Красная Армия против войск СС - Борис Соколов

В целом в первый день людские потери корпуса СС оказались как минимум в 1,4 раза больше, чем потери противостоявших ему советских войск. К концу дня у 31 — го гвардейского стрелкового корпуса почти закончились боеприпасы.

Тем временем XXIX армейский корпус нанес контрудар по соединениям 28-й армии, стремясь захватить южный выход из долины Ольховчика, чтобы не допустить отхода советских войск, сражавшихся против танкового корпуса СС. Боевая группа 294-й пехотной дивизии смогла войти в долину Ол ьховчика, а 17-я и 336-я пехотные дивизии потеснили 387-ю стрелковую дивизию. Командование 28-й армии ввело в бой свой последний резерв — 127-ю стрелковую дивизию. Пришедшую в расстройство 387-ю стрелковую дивизию было решено отвести на восточный берег Миуса. Потери 294-й пехотной дивизии, вынесшей на себе основную тяжесть боев, в этот день достигли 600 человек, в том числе 150 — погибшими и пропавшими без вести.

Всю ночь на 31 июля гренадеры «Райха» продолжали бой в Степановке. XXIV танковый корпус продолжал пробиваться к Ольховчику.

Командование Южного фронта опасалось, что противник прорвется на восточный берег Миуса. 28-й армии был передан 2-й гвардейский механизированный корпус, а 36-я танковая бригада была размещена в балке Ольховчик. Механизированные бригады должны были контратаковать вдоль реки на юг, к Русскому.

Утром 31 июля боевая группа Гаусса из XXIX армейского корпуса атаковала 347-ю стрелковую дивизию в районе Елизаветинского и взяла 1200 пленных. Эти потери, равно как и значительное число убитых, не были отражены в вечерней сводке потерь 28-й армии. За 31 июля она будто бы потеряла только 81 убитого и 166 раненых. Здесь опять чувствуется нежелание сообщать наверх о большом количестве пропавших без вести.

Тем временем «Тотенкопф» продолжал атаки на высоту 213,9. Атака проводилась в предрассветной темноте, в 3.00 по московскому времени, без артиллерийской подготовки. Артналет начался лишь тогда, когда гренадеры уже ворвались в первую линию окопов. Под обстрел попала вторая линия окопов и советские тылы. В это время немецкие саперы проделали проходы в минных полях. В 9.15 по берлинскому времени была проведена еще одна мощная 45-минутная артподготовка. Советские позиции также атаковали пикировщики Ю-87. Однако советское сопротивление не было сломлено. Полк «Эйке» не смог занять Герасимовку. Во второй половине дня сражение прекратилось из-за солнечного дождя. К вечеру «Тотенкопф» располагал лишь 20 боеготовыми танками, среди которых был 1 «тигр» и 5 командирских танков, а также 14 штурмовыми орудиями и 6 САУ «Мардер».

Не увенчалось успехом и наступление 3-й танковой дивизии, у которой к концу дня осталось в строю 9 танков и 9 САУ «Мардер». Дивизия потеряла 196 человек. В тот же день 3-ю танковую дивизию перебросили на южный фас советского плацдарма, в район Артемовки, а ее артиллерию использовали для поддержки наступления двух эсэсовских дивизий.

31 июля 31-й гвардейский корпус, согласно донесению, потерял 719 убитых и 1941 раненого. Опять бросается в глаза отсутствие пропавших без вести. У корпуса почти не осталось снарядов.

31 июля командование 2-й гвардейской армии пыталось вызволить из окружения части 1-го гвардейскогохтрелкового корпуса. 13-му гвардейскому полку утром удалось вырваться из окружения в Саур-Могильском. А вот 91 — му гвардейскому стрелковому полку сделать это не удалось. Последнее донесение его штаба заканчивалась словами: «Противник с танками и пехотой со всех сторон перешел в атаку: Прощайте». Та же печальная участь постигла и другие окруженные полки. Потери 23-й танковой дивизии, ликвидировавшей «котел», в этот день составили 15 танков. Советский деблокирующий удар натолкнулся на части «Райха» и 23-й танковой дивизии и потерпел неудачу. Жаркие бои продолжались в Степановке, куда 31 июля ворвалась 24-я гвардейская стрелковая дивизия из деблокирующей группировки. К концу дня только полк «Фюрер» потерял около 200 человек. К концу дня в дивизии «Райх» в строю осталось 24 танка, включая 1 «тигр», а также 5 командирских танков и 20 штурмовых орудий. В 16-й моторизованной дивизии к этому времени насчитывалось 12 танков, 22 штурмовых орудия и 22 противотанковых САУ.

23-й танковой бригаде пришлось сражаться против 36-й гвардейской танковой бригады и 1543-го самоходно-артил-лерийского полка, который в этом бою потерял еще одну Су-152. Потери 36-й гвардейской танковой бригады 4-го гвардейского мехкорпуса составили 11 поврежденных Т-34, 20 убитых и 19 раненых. А 37-я гвардейская танковая бригада 2-го гвардейского мехкорпуса в районе Степановки потеряла подбитыми и сожженными 28 танков, включая 15 «тридцатьчетверок». В ней осталось всего 4 Т-34 и 7 Т-70.

Вплоть до 31 июля командование Южного фронта скрывало от Ставки, насколько тяжело положение окруженных полков двух дивизий 2-й гвардейской армии. Возможно, Сталин получил информацию об истинном положении по другим каналам, скорее всего — по линии «Смерш». Существовал еще один альтернативный канал информации — представители Генштаба во фронтах и армиях. Однако поскольку грозная директива была направлена не только Толбухину, но и Василевскому, можно предположить, что генштабисты тут были ни при чем. Сталин писал: «Считаю позором для командования фронта, что оно допустило по своей халатности и нераспорядительности окружение наших четырех стрелковых полков вражескими войсками. Пора бы на третьем году войны научиться правильному вождению войск.

Требую, чтобы командование фронта немедленно сообщило в Генштаб специальной шифровкой о том, какие экстренные меры думает оно предпринять для того, чтобы вызволить окруженных и безусловно приостановить продвижение вражеских войск. У фронта для этого есть средства, и он должен выполнить эту задачу».

К несчастью, когда в штабе Южного фронта поздним вечером 31 июля получили сталинскую директиву, вызволять было уже практически некого. Ранее, в 11.00 31 июля, на командный пункт 2-й гвардейской армии прибыл представитель Ставки маршал С. К. Тимошенко и пробыл там целых восемь часов. Быть может, на основе его доклада Сталину и родилась гневная директива. Характерно, что накануне Тимошенко был на командном пункте той же армии вместе с Василевским. Возможно, их визит и вызвал замену тогдашнего командарма Я. Г. Крейзера Г. Ф. Захаровым. Но Сталин в тот день еще не высказывал тревогу, вероятно, рассчитывая, что смена командования обеспечит успешное деблокирование окруженных. А вот когда к исходу 31 июля стало понятно, что наступление деблокирующей группировки терпит неудачу, Иосиф Виссарионович рассердился по-настоящему.

Г. Ф. Захаров вынужден был вечером 31 июля отдать приказ деблокирующей группировке перейти к обороне на рубеже 223,7 и 202,0, куда отошла из Степановки 24-я гвардейская стрелковая дивизия. Остаткам окруженных полков было приказано прорываться самостоятельно. В этот день также наибольшие потери за все сражение понесла 8-я воздушная армия. Совершив 424 вылета, она лишилась 33 самолетов. Противник же в этот день совершил более 2000 вылетов.

II танковый корпус СС за 30–31 июля безвозвратно потерял 24 танка. Это было сравнимо с безвозвратными потерями танков корпуса в ходе операции «Цитадель» (30 танков) Еще 81 танк, включая 9 «тигров», находился в ремонте. В строю осталась лишь половина танков из числа тех, что имелись в корпусе к началу наступления.

31 июля на командный пункт Хауссера прибыл Манштейн. Вскоре появился командир полка «Фюрер» обер-штурмбаннфюрер Сильвестр Штадлер и доложил, что выдвижение двух батальонов полка задержалось из-за распутицы, но что через пять часов они прибудут на поле боя. Хауссер и Штадлер смогли убедить Манштейна, что есть смысл свежими силами повторить 1 августа атаку ключевой высоты 203,4.

Советское командование уже 30 июля знало, что против миусского плацдарма действуют танковые дивизии корпуса СС. 31-й гвардейский корпус был сильно потрепан и почти не имел боеприпасов. 86-я гвардейская стрелковая дивизия была выведена во второй эшелон 2-й гвардейской армии.

К 4.00 1 августа к своим вышли остатки окруженных полков. Мало кто уцелел. В 88-м гвардейском стрелковом полку осталось 150 человек, в 84-м — 300, а в 5-м гвардейском стрелковом полку — 55 человек, причем командир и штаб этого полка погибли или попали в плен. Из 91-го гвардейского стрелкового полка, находившегося дальше всех от советских позиций, не вышел никто.

После поражения, понесенного 2-й гвардейской армией, Толбухин уже сомневался в возможности удержать плацдарм, но пока еще собирался его оборонять. В 10.00 он приказал находившейся в резерве 151-й стрелковой дивизии занять позиции на восточном берегу. Смененный ей 2-й гвардейский механизированный корпус, напротив, направлялся на плацдарм, правда, во второй эшелон. Он должен был контратаковать в случае неприятельского прорыва. Остатки 37-й гвардейской танковой бригады были отведены на восточный берег Миуса. Толбухин не знал, что в 10.30 (12.30 по московскому времени) 1 августа Хауссер получил приказ штаба группы армий «Юг» о выводе корпуса СС из боя. Манштейн рассчитывал использовать его для отражения ожидавшегося советского наступления в районе Харькова. Но уже в 4.00 два батальона полка «Фюрер» стали выдвигаться для атаки высоты 203,4 под прикрытием дымовой завесы, поставленной реактивными шестиствольными минометами (советские солдаты по аналогии со знаменитыми «катюшами» ласково называли шестиствольные минометы «ванюшами» — получалось, что реактивная артиллерия двух враждующих сторон образует как бы влюбленную парочку). С захватом этой высоты можно было подавить советские артиллерийские позиции в районе высоты 213,9. Атака проводилась без артиллерийской подготовки, в расчете на внезапность. Бойцы Штадлера прошли 3 км, подавив сопротивление не ожидавших нападения советских подразделений, и уже в 8.45 (в 10.45 по московскому времени) заняли высоту 203,4. Всего через 45 минут после того, как Толбухин отдал приказы своим войскам, оборона плацдарма, похоже, стала безнадежна.