Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана

– Мой мальчик, это ты? – она задыхалась всхлипываниями и дрожала. – Я ждала тебя все эти годы, я верила, что однажды ты вернёшься.

К горлу подступил сухой комок, стало неловко. Так Николаса должна была встречать мама. Мама, которую он почти не вспоминал за это долгое путешествие.

– Госпожа Умай, Белая Птица, Властительница небесного сердца, он пахнет небом и ветром, но он – человек, – подал голос Цильинь.

Старуха будто не слышала, продолжая щупать лицо Охотника и блаженно улыбаться сквозь застывшие в глазах слёзы.

– Простите, вы обознались, я не ваш сын.

Николас опустился на колени и прикоснулся ладонями к её ногам, обутым в войлочные сапожки с загнутыми носами. Она гладила его по волосам, закапываясь пальцами в пряди. Он не мог вырваться, словно вяз в паутине, напоённый сонным ядом.

– Да, наверное… – пробормотала старуха спустя мучительное мгновение и отступила на шаг.

Николас поднялся, пытаясь прийти в себя. Так это и есть таинственные боги, что охраняли Долину? Белая Птица Умай, матери и жёны молились ей о возвращение мужчин домой. Неужели все сказки – правда? И ощущения такие… Цильинь ведь очень сильный дух, в его близи аж кожа горит, а старуха… Одно прикосновение, и Николас застывал, не в силах сопротивляться, не из-за страха, хотя бояться такой силы было не зазорно, а из-за гнетущей тоски. Словно он должен был сказать что-то, сделать, но это что-то от него ускользало.

Оли!

– Это дочь Буранбая. Ей нужна помощь, – спохватился Николас и поднял девушку с земли.

– Всё, что пожелаешь, – Умай поманила его за собой в юрту. – Отдыхай, Цильинь, на сегодня твоя служба окончена.

Зверь свернулся клубком у входа, словно огромный чешуйчатый кот.

Внутри юрты чадил очаг, кипела вода в котле, и царил прохладный полумрак. Николас положил Оли на укрытый пёстрым ковром топчан. Умай забросила в котёл сушёных трав, что пучками свисали с потолка юрты, добавила пару щепоток порошка из горшочков на полках. От варева пошёл дурманный запах.

– Садись напротив двери, – Умай указала на почётное место за очагом в окружении сундуков и одеял.

Глаза её были слепы, но внутри своего жилища она знала расположение каждой вещи и двигалась с такой уверенностью, словно могла видеть.

В одну руку Умай взяла кружку с варевом и стала окуривать Оли паром. Другой рукой она трясла погремушкой, напевая так гортанно, что её голос звенел в ушах.

– Кампальное зелье, дурманное зелье, разум затмило и дух отравило. Матушка Умай кампалу повыведет, дурман из духа повыгонит.

Старуха перешла на незнакомое наречье. Николас опустился на ковёр. Рядом на большом блюде лежали коричневые шарики, обсыпанные кунжутом. Пахло сладкими пряностями, и живот болезненно стягивался, напоминая, что со вчерашнего дня Николас ничего не ел.

– Угостись, – предложила Умай, словно поняла, насколько он голоден.

Охотник взял шарик и опасливо откусил, вспомнив, какой гадостью его потчевал Губчатый капитан Эльма. Но это лакомство было божественным: таяло во рту, взрываясь вкусами кардамона, шафрана, корицы и других пряностей, названия которых он не знал. Николас не заметил, как умял с полдюжины.

– Ешь, ешь, милый мальчик, всё для тебя. Это ладу, мои сыновья их очень любили, – отозвалась Умай прежде, чем он успел спросить.

– А какими они были, ваши сыновья? Что с ними стало?

– Братья-Ветры, могучие Всадники Зари, они ушли на войну с Предвечным Мраком. Но когда-нибудь они вернутся, все четверо, я знаю.

Николас неловко повёл плечами.

– А ваш муж?

– Небесный Повелитель, главный среди Стихий. Нет, он не вернётся, но когда-нибудь я отправлюсь следом за ним. Когда дождусь сыновей.

– А что такое этот Предвечный Мрак? Я видел его Предвестников с разноцветными глазами и бездонными пастями. К их сердцам присасывался чёрный спрут и управлял их волей.

– Да, это всё он. Древнейший враг. Он пришёл сюда следом за Повелителями Стихий. Тоже мечтал обрести свои владения и реальное воплощение, но не хотел ничего делать, хотя ему предлагали работать вместе с остальными богами. Он только завидовал чужим богатствам и жаждал их отобрать. Чёрными тенями он носился по земле, пожирая тех, кто был слаб душой, а сильных заражал своими осколками и делал из них Предвестников. Единственное, чего боялся Мрак, это мечи из звёздного металла, которые ковал мой муж в Небесной кузне.

Звёздные мечи? Тот голубой клинок Предвестника, точно! Именно он победил Мрак в Волынцах. Только жаль, что от чудесного оружия ничего не осталось.

– Мрак создал Червоточину и привёл по ней демонов в надежде, что они станут ему союзниками, но не все из пришельцев встали на его сторону, – продолжила рассказ Умай. – Мой муж и его соратники наделили людей своими силами, чтобы те помогли им. Тогда в Войне богов погиб целый континент.

– Гундигард? – удивлённо моргнул Николас.

Самое невероятное объяснение из всех!

– Да. Мой муж запечатал Мрак ценой своей жизни. Жалкая горстка Предвестников разбрелась по миру в поисках личной выгоды. Люди смогли жить спокойно в северном Мунгарде. Но ничто не вечно. Когда власть Стихий над миром ослабла, Мрак сломал печати и вырвался наружу.

– Предвестники захватили власть?

Умай кивнула.

– Буранбай, сын Старого Хитежа, был обучен нашему языку, языку сердца и души. Когда он обратился за помощью, я не смогла отказать. В память о моём муже мы с Цильинем укрыли его гонимый Мраком народ в нашей Долине.

– Но меня этому языку не обучали, так почему…

– Ты говорил на нём всегда.

Николас отвернулся. Он будто жил в чужом доме, носил чужую одежду и ел чужую пищу. Как чудовищный зуд, хотелось забыть, не расчёсывать руки до крови, а не получалось. Саднило с новой силой каждый раз, когда он слышал исполненный тоски голос Белой Птицы. Нет, нужно вспомнить, нужно удержать себя в здравом рассудке!

– Я прохожу испытание Сумеречников. Вёльва сказала, что в Долине я должен отыскать себя.

– А, Сумеречники. Солдатики моего младшего мальчика, он очень их любил, – усмехнулась Умай. – Я подумаю, как тебе помочь, а пока выпей отвара и ложись спать. С дочкой Буранбая я не скоро закончу. Ух, и сильно она себя отравила, не только кампалой, но отчаянием, что убивает душу не хуже яда.

Верить никому не стоило, ни людям, ни уж тем более тем, кто ими не являлся. Но одного взгляда слепых глаз Умай было достаточно, чтобы он повиновался настолько безропотно, как не повиновался даже родителям.

Николас зачерпнул из котла чашку отвара, выпил, снял порванную одежду и нырнул под тёплые одеяла. Сон, сладкий, как ладу, захватил без остатка.

***

Утром Охотника разбудили мягким прикосновением к плечу. Оли стояла над ним и улыбалась удивительно мягко. На ней был красный халат с пёстрыми вставками, украшенный на груди, по подолу и рукавам ракушками и деревянными бусинами. На голове круглая фетровая шапочка, расшитая золотыми узорами. Совсем как у коренный сайберки.

Она протянула ему миску разваренного на молоке риса с изюмом и орехами.

– Поднимайся. Ты проспал три дня. Матушка Умай сказала, что ты был настолько истощён, что нуждался в отдыхе и лечении не меньше меня.

Николас подскочил рывком, даже голова закружилась. Умай пряла шерсть на восточной половине юрты. Ощутив его взгляд, она повернулась и улыбнулась так, что всякое возмущение пропало.

– Слабым женщинам иногда нужно пользоваться хитростью, чтобы справляться с мужским упрямством.

Николас взял миску и принялся завтракать. Блюдо легко проскальзывало в горло, как нежный пряный пудинг. Николас не мог остановиться, пока не очистил всю миску, и только тогда почувствовал, что сыт.

– Я иду в Хитеж, – подсела к нему Оли. – Матушка Умай сказала, что там я пройду испытание, как Сумеречник, и узнаю про своё наследие. Тогда обрету силу и мудрость, чтобы противостоять Мраку.

– Мне казалось, что одолеть его можно лишь звёздным клинком, – Николас снова обернулся к Умай, но та лишь грустно улыбнулась.