Новые мученики российские - протопресвитер Михаил Польский

В республике каждый гражданин, не пораженный в политических правах, призывается к участию в законодательстве и управлении страной, в организации правительства и к влиянию в установленной законом форме на его состав.

И это является не только его правом, но и обязанностью, гражданским долгом, в выполнении которого никто не вправе стеснять его. Церковь вторглась бы в гражданское управление, если бы, отказавшись от открытого обсуждения вопросов политических, стала влиять на направление дел путем пастырского воздействия на отдельных лиц, внушая им либо полное уклонение от политической деятельности, либо определенную программу таковой, призывая к вступлению в одни политические партии и к борьбе с другими. У каждого верующего есть свой ум и своя совесть, которые и должны указывать ему наилучший путь к строению государства. Отнюдь не отказывая вопрошающим в религиозной оценке мероприятий, сталкивающихся с христианским вероучением, — нравственностью и дисциплиной, в вопросах чисто политических и гражданских Церковь не связывает их свободы, внушая лишь общие принципы нравственности, призывая к добросовестному исполнению своих обязанностей, к действию не в интересах личного блага, не с малодушной целью угождать силе, а по сознанию справедливости и общественной пользы.

Совершенное устранение Церкви от вмешательства в политическую жизнь в республике с необходимостью влечет за собой и ее уклонение от всякого надзора за политической благонадежностью своих членов. В этом лежит глубокое различие между Православной Церковью и обновленческим расколом, органы управления которого и его духовенство, как это видно из их собственных неоднократных заявлений в печати, взяли на себя обязательство перед Правительством следить за лояльностью своих единоверцев, ручаться в этом отношении за одних и отказывать в поруке другим. Православная Церковь считает сыск и политический донос совершенно несовместимыми с достоинством пастыря. Государство располагает специальными органами наблюдения, а члены Церкви, ее клир и миряне ничем не отличаются в глазах современного правительства от прочих граждан и потому подлежат политическому надзору в общем порядке. Из этих же принципов вытекает и недопустимость церковного суда по обвинению в политических преступлениях.

Обновленческий раскол, возвращая себя в положение государственной церкви, такой суд допускает. На так называемом обновленческом соборе 1923 г. по обвинению в политических преступлениях были подвергнуты церковным наказаниям, по справедливости вмененными Православной Церковью в ничто, патриарх Тихон и епископы, удалившиеся с эмигрантами за границу. Православная Церковь такой суд отметает. Те церковно-гражданские законы, которыми руководствовалась Церковь в христианском государстве, после падения его утратили силу, а чисто церковные законодательства, которыми единственно в настоящее время может руководствоваться Церковь, не предусматривают суда над клириками по обвинению в политических преступлениях и не содержат в своем составе еще канонов, которые налагали бы на верующих церковные наказания за преступления подобного рода. В качестве условий легализации церковных учреждений представителем ОГПУ неоднократно предъявлялось патриарху Тихону и его заместителям требование доказать свою лояльность по отношению к Правительству путем осуждения русских епископов, действующих за границей против советской власти. Исходя из изложенных выше принципов, мы не можем одобрить обращения церковного амвона и учреждений в одностороннее орудие политической борьбы тем более, что политическая заинтересованность зарубежного епископата бросает тень на представителей Православной Церкви в пределах СССР, питает недоверие к их законопослушности и мешает установлению нормальных отношений между Церковью и государством. Тем не менее мы были бы поставлены в большое затруднение, если бы от нас потребовали выразить свое неодобрение в каком-нибудь церковном акте судебного характера, так как собрание канонических правил, как было сказано, не предусматривает суда за политическое преступление. Но даже если бы православная иерархия, не считаясь с этим обстоятельством, по примеру обновленцев решилась приступить к такому суду, то встретила бы целый ряд специальных затруднений, создающих неустранимые препятствия к закономерной постановке процесса, при которой единственно определение суда может получить непререкаемый канонический авторитет и быть принято Церковью.

Зарубежных епископов мог бы судить только Собор Православных Епископов, но вполне авторитетный не может состояться уже потому, что около половины православных епископов находятся в тюрьме или ссылке и, следовательно, их кафедры не могут иметь законного представительства на Соборе. Согласно церковным правилам вселенского значения, необходимо личное присутствие обвиняемых на суде, и только в случае злонамеренного уклонения их от суда разрешается заочное слушание дела. Зарубежные епископы, тяжкие политические преступники в глазах советской власти, в случае их прибытия в пределы СССР были бы лишены гарантий личной безопасности, а потому их уклонение и не могло бы быть злонамеренным. Всякий суд предполагает судебное следствие. Православная Церковь не располагает органами, через посредство которых она могла бы расследовать дело о политических преступлениях православных епископов за границей. Но она не могла бы произнести свой суд и на основании того обвинительного материала, который собран правительственными учреждениями, если бы даже он был представлен в Собор, так как в случае возражения против него со стороны обвиненных или представления ими новых данных и оправдывающих документов, Собор был бы поставлен в необходимость пересмотра правительственного расследования, что со стороны Церкви было бы совершенно недопустимым нарушением гражданских законов.

Обновленческий собор 1923 г., сделавший опыт суда, которого от нас требуют, и пренебрегший церковными законами, которые его не допускают, тем самым сделал свои постановления ничтожными и никем не признанными. Закон об отделении Церкви от государства двусторонен, он запрещает Церкви принимать участие в политике и гражданском управлении, но он содержит в себе и отказ государства от вмешательства во внутренние дела Церкви: в ее вероучение, богослужение и управление.

Всецело подчиняясь этому закону, Церковь надеется, что и государство добросовестно исполнит по отношению к ней те обязательства по сохранению ее свободы и независимости, которые в этом законе оно на себя приняло.