Антихрист - Ренан Эрнест Жозеф

Опустошенная Иудея была спокойна, но страшное потрясение, театром которого она была, продолжало вызывать вспышки в соседних странах. Брожение среди иудаизма продолжалось почти до конца 73 года. Зилоты, ускользнувшие от избиения, добровольцы, участвовавшие в обороне, все иерусалимские безумцы распространились по Египту и Киренаике. Общины этих стран, богатые, консервативные, далеко не разделявшие палестинского фанатизма, почувствовали опасность, которую могли навлечь на них эти безумцы. Они сами принялись их хватать и выдавать римлянам. Многие из них бежали в верхний Египет, где их травили, как диких зверей. В Кирене один сикарий по имени Ионафан, ткач, по ремеслу, выдавал себя за пророка и, как все лже-Мессии, убеждал 2000 евионимсв или «бедных» следовать за ним в пустыню, где обещал показать им чудеса и изумительные явления. Более благоразумные евреи донесли на него Катуллу, местному правителю; за это Ионафан отомстил им оговорами, которые повели за собой бедствия без конца. Почти вся еврейская колония Кирены, одна из самых цветущих в мире, была истреблена; все имущество ее было конфисковано в пользу императора. Катулл, выказавший в этом деле большую жестокость, получил за это выговор от Веспасиана; он умер среди страшных галлюцинаций, которые, как некоторые предполагают, послужили темой театральной пьесы с фантастическими декорациями под заглавием «Призрак Катулла».

Невероятное дело! Эта продолжительная и ужасная агония не повела за собой непосредственно самой смерти. При Траяне, при Адриане мы видим, что иудейский национализм вновь оживает и дает кровопролитные сражения; но, очевидно, жребий был брошен; зилот был побежден бесповоротно. Путь, начертанный Иисусом, инстинктивно понятый главами иерусалимской Церкви, укрывшейся в Перею, решительно становился истинным путем Израиля. Светское царство евреев было гнусно, сурово, жестоко; эпоха Асмонеев, когда они пользовались независимостью, была самой печальной их эпохой. Можно ли было оплакивать иродианство, саддукейство, этот позорный союз монархии, лишенной всякого величия, с первосвященником? Конечно, нет; не такова конечная цель «народа Божия». Надо было ослепнуть, чтобы не видеть, что идеальные учреждения, к которым стремился «Израиль Божий», не отвечают национальной независимости. Так как эти учреждения были неспособны создать армию, то они и могли существовать лишь в виде вассального государства великой империи, предоставлявшей большую свободу своим «райям», освобождавшей их от всякой политики, не требовавшей от них военной службы. Империя Ахеменидов всецело удовлетворяла этим условиям еврейской жизни; впоследствии им удовлетворял также калифат, Оттоманская империя, и мы видим, что тут, в их недрах, развились такие свободные общины, как армянская, парсийская, греческая, нации без родины, братства, заменявшие дипломатическую и военную автономии автономией школы и Церкви.

Римская власть была недостаточно гибкой для того, чтобы таким образом приспособиться к потребностям общин, которые она вмещали. Из четырех царств, покорявших иудеев, это было, по их словам, самое суровое и злое. Подобно Антиоху Епифану, Римская империя заставила народ еврейский уклониться от своего истинного призвания и, вызывая в нем реакцию, побудила его образовать царство, или отдельное государство. Но это отнюдь не было свойственно наклонностям людей, которые были представителями гения этой расы. В некоторых отношениях они предпочли бы царство римлян. Идея еврейской национальности с каждым днем становилась все более отсталой, идеей безумцев и изуверов, и благочестивые люди нисколько не затруднялись для борьбы с ней обращаться к покровительству завоевателей. Истинный еврей, привязанный к Торе, видевший в священных книгах свой закон и сообразовавший с ними свою жизнь, точно так же, как и христианин, углубленный в надежды на Царствие Божие, все более и более отказывался от всякой идеи о земной национальности. Принципы Иуды Гавлонита, составлявшие душу великого возмущения, эти чисто анархические принципы, по которым один Бог есть «господин» и никакой человек не имеет права на этот титул, могли породить шайки фанатиков, подобных инцидентам Кромвеля, но создать чего-либо прочного не могли. Эти лихорадочные вспышки были признаком глубокой работы, которая шла в недрах Израиля и которая, вызывая на челе его кровавый пот ради всего человечества, неизбежно должна была привести его к смерти в страшных конвульсиях.

В самом деле, народы должны делать выбор между продолжительным, спокойным, бесславным существованием того, кто живет для одного себя, и бурной, полной смут судьбиной того, кто живет для человечества. Нация, грудь которой волнуют социальные и религиозные вопросы, всегда бывает слабой как нация. Всякая страна, которая мечтает о Царстве Божием, которая живет для общих идей, преследует дело, представляющее всемирный интерес, тем самым приносит в жертву свою частную судьбу, умаляет и даже уничтожает свою роль земного отечества. Так было с Иудеей, Грецией, Италией; быть может, так будет и с Францией. Нельзя безнаказанно носить в своей груди огонь. Иерусалим как город умеренной буржуазии, быть может, бесконечно тянул бы свою историю посредственности. Но так как он имел ни с чем не сравнимую честь послужить колыбелью христианства, то он и пал жертвой Иоанна Гискалы, Бар-Гиоры, которые, судя по внешности, были бичами своей родины, но на самом деле явились орудиями его апофеоза. Эта ревнители, к которым Иосиф относится как к разбойникам и убийцам, были самыми плохими политиками, малоспособными воинами; но они смело погубили отечество, которого уже нельзя было спасти. Они погубили реальный город, но открыли царство духовного Иерусалима, во всей своей скорби все-таки более славное, нежели во дни Ирода и Соломона.

В самом деле, чего желали консерваторы, саддукеи? Они стремились к мещанству, к тому, чтобы продлилось существование города священников вроде Емезы, Тиана, Команы. Разумеется, они не ошибались, утверждая, что подъемы энтузиазма были гибелью нации. Революция и мессианство резрушали национальность еврейского народа; но ведь революция и мессианство составляли призвание этого народа; этим он содействовал общему успеху цивилизации. Точно так же и мы не ошибаемся, когда говорим Франции: «Откажись от революции, иначе погибнешь»; но если только будущее принадлежит которой-нибудь из идей, незаметно вырабатывающихся в груди народа, то окажется, что Франция в свое время будет вознаграждена за то, что в 1870 и 1871 году составляло ее слабость и несчастие. Если сильно не искажать истину (а в этом отношении все возможно), то наши Бар-Гиоры, наши Иоанны Гискалы никогда не обратятся в великих граждан; но им воздадут должное, и тогда мы увидим, что они стояли ближе к пониманию тайн судеб, нежели люди благоразумные.

Как преобразится иудаизм, лишившись своего священного города и храма? Как выйдет талмудизм из того положения, какое события создали для израильтянина? Это мы увидим в нашей пятой книге. В известном смысле, произведя на свет христианство, иудаизм потерял всякое право на существование. С этого момента дух жизни покинул Иерусалим. Израиль все отдал своему сыну скорби и истощился в этих родах. Элоимы, которые будто бы шептали в святилище: «Уйдем отсюда! Уйдем отсюда!» — как слышали некоторые, говорили правду. По закону великих творений, творец, давая бытие другому, сам как бы испускает дух; привив свою жизнь в целости тому, кто должен ее продолжать, инициатор обращается в сухой сучок, в обессилевшее существо. Однако этот приговор природы очень редко выполняется немедленно. Растение, которое произвело цветок, не соглашается умереть из-за этого. Мир полон таких ходячих скелетов, переживших приговор, произнесенный над ними. К числу их относится иудаизм. Нет в истории более поразительного зрелища, как это существование целого народа в состоянии привидения, народа, который в течение почти тысячи лет утратил чувство факта, не написал ни одной страницы, годной для чтения, не передал нам ни одного сведения, которое можно было бы принять. Можно ли удивляться, если, прожив таким образом века вне свободной атмосферы человечества, в подвале, я осмеливаюсь сказать, — в состоянии частичного безумия, он выходит бледным, изумленным, ослепленным светом?