Когда воют волки - Акилину Рибейру

Он представлял себе сына то в тюрьме, в арестантском халате с номером на спине, то работающим на строительстве зданий, которые правительство, как он слышал от д-ра Ригоберто, возводит по всей Португалии лишь бы как-то занять армию заключенных и создать видимость, что жилищное строительство страны на подъеме.

Вдруг Фарруско насторожил уши, он услышал стук деревянных башмаков. Это был Жаиме. Он пришел пригласить деда к ужину, который уже остывал. Но старик отказался:

— Ужинайте одни, мне не хочется, я поздно обедал.

Внук признался, что уже поужинал. Он пришел из деревни с грудой ящиков, коробок и всякого хлама и набросился на еду, парень был голоден, как волк.

Ловадеуши уже перебрались в новый дом в Рошамбане, хотя там едва успели обмазать стены и оставалось еще много недоделок. Стало известно, что Лесная служба намеревается отобрать хутор, и по совету Ригоберто, чтобы увеличить сумму возмещения и создать лишнее препятствие, Ловадеуши переселились, перенесли всю утварь и перегнали скот. Однако старый дом, где был крытый соломой навес и инструменты, необходимые на те случаи, когда приходилось работать на участке близ деревни, они не продали. Хотя в новом доме с избытком хватало места, чтобы всем разместиться, старик не пожелал уходить из своей хижины. Он бросал в очаг пару поленьев, если ночи были холодными, и, бесцельно потоптавшись на месте, укладывался на лежанку, устланную соломой, перебирая в уме прошлое и настоящее. Фарруско ложился рядом. Со своего места Теотониу видел весь хутор, в любой момент он готов был вскочить, чтобы подстрелить куропатку или поставить свои браконьерские силки.

Жаиме сел рядом с дедом и подбросил в огонь хворосту. Немного помолчав, он сказал:

— Вы уже поставили капканы, дедушка? Сегодня такая ночка, кролики обязательно придут погулять…

— Поставил. Но едва ли они придут. Вечером я слышал, как в горах лаяла лиса, а у них слух лучше нашего, и они трусливы. Наверно, останутся в норах.

— Где вы поставили? Я пойду сниму.

— Одни в кустах у родника, другие в зарослях дрока у Баррелаша, третьи на новом месте, которое я нашел у дороги в Урро. Ты не найдешь, лучше я пойду… Коров уже смотрел? Двери закрывай плотней — волки близко бродят.

— Не волнуйтесь, я все запер.

Оба придвинулись к огню и замолчали. Наконец старый Теотониу медленно, словно выбираясь из чащи запутанных мыслей, сказал:

— Значит, Гнида отправился на тот свет?..

— Да, больше он не разбавляет вино водой и не дерет три шкуры с бедных…

— Неужели так и подох, как рассказывают? Прямо не верится!

— Так и подох!

Жаиме рассказал то, что слышал от людей и от самой вдовы Лусинии Барнабе. Был канун праздника святого Антония, и, если бы у Гниды было четыре руки, он и тогда не успевал бы справляться. Кому не хочется поесть картошки с оливковым маслом, уксусом и чесноком и выпить стаканчик? К тому же, Гнида еще торговал рисом, сахаром, треской, хлебом, так что в праздники в его заведении всегда было много посетителей. Что из того, что дорого, ведь второй лавки во всей округе не было, только в городе.

В такие дни лавочнику помогали жена и сыновья. Но к жене и к парням нужно было бы приставить по полицейскому: не успеешь и глазом моргнуть, как они припрячут что-нибудь себе в карман. А на это Гнида не мог пойти. Но в тот день у Лусинии болела спина, и она не могла разогнуться; Бруно как свидетель обвинения выступал на суде в Порто, а Модешто не мог оставить свой участок в северной зоне, где каждый день валили межевые столбы, заливали саженцы водой из ручьев и даже портили тракторы.

Итак, Гнида остался за прилавком один, но старик он был крепкий и управлялся неплохо. Уже ночью, голодный и усталый, даже не отмыв рук, вымазанных маслом, рассолом, жиром, он свалился на тюфяк рядом с женой и заснул мертвым сном. Гнида лежал на животе, с самого краю, поскольку Лусиния имела плохую привычку спать, свернувшись калачиком и вытянув правую руку; по ней могла хоть телега проехать — она все равно ничего не услышала бы. Спали они на случай, если вдруг явится запоздалый покупатель, прямо в лавке. Если бы кто-нибудь заглянул в лавку, когда они забывали закрыть дверь, то увидел бы супругов Барнабе на тюфяке, лохматом, как шерсть щенка.

В ту ночь, на рассвете, Гнида проснулся от страшной боли в пальцах, он приподнялся, но от боли даже не мог сначала глаза открыть. Он толкнул жену, которая крепко спала, отвернувшись к стене, и решил зажечь свет. Когда Гнида потянулся к лампе, боль стала такой острой, что он чуть лампу не уронил. Из груди старика вырвался крик.

— Ой, жена! У меня что-то случилось с руками! Будто мне пальцы ломают. Зажги свет, посмотри…

Жена заворчала во сне:

— Ну чего ты спать не даешь людям…

Но она знала характер мужа и побаивалась его, поэтому стала торопливо чиркать одну спичку за другой, пока не зажгла огонь. Барнабе осмотрел свою правую руку — из окровавленной кисти капала кровь. Он поднес руку к свету и закричал:

— Черт бы побрал этих крыс, они искусали мне пальцы! Перед самым закрытием я отпускал масло Кашаррете, а руки не помыл…

— Господи Иисусе, они отъели почти все пальцы! Ну где была твоя голова?

— Чего ты хочешь? Я весь день работал и бревном свалился в постель… Но где наша кошка?

— Поди, поищи ее! Каждую ночь где-то шляется, вчера здесь коты такой концерт устроили, почище, чем в филармонии.

Гнида натянул штаны, взял полотняную тряпочку, налил водки и, немного подержав в ней пальцы, обмыл их. Затем вместе с женой они разорвали тряпку на узкие полоски и обвязали руку. Гнида снова улегся, но уже светало, и сон не шел. Рука разболелась еще больше, и он так стонал, что жена в конце концов сказала:

— Пошел бы ты к врачу…

— Зачем? Дать ему двадцать эскуду и еще столько же аптекарю? Я и так знаю, что мне пропишут. Принеси лучше спирту и приготовь настой на мальве.

Вечером Барнабе вымыл руку настоем на мальве, положил пластырь на искусанные пальцы и встал за прилавок обслуживать покупателей.

— Что это у вас, дядя Барнабе? — спросил один.

— Ушиб руку…

— Возьмите из очага пепла, смешайте с уксусом и приложите.

— Что это вы руку перевязали? — спросил другой.

— Так, пустяки. Открывал дверь и ушиб…

Он