Бедовый месяц - Марина Ефиминюк

— Планы на то и планы, чтобы меняться. — Я нервно поерзала на стуле, признаться, не понимая, почему оправдываюсь.

К счастью, разговор пришлось прервать. Хозяйка с помощником, крепким и высоким парнем в рубашке с закатанными рукавами, принесли подносы с заказом. Вирена тишком ему подмигнула, и у парня дрогнула рука, когда он ставил на скатерть чайник с горячим напитком. Остальная сервировка прошла без сучка без задоринки.

— Уважаемая! — Арнольд щелчком пальцев остановил хозяйку и указал на блюдо с нарезанным медовым бисквитом. — Запишите это на мой счет. Я сегодня угощаю дам.

— Конечно, господин, — улыбнулась она.

— Только не перепутайте! У меня черный чай и бисквит. Не припишите там лишнего. — Он приглашающе обвел стол рукой: — Не стесняйтесь, девушки.

Теперь все, кроме Киры, стеснялись угощаться и просто прихлебывали чай. Даже бойкая Вирена, обычно стеснительностью не страдавшая.

Постепенно девушки разговорились. Выяснилось, что Марта служила личной помощницей у какой-то великосветской дамы. Руфь, самая любопытная из девичьей компании, была писарем в конторе, а Вирена «жила в свое удовольствие», пока родители давали кроны, но «ручеек что-то быстро иссякал».

— Я устроилась в женскую гимназию учителем словесности, — поделилась Кира, — но Арнольд настоял на отставке. Подготовка к свадьбе занимает много времени.

— Кирилла, зачем ходить в услужении у чужих людей, если у тебя будет муж? — не скрывая раздражения, вопросил он. Видимо, спор у будущих супругов был давний, но Арнольд брал нахрапом.

Перезвон колокольчика над входной дверью пришелся как раз на натужную паузу, возникшую за столом. В теплом зале повеяло холодным сквозняком.

Сотрапезники повернули головы и вдруг начали меняться в лице. Все, даже Кирилла. Арнольд тоже чуток поменялся. Невольно я обернулась, чтобы посмотреть, кого они с таким энтузиазмом изучают, и обнаружила собственного мужа, отряхивающего с непокрытой темноволосой головы быстро тающий снег.

Признаться, я думала, что он вообще не появится и даже испытывала некоторое облечение, но Филипп был здесь и ярким пятном выделялся на фоне простой обстановки. Мужчина из другого мира, где ели с тончайшего фарфора, пили благородные вина и покупали королевские украшения по цене драконьего крыла. Все в нем кричало о несоответствии жизни простых королевских подданных.

Впервые я увидела будущего мужа на портрете, присланном от свахи вместе с приглашением к официальному знакомству. На цветной карточке, сейчас потерянной где-то в недрах теткиного дома, он до смешного походил на главного героя любовного романа с книжной полки Лидии. В смысле, выглядел привлекательным, высокомерным мерзавцем.

А позже, когда уверенной походкой он вошел в гостиную мадам свахи, то показался ошеломительным. Красивее, чем на портрете. Больше всего завораживало его умение заполнить собой абсолютно все пространство, хотя комната была отнюдь не похожей на тесную каморку.

Филипп бросил в нашу сторону холодный, оценивающий взгляд, поприветствовал сдержанным кивком. У меня в груди вдруг резко кольнуло. Живот светло спазмом. Когда он направился прямиком к хозяйке, я повернулась к столу и плеснула из чайничка в опустевшую кружку питье. Длинный носик звонко ударился о тонкий край, и в ушах почему-то зазвенело.

— Кто это? — прошептала Руфь.

— Филипп, — как во хмелю, пояснила я, взнервленно прихлебнула чай и сосредоточенно разжевала попавшие на язык лепестки ромашки.

В общем, и выпила, и закусила, а голова все равно не прояснилась, сердце не успокоилось, в животе по-прежнему щекотало. Знайте: лекари врут, что ромашка — хорошее успокоительное средство. Ничуть не помогло!

— Какой Филипп? — уточнила Вирена.

— Мой, — коротко оборонила я, ощущая странный привкус от этого непривычного слова «мой». Или, может, не стоило жевать ромашковые лепестки.

Вирена моргнула. Казалось, она ждала появление престарелого господина, из жалости взявшего под крыло сиротку с сомнительным образованием и скромным приданым, а по факту получила… Филиппа.

— Теперь я понимаю, почему ты скоренько поменяла планы, — пробормотала Марта.

Приближение мужа я ощутила буквально лопатками. На плечо мягко легла его рука.

— Тереза, — тихо произнес Филипп, заставив меня поднять голову, — прости, что опоздал…

Я посмотрела в его холодные глаза. В лицо вдруг ударила кровь. Что, помогите мне святые заступники не упасть лицом в ягодный джем, добавили в невинный ромашковый чай? Сердце, зараза, так и бухало!

— Но ты уже здесь, — прошелестела я, словно со стороны слыша в собственном голосе низкие, чувственные интонации.

Он уже успел избавиться от верхней одежды. Подозреваю, пальто пристраивал на вешалку помощник хозяйки.

— Я обещал, — ответил он и, разорвав зрительный контакт, обратился к моим соседкам, всем одним махом: — Добрый вечер, леди.

Наваждение исчезло. Я вернулась в теплый зал чайной, где знакомые по пансиону, которых язык не поворачивался называть подругами, синхронно кивнули на приветствие, словно попав под гипноз рыночного афериста.

— Арнольд. — Жених Киры встал со стула и, подавшись вперед всем телом, протянул руку.

Филипп вел себя безукоризненно. Он представился, незаметно опустив фамилию, и ответил на рукопожатие. Казалось, что, как в детской сказке, горные духи Сумрачного пика своровали моего надменного мага в шестом поколении, а вместо него отдали очаровательного двойника, слепленного изо льда. И сейчас эта лучшая версия Филиппа Торна, источавшего дружелюбие, растает от тепла.

Перед ними поставили высокую кружку с кофе, куда влезло не меньше полпинты ароматного напитка, хотя в меню, написанном аккуратными литерами на грифельной доске, кофе вообще не значился. Но стоило моему мужу появиться в пространстве, как мир, словно начинал вращаться вокруг него. Завораживающее признаться зрелище!

Всем девушкам принесли тарелки с наборами маленьких разноцветных пирожных, мне поменяли чайник с ромашкой, и наконец бурление пространства прекратилось. Только в кружке у мужа ложка сама собой размешивала кусок колотого тростникового сахара. Его любовь к подслащенному кофе — это несоответствие главному герою любовного романа из библиотеки Лидии вызывало во мне уважение.

— Филипп, мы вас представляли совсем другим, — вдруг брякнула Марта.

— Неужели?

Муж посмотрел на нее с вежливым интересом, как четыре дня назад смотрел на меня, а потом еще на оленьи рога над нашим камином. Очень его, помнится, заинтересовали эти рога. Или же праздничный фонарик, свисавший с рога на серебристой нити. Мы каждый раз думали его снять, но вдруг приближалась ночь смены годов и фонарик оказывался к месту… Он висел и пылился лет семь, не меньше.

— Марта, ты что несешь? — шикнула Вирена.

— Правду, — тихо огрызнулась