизонту. Перед закатом немного прояснилось, и смутно, как водяные знаки на бумаге, открылись вершины островов.

– Стой, – сказал Эрвин. – Так я и думал: мы немного сбились с пути. Отдых пять минут. Можешь сесть.

Иванов не сел – повалился на зыбун, выбив пискнувшую струйку воды.

– Остров справа видишь? – указал Эрвин. – Это тот, куда мы шли и уже должны были дойти. Но промахнулись. А вон тот впереди – следующий. Он дальше от нас. Если пойдем к тому, что справа, дойдем поздно ночью. Это в теории, а как на практике – не знаю. Если пойдем вперед – придется ночевать на болоте.

Иванов глухо застонал.

– Зато тот остров – предпоследний в островной цепи, – продолжал Эрвин. – Помнишь, что я тебе говорил? К материку надо идти наискосок от предпоследнего острова, а не от последнего. На острове устроим дневку, можно даже две, отдохнем и подготовимся.

– Сдохну я… – высипел Иванов, щупая распухшую ногу.

– Не сдохнешь, если перестанешь ныть. Ты мне потом еще спасибо скажешь, а пока расслабься и дыши глубже.

Для примера Эрвин и сам попытался вдохнуть полной грудью, отчего мучительно раскашлялся. Ему показалось, что оба легких вот-вот выскочат наружу. Он бы, пожалуй, и не стал возражать – такая внутри сидела боль. И помочь некому, а Иванов только раздражает, но его надо беречь…

Они шли до самой ночи и еще часть ее, пока на небе светила самая крупная луна. Потом дрожали в полудреме – спина к спине. Когда восток побледнел, они побрели дальше. За ночь на болото лег туман, в нем растаяли острова, но Эрвин уверял, что точно знает направление.

– К полудню будем на месте, – сказал он в ответ на очередную жалобную тираду Иванова. – Если пойдем тем же темпом.

«И если ничего не случится», – добавил он про себя.

И ничего не случилось – не встретилось ни язычников, ни змей, ни хищных грибов, ни хищных растений, и ни одной крылатой твари не появилось в прояснившемся небе; ничего не случилось, если не считать того, что к острову подойти не удалось. Между ним и краем болота простиралась стометровая полоса жидкой грязи, как будто стадо земноводных титанов резвилось здесь, перемешивая в кашу мертвые водоросли, живые водоросли и торфяную взвесь. В жиже побулькивало. Удивительно, но край болотного ковра был цел и сносно держал вес человека – как в насмешку. Стоишь, мол, не тонешь? Вот и постой, посмотри на сушу…

– Плавать умеешь? – спросил Эрвин.

– Угу.

– Лучше бы не умел – меньше соблазна. Я видел, чем кончаются заплывы в полыньях. Давай двигай. Направление – вон.

До вечера Эрвин гнал Иванова на север вдоль полыньи в надежде на то, что она когда-нибудь кончится. Береговая линия постепенно загибалась к востоку, и вместе с нею загибалась полоса грязи. Наконец Эрвин дал команду «стоп».

– Нет смысла идти дальше. Эта грязь до самого океана.

Иванов просто повалился. Слов у него не было, сил тоже. Эрвин присел рядом на кочку, предварительно потыкав в нее шестом.

– Однажды мы переплыли громадную полынью на плавучем острове, – поведал он, отдышавшись. – Сами вырезали этот остров. Но тогда нас было четверо, и у каждого был настоящий нож.

Иванов только замычал. Потом судорожно вдохнул и начал кашлять.

– Зато тогда мы почти уже загибались, – продолжил Эрвин, дождавшись паузы в кашле. – Все четверо, да. Много дней питались одними головастиками, да и тех почти не было. Водоросли жевали. Некоторые из нас были готовы сдаться, а перед тем натворить глупостей. Но мы справились.

Иванов болезненно застонал.

– И теперь справимся, – сказал Эрвин уверенно. – Можно пойти к последнему острову, но делать там нечего, только время терять. Лучше прямо сейчас взять курс на материк. Дней пять-шесть пути, я думаю. Ничего еще не пропало.

– Нога… – жалобно простонал Иванов. – Она гниет. Это инфекционная гангрена, я знаю.

– Ты прав, нога, пожалуй, пропала. Но нога – это еще не весь ты. Правильно себя поведешь, так потом не пожалеешь. Дашь утечку, что потерял конечность в Саргассовом болоте, но победил его, – и внимание женщин тебе обеспечено. На шею вешаться будут.

– Пошел ты… – Иванов четко сказал куда.

– Грубо, – укорил Эрвин. – Но я рад: можешь ругаться – значит, можешь и двигаться. Мы дойдем. Ладно, отдыхай пока.

Иванов с хрипом дышал через рот, стонал и временами заходился в кашле. Откашлялся и Эрвин, сплюнув мокроту. Черт, подумал он, как же люди живут на Гнилой Мели? Понятно, что живут они там недолго, включая самых выносливых и сытых вроде главарей людоедских банд, но ведь некоторые, вероятно, выдерживают по нескольку лет! А вокруг песчаных островков и тростниковых зарослей только гнилая жижа, и воздух там отравлен гнилью, и нет свежего морского бриза, как на Счастливых островах, и уж конечно нет горячих минеральных источников… Он мог бы приблизительно подсчитать шансы, скажем, Лейлы дожить до сегодняшнего дня, но впервые за много дней ему не хотелось рассчитывать сложные варианты. Предстояло решить задачу грубую и примитивную. Имеется всего один попутчик – значит, его надо беречь во что бы то ни стало, даже ценой серьезного риска, и подставить вместо себя только в пиковой ситуации. Просто и грубо. Настолько просто, что Иванов прекрасно понимает этот расклад. Чего тут не понять.

– Ты видел спутниковые снимки этой части болота? – спросил Эрвин.

– Только карту. А ты?

– Тоже. То есть видел и снимки, но с низким разрешением и сквозь перистые облака. Там мало что видно. Хороших снимков Саргассова болота, по-моему, вообще не существует. Карта тоже никакая. В теории отсюда до материка болото как болото, без сюрпризов. Островов нет, но могут быть мели. Хорошо, если будут. Открытой воды вроде бы тоже нет, но на практике может быть по-всякому. Болото – оно ведь тоже меняется.

– И что? – спросил Иванов.

– Разговариваю… Хочешь, чтобы я помолчал?

– Да хоть молчи, хоть кричи! Наплевать мне на твои разговоры!

– Плевать, значит, уже можешь, – ухмыльнулся Эрвин. – А идти? Нет? Ну, тогда даю тебе еще десять минут.

Он дал даже двадцать: пусть напарник, поняв это, отложит глупый и ненужный, но ожидаемый бунт. А на двадцать первой минуте заставил Иванова взгромоздиться на ноги и указал направление.

Им посчастливилось: набрели