Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT - Дмитрий Старков

— Откуда, — заговорил Димыч, не в силах больше сдержать внезапно охватившие его подозрения, — такой препарат? Вообще, откуда все — машина, пистолеты?..

— От верблюда! — зарычал Игорь, не прекращая своего занятия. — Нашел время, ебит твою бабушку; помогай лучше давай! Икры, ляжки ему разотри как следует!

Сбитый с толку внезапным рыком и матом, Димыч повиновался. Около десяти минут они молча трудились над Николаем, и тот, наконец, отозвался, издав невразумительный утробный звук — полустон-полукряхтенье.

— Все, хорош!

Подчиняясь команде, Димыч прекратил массаж, а Игорь, оставив уши пациента в покое, неожиданно хлестнул несчастного Николая по лицу. Вздрогнув, тот рывком поднялся и сел на кровати.

— Что? Что такое? — слабым голосом спросил Николай. По телу его пробежала короткая судорога, сделавшийся осмысленным взгляд сфокусировался на Игоре. — Кто? Что вам нужно?

— Все в порядке, сейчас мы тебя отсюда вытащим, — успокаивающе отвечал Игорь. — Идти можешь?

Николай как-то по лошадиному встряхнул головой.

— Могу, наверное… Давно не пробовал.

— Тогда, идем. — Теперь Игорь был — само дружелюбие. — Никто не помешает: в больнице все спят и проснутся не скоро.

Крепко взяв Николая за предплечье, Игорь с трудом поднял его на ноги, но Николай, постояв всего несколько секунд, снова сел на кровать. Димыч непроизвольно хихикнул — лицо Николая стало таким, точно процесс стояния, да еще с перспективой куда-то идти, вызвал у него приступ непреодолимой брезгливости.

Игорь коротко, зло покосился на него.

— Ну, что ж ты? Ноги не держат? Идем!

— А зачем? — в тоне искреннего недоумения спросил Николай. — Здесь хорошо… Они мне укол сделают, и… — Он сделал паузу, подбирая нужное выражение. — И я просыпаюсь, — наконец сказал он. — Не тот я, который здесь, а другой. Настоящий. Так хорошо, когда я просыпаюсь… — В голосе его зазвучал кроткий, чуть капризный укор младенца, которому не хочется пока затевать скандал из-за очередной конфеты, но и конфету получить очень хотелось бы. — Зачем вы меня усыпили? Здесь плохо… страшно…

В который уж раз Димыч получил повод восхититься сообразительностью старшего товарища! Игорь сориентировался на ходу:

— В этом месте… хм-м… бодрствовать для здоровья вредно. От таких уколов и концы отдать можно, в обоих смыслах. А мы тебя сейчас в другое, хорошее место перевезем. И сразу же снова… разбудим. У нас уколы хорошие, безвредные. С гарантией. Поехали!

Пожав плечами, Николай с усилием встал.

— Н-ну… ну, хорошо. Поехали.

70

— Слушай! Что тебе все время покоя не дает? — с легким раздражением спросил Петяша, приплюсовав к своей пуле десять очков за сыгранный дырявый мизер. — Чего ты все тормозишь? Это уже и не игра получается, а песочница какая-то!

Весь вечер Олег изо всех сил старался вести себя так, будто ничего особенного не произошло, однако не шибко-то в этом преуспел. Вот сейчас верный подсад на три взятки прошляпил. И совсем недавно не смог верно посчитать масть, в результате чего и подцепил — да на третьем-то распасе! — длиннющий, на семь взяток, «паровоз». И мало этого! Противу обыкновенного, сегодня такая крупномасштабная лажа даже не расстраивала…

— Да нет, ничего, — соврал он. — Колено, разве что… Н-ноет, тв-варь…

Петяша покачал головой.

— Не ноет у тебя никакое колено; хрен знает, почему, но я в этом уверен. Это, наверное, я твоим клубменам не ко двору пришелся, и они тебе… э… общественного порицания вставили по самые уши. Точно?

Олег поднял взгляд от своих, внахлест сложенных, взяток. Да, конечно, знакомился он с Петяшей, имея вполне определенное поручение: установить контакт с многообещающим объектом, то, се… Он-то с самого начала твердо знал, что не справится, не для него подобная работа, однако клуб представлял собою единственную надежду на хоть сколько-нибудь приличное будущее. А в последний месяц все клубное начальство в один голос принялось твердить, что объект «в некотором смысле» активизировался, что объект этот крайне опасен, что «нельзя исключать вероятность активных действий объекта во вред клуба»… И за всеми этими словами лежал страх. Целые пласты страха. Непрошибаемого; хоть топор вешай… А объект — вот он, совершенно обыкновенный человек, дружок Олегов, Петяша. Сидит, с видимым удовольствием пишет пулю и, вдобавок, еще комплексует: чего там, в клубе, мог не так сказать…

Не может быть, чтобы этот человек через минуту, час, день взял и хладнокровно, как сейчас давит в пепельнице окурок, уничтожил его, Олега Новикова, и прочих членов клуба, явно показавшихся ему симпатичными!

— Что, перерыв? — спросила Катя, аккуратно складывая свои три взятки стопочкой. — Тогда, я сейчас.

Она покинула кухню. И Олег решился:

— Знаешь… Поговорить бы надо.

Он указал глазами в том направлении, куда удалилась Катя.

— Дык, без проблем, — слегка настороженно ответил Петяша. — Давай тогда в комнату, что ли, перебазируемся.

Прихватив со стола одну из пепельниц, он первым двинулся к дверям; в прихожей мимоходом сказал в сторону двери уборной:

— Кать, нам побеседовать надо. Кофе сваришь?

Под утвердительное хмыканье, последовавшее в ответ, он прошел в комнату, пропустил за собою Олега, плотно притворил дверь и надежно устроился за столом.

— Ну?

Олег помолчал. Такие — с выяснением отношений и объяснением причинно-следственных связей — разговоры никогда толком не удавались ему.

А, может, вообще плюнуть на все и не затевать никаких авантюр? — подумал он.

Но тут же вспомнился отец — высокий, пожилой мужик, с малолетства державший сына в строгости и еще не знавший о том, что сын не сегодня-завтра потеряет работу; вспомнилась младшая сестра, уже около трех лет исполнявшая обязанности хозяйки дома…

Нет, надо рисковать. Иначе, перспектив никаких. А в качестве посредника между Петяшей и клубом я…

— Во-первых, — заговорил он, — зря ты комплексуешь. Не знаю, какого бреда ты им наговорил, но могу спорить: они тебе аплодировали и пили за твое здоровье. И делали это со всем возможным усердием…

Сделав несколько шагов к выходу из палаты, Николай вдруг остановился и уставился на Димыча, которого до сего момента, видимо, не замечал.

— Я знаю тебя! — неожиданно истерически, едва ли не на крике, заговорил он. — Ты тот, что прислуживает Страшному, преследующему меня во сне! Боюсь тебя! Не хочу; не пойду…

В уголке его рта показалась тягучая капля слюны.

Игорь остановился в замешательстве. Димыч понял, что пришла пора действовать ему, и действовать нужно быстро. Сделав шаг к Николаю, он осторожно, словно успокаивая напуганного ребенка, забормотал:

— Не бойся. Страшного нет в этом сне. Он сам спит сейчас. Я пришел не по его приказу; я пришел помочь тебе избавиться от него. Я сам хочу от него избавиться. Ты поговоришь со мной, чтобы перестать бояться, чтобы убедиться в моей искренности?

Взгляд Николая сделался почти разумен. Он отер с губ слюну и нерешительно — очевидно, не мог с ходу довериться приспешнику загадочного Страшного, однако ж очень хотел верить в близкую возможность избавления от этого Страшного — кивнул.

— Не затягивай, — тихонько процедил Игорь.

Однако Димыч уже чувствовал, что теперь успех акции зависит не от Игоря, а только лишь от него. Как можно мягче положил он руку на плечо Николая:

— Помнишь Флейшмана? Георгия Моисеевича? Он должен был часто… сниться тебе.

Николай кивнул.

— Он умер, ты знаешь об этом?

Снова — кивок.

— Отчего ты не… не подпитывал его, пока бодрствовал? Отчего позволил ему умереть?

Николай задрожал.

— Было страшно. И сейчас страшно. Если я воспользуюсь силой, Страшный услышит и придет за мной. Может, он уже идет; я не могу следить без силы… а во сне у меня силы нет. Разбудите меня скорее, пожалуйста! Я не хочу больше говорить; может быть, вы хотите выдать меня Страшному…

— Успокойся, — вклинился в беседу Игорь, очевидно, понявший, что иного выхода нет, что Димыч не успокоится, пока не вызнает все, что ему требуется. — Это же все только сон. Какая разница, о чем и с кем ты разговариваешь во сне?

Димыч с досадой отметил, что логика в Игоревых построениях малость подгуляла. Ежели этот Страшный страшен для Николая главным образом «во сне», то трепаться — в том же «сне» — с прислужниками означенного Страшного как раз не стоило бы…

Но на Николая Игоревы слова почему-то подействовали, ему стало заметно спокойнее.

— К тому же, хоть ты и считаешь меня прислужником Страшного, я ничего не знаю о нем, — заговорил Димыч. — Расскажи, кто он? Что он такое? Почему преследует тебя?

Николай вновь задрожал.

— Страшный питается силой, — ответил он. — Я разбудил его, и он чуть не сожрал меня. Я тогда не знал еще, что все это, — рука его описала плавный, широкий полукруг, точно указывая разом на весь окружающий мир, — сон. Спасаясь от Страшного, я проснулся впервые, и узнал.