Рыцарь нашего времени - Татьяна Веденская

И не только с Ириной. Вопросов оказалось куда больше. Вопросы скрывались там, где я не мог даже предположить. Они поджидали меня за углом, и за пазухой у них имелись ножички. «Вышел месяц из тумана. Буду резать, буду бить — все равно тебе водить». Средь бела дня на меня обрушилась правда. Не могу сказать, что я был ей рад.

В тот день я шел по длинному коридору «Стакана» в сторону транспортного коридора, в костюмерную — нужно было раздобыть восемь военных форм времен революции, и, по слухам, они имелись прямо в «Стакане». Самая большая проблема в работе на программах заключается в широте и неопределенности поставленных перед тобой задач. К примеру, ты отвечаешь за декорации одного популярного псевдомедицинского шоу, на котором предполагается снимать чушь, нести ересь и устраивать цирк. Мне повезло случайно отхватить подряд на четыре выпуска.

— Нужно к утру раздобыть восемь пар валенок! — могут скомандовать тебе летом, в июле, и ты, как дурак, с пеной у рта будешь бегать по Москве и искать пресловутые валенки, рискуя, что кое-где тебя примут за сумасшедшего и вызовут соответствующие службы на помощь. Ты находишь валенки. Мы все-таки в России, и с валенками у нас полный порядок.

— Принес? Отлично. Теперь нужны бонго.

— Что? — вытаращишься ты.

— Бонго, — как ни в чем не бывало ответят тебе.

— А что это?

— Как, ты не знаешь? Найди в Интернете! — они посмотрят на тебя с презрением, будто бы обязанность каждого образованного телевизионщика представлять себе бонго во всех деталях. Ты знаешь, что это такое. Просто не можешь понять, как могут сочетаться валенки и бонго в одной программе. А когда ты приносишь бонго, выясняется, что еще нужны искусственные дубы, кухонная мебель и белый рояль. Список бесконечен и бессмыслен, основная идея тут — выстраивание кадра: все ставится на карту, чтобы на лавочке около белого рояля сидела группа людей с радикулитом и в валенках, а под дубом медитировал под равномерный бой барабана абориген племени Мумба-Юмба.

В общем, Штирлиц шел по транспортному коридору. На лице его (на моем, то есть лице) сияла улыбка человека, умудрившегося получить утренний секс, хотя ничто и не предвещало. Лилия вела себя примерно, не слишком пиналась, и Ирине удалось провести утро, не бегая в туалет каждые две минуты, — уже неплохо. Вечером я собирался обсудить с ней вопрос роддома, мы еще не решали этого вопроса. Я просмотрел предложения в Интернете, платные роды, партнерские роды, кесарево, какие-то страховые программы, специальные акции — я запутался и понял, что чем раньше мы обсудим этот вопрос — тем лучше.

Как я сказал, роды меня немного пугали. Просто не могу понять, как по столь небольшому тоннелю (я извиняюсь) может выйти целый, в натуральную величину младенец. Я имею представление о том, какого младенец будет размера. Я видел куклу в клинике, где мы сдавали анализы. Одно категорически не может пролезть в другое. Но когда я попытался спросить об этом у доктора, она посмотрела на меня с такой жалостью и пренебрежением, прямо как будто это было «бонго», и я не стал «педалировать» вопрос. Придет время — все разъяснится. У них там явно есть какие-то фокусы. Монтаж. А мне сейчас надо раздобыть форму — восемь комплектов. Я остановился и огляделся, вспоминая, в какой из многочисленных поворотов из транспортного коридора мне следует повернуть, чтобы попасть в костюмерную. В «Останкино» пути всегда неисповедимы.

— Ершов! Ты ли это?! — вдруг раздался голос у меня за спиной. Я оглянулся и увидел Макса Канаева собственной персоной.

— Я ли, я ли, — неохотно подтвердил я, не имея никакого желания получить порцию фальшивого восхищения. В конце концов, именно Макс Канаев в свое время предпочел мне Димулю. Надеюсь, он не пожалел. Нет, я надеюсь, что он пожалел, что он жалеет об этом каждый чертов день их сотрудничества. Уверен, что Димуля уже давно показал себя во всей красе, с истериками и фобиями, с паникой по любому поводу. Впрочем, плевать. В нашем террариуме мы все друг другу — лучшие друзья. Улыбаемся и машем!

— Ты как тут оказался? Ты куда идешь-то? — Канаев свернул с центрального коридора ко мне, и голос его разнесся эхом под высоченными потолками. По транспортному коридору «Стакана» при желании может БТР проехать. Тут есть где развернуться.

— Вот… иду раздобывать амуницию. Готовлю восстание. Буду призывать на баррикады, — «пояснил» я.

— В костюмерку? — догадался Макс.

— Ага… — я кивнул и замолчал, не зная, как (да и надо ли) продолжать разговор. Макс был загорелым, словно только вчера с Мальдив. Дорогой костюм, галстук, швейцарские часы и до блеска начищенные ботинки — моя жизнь стояла передо мной во плоти. Утраченный рай. На мне — потасканные джинсы, пуловер, длинный шарф. На ногах ботинки с протектором, я бегаю по Москве на своих двоих. Так быстрее. Да и для здоровья полезнее. Ирина требует, чтобы я гулял. Она считает, что мне нужно натренироваться, прежде чем мне можно будет доверить детскую коляску. Она считает, что свежий воздух, к которому я не привык, может вызвать у меня аллергию. Впрочем, откуда свежий воздух в «Останкино».

— Пойдем, курнем? — предложил Макс. Ну, конечно. Курнем. До сих пор при этих словах что-то невыносимое переворачивается у меня в груди, боль все еще чувствуется на физическом уровне.

— Я не курю.

— Бросил? — с пониманием спросил он. — Ну и правильно. Оно и понятно.

— Это да, — кивнул я и, не сдержавшись, добавил: — Тебе бы тоже не мешало.

— Почему? — вдруг дернулся Макс и посмотрел на меня чуть ли не со страхом.

— Теперь курить не модно. Новый тренд, не слышал? — Макс задумчиво кивнул и, помявшись, пригласил меня пообедать.

— Даже не знаю. Мне еще восемь костюмов для революционеров добывать.

— Я тебя в нашу костюмерную проведу, у нас там все есть. Будут тебе хоть испанские революционеры, — расщедрился Макс. Что это с ним? Чувство вины? Соскучился по собутыльнику? Устал от Димули? Да, точно — это наиболее вероятный ответ. Димуля достанет кого угодно. Димуля не плохой парень, но очень уж замороченный и нудный.

— На полвторого? — уточнил Макс. Я пожал плечами.

— Лучше «Му-Му».

— Да ты что! — поразился тот. Все, кто хоть сколько-нибудь считали себя телеэлитой, в «Му-Му» не ходили. Кафешка с подносами, едой из металлических лотков и неизбежной конфеткой на кассе была не для них. Для редакторов и администраторов, для монтажников и «светиков», для операторов и бегунков, для гримеров и костюмеров. Не для генеральных продюсеров и собственников каналов. Ну, так я уже давно перестал быть одним из них.