Голливудская трилогия в одном томе - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не хочу с вами спорить…
– И не спорь! – Мэнни бросил на меня огненный взгляд. – Выдай мне десять страниц, чтоб поджилки тряслись! А ты, – указал он на Роя, – все, что он напишет, склеивай какашками динозавров! Все, проваливайте! И чтобы в три утра ваши кривые рожи отразились в зеркале у меня в кабинете!
– Есть! – рявкнули мы.
Дверь за нами захлопнулась.
Выйдя на солнышко, мы с Роем, моргая, смотрели друг на друга.
– Опять влипли, Стэнли!
И с громким хохотом отправились работать.
Я написал десять страниц, оставив место для монстров. Рой шлепнул на стол тридцать фунтов сырой глины и затанцевал вокруг, похлопывая и придавая ей форму, в надежде, что монстр сам возникнет, словно пузырь из доисторического болота, а потом обрушится, со свистом выпуская сернистый газ, – и вот он, настоящий ужас.
Рой прочел мои десять страниц.
– Ну и где твое чудовище?
Я взглянул на его руки, пустые, хотя и покрытые кроваво-красной глиной.
– А где твое? – спросил я.
И вот теперь, три недели спустя, чудовище было здесь.
– Эй, – сказал Рой, – чего ты на меня уставился? Подойди, возьми пончик, сядь, скажи что-нибудь.
Я подошел, взял у него пончик и сел на качели, плавно уносясь то вперед, в будущее, то назад, в прошлое. Вперед – к ракетам и Марсу. Назад – к динозаврам и ископаемым.
И вездесущим, безликим чудовищам.
– Для человека, который обычно говорит со скоростью девяносто миль в минуту, – сказал Рой Холдстром, – ты чертовски молчалив.
– Мне страшно, – сказал я наконец.
– Так, черт побери. – Рой остановил нашу машину времени. – Говори, о всемогущий.
Я заговорил.
Я воздвиг стену, подтащил лестницу, поднял на нее мертвое тело, добавил холодный дождь, а затем вызвал разряд молнии, который ударил в мертвеца, и тот упал наземь. Когда я закончил и капли дождя высохли у меня на лбу, я протянул Рою печатный листок с хеллоуинским приглашением.
Рой пробежал его глазами, бросил на пол веранды и придавил ногой.
– Чьи-то шуточки!
– Конечно. Только… дома мне пришлось сжечь свои подштанники.
Рой поднял записку и перечел, а затем устремил взгляд в сторону кладбищенской ограды.
– Зачем кому-то это посылать?
– Ага. Тем более что на студии мало кто вообще знает о моем существовании!
– Но черт возьми, это же была ночь Хеллоуина. Однако какая изощренная шутка: поставить мертвеца на лестницу. Погоди, а что, если тебе было сказано прийти в полночь, а другим – в восемь, в девять, в десять и в одиннадцать? Напугать всех по очереди! Тогда это имеет смысл!
– Только при условии, что все это придумал ты!
Рой резко повернулся ко мне:
– Уж не думаешь ли ты, что…
– Нет. Да. Нет.
– Тогда кто?
– Помнишь тот Хеллоуин? Нам было по девятнадцать, и мы пошли в «Парамаунт»[174] на Боба Хоупа в фильме «Кот и канарейка», и тут девушка, сидевшая впереди нас, вдруг закричала. Я огляделся, смотрю, а ты сидишь в резиновой маске вампира.
– Ага! – засмеялся Рой.
– А помнишь, как ты позвонил мне и сказал, что наш лучший друг, старина Ральф Кортни, умер? Ты попросил меня прийти и сказал, что он лежит у тебя дома, но все оказалось шуткой: ты хотел уговорить Ральфа напудрить лицо белой пудрой, лечь и притвориться мертвым, а потом встать, когда я приду. Помнишь?
– Угу. – Рой снова засмеялся.
– Но я встретил Ральфа на улице, и шутка не получилась.
– Точно. – Рой тряхнул головой, хохоча над своими проделками.
– Ну вот. Понятное дело, я подумал, будто это ты поставил чертова покойника и отправил мне письмо.
– Одна неувязка. Ты редко говорил со мной об Арбутноте. Допустим, я смастерил покойника, но как быть уверенным, что ты узнаешь беднягу в лицо? А этот тип точно знал, что ты видел Арбутнота много лет назад, верно?
– М-да…
– Чей-то труп под дождем – зачем это, если ты, черт побери, не знаешь, кто перед тобой? Ты рассказывал мне о множестве других людей, с которыми ты встречался в детстве, ошиваясь возле студии. Я бы сделал другого мертвеца – Рудольфа Валентино[175] или Лона Чейни, чтобы ты узнал наверняка. Так?
– Так, – неуверенно согласился я, внимательно посмотрел Рою в лицо и быстро отвел глаза. – Прости. Но черт возьми, это был Арбутнот. Я видел его раз двадцать пять за все время, тогда, в тридцатых. На предварительных показах. И здесь, у входа в студию. Видел его самого и его спортивные машины, с дюжину разных моделей, и еще лимузины, три штуки. А его женщины, несколько дюжин, они всегда смеялись! А когда он раздавал автографы, то незаметно вкладывал в твой блокнот двадцатипятицентовик. Четвертак! В тридцать четвертом! На четвертак тогда можно было купить молочный коктейль, шоколадку и билет в кино.
– Ах вот, значит, какой он был. Неудивительно, что ты его запомнил. Сколько он тебе дал?
– За один месяц – доллар двадцать пять центов. Я был богач. А теперь он лежит в земле там, за стеной, где я был прошлой ночью, верно? Зачем кому-то пугать меня, чтобы я думал, будто его выкопали из могилы и водрузили на лестницу? К чему тратить силы? Мертвец тяжелый, он упал, как железный сейф. Чтобы поднять его, нужны по меньшей мере двое. Так зачем?
Рой надкусил следующий пончик.
– Ага, зачем? Может, кто-то использует тебя, чтобы ты разболтал об этом всему свету. Ты ведь собирался рассказать об этом кому-то еще, правда?
– Мне надо…
– Не надо. Ты выглядишь таким напуганным.
– С чего мне пугаться? Хотя такое чувство, что это не просто шутка, тут есть еще какой-то смысл.
Рой, спокойно жуя, задумчиво смотрел на стену.
– Черт, – наконец произнес он. – Ты утром не ходил смотреть – вдруг тело все еще там? Может, сходим посмотрим?
– Нет!
– Эй, трусишка! Сейчас же день, светло.
– Нет, хотя…
– Эй! – окликнул нас возмущенный голос. – Что вы тут делаете, болваны?!
Мы поглядели с террасы вниз.
Посреди лужайки стоял Мэнни Либер. Неподалеку был припаркован его «Роллс-Ройс»; мотор работал глухо и почти бесшумно, не вызывая ни малейшей вибрации кузова.
– Ну так что? – прокричал Мэнни.
– У нас совещание! – непринужденно заявил Рой. – Мы хотим переехать сюда!
– Что?!
Мэнни оглядел старый дом в викторианском стиле.
– Отличное место для работы, – затараторил Рой. – Здесь будут наши кабинеты, солнечная веранда, поставим карточный столик, пишущую машинку.
– У тебя уже есть кабинет!
– Кабинеты не дают вдохновения. А это… – я обвел подбородком вокруг, принимая эстафету от Роя, – вдохновляет. Вам надо бы переселить всех сценаристов из писательского флигеля! Стива Лонгстрита[176] поселим вон там, в новоорлеанском особняке, пусть пишет сценарий фильма о Гражданской войне. А эта французская булочная? Не правда ли, отличное место, где Марсель Дементон сможет закончить свою революцию? Идем дальше – Пиккадилли: черт возьми, туда засунем всех этих новых английских сценаристов!
Мэнни не спеша поднялся на террасу, краснея от смущения. Он окинул взглядом киностудию, свой «Роллс-Ройс» и, наконец, нас обоих, как будто застукал нас за сараем голыми и с сигаретой во рту.
– Господи, мало того что за завтраком все пошло к чертям собачьим. У меня еще тут два кекса, которые хотят превратить хижину леди Пинкхэм[177] в писательский храм!
– Вот именно! – подхватил Рой. – На этой самой террасе у меня родился замысел самой жуткой мини-декорации в истории кино!
– Хватит гипербол, – отступил Мэнни. – Показывай, что у тебя там!
– Можно воспользоваться вашим «Роллс-Ройсом»? – спросил Рой.
И мы воспользовались.
Пока мы ехали к павильону 13, Мэнни Либер, неподвижно глядя прямо перед собой, произнес:
– Я пытаюсь заставить этот дурдом работать, а вы, ребята, сидите себе на террасе, в кулак свистите. Где, черт побери, обещанное чудовище?! Три недели жду…
– Черт побери, – сказал я, взывая к здравому смыслу, – нужно же время, чтобы из мрака появилось что-то действительно новое. Дайте нам возможность вздохнуть, дайте время на то, чтобы тайное «я» само вышло наружу. Не волнуйтесь. Вот Рой, он замесит глину. И из глины все и возникнет. А пока наш монстр еще скрыт во тьме, понимаете…
– Простите! – отрезал Мэнни, устремив вперед горящий взгляд. – Не понимаю. Даю вам еще три дня! Я хочу видеть монстра!
– А что, если, – вдруг выпалил я, – монстр уже видит вас?! Бог мой! Что, если снять все с точки зрения монстра, выглядывающего из засады?! Камера движется, она и есть монстр, народ пугается камеры и…
Мэнни удивленно посмотрел на меня, прищурил один глаз и пробормотал:
– Неплохо. Камера, хм?
– Да! Камера выползает из кратера. Камера, она же монстр, с пыхтением идет по пустыне, вздымая пыль, распугивая ядозубов, змей, грифов…
– Черт подери! – Мэнни Либер завороженно смотрел на воображаемую пустыню.
– Черт подери! – восхищенно воскликнул Рой.