Дремучие двери (Том 2) - Юлия Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Служить своему богатству, равно как и служить чужому, чужим страстям и похотям, потратить на это бесценный дар жизни - это ли не кощунство со стороны детей Неба, "купленных дорогой ценой"? Мы каемся, исповедуем свои излишества и страсти, как грехи перед Богом, но ревностно служим целым отраслям "темного царства" новоявленных нуворишей. Для нас даже престижно работать в их типографиях, где печатается порнопродукция, сроить им дворцы и казино, шить их блудницам прикольные шубы за счет тысячи ограбленных "лазарей"... Для вас грех самому украсть булку, но не грех помогать разворовывать страну, жизни, судьбы... Большинство советских людей уживалось с советской властью, ибо властью были "охранники", думающие о безопасности государства, о хозяйственных и прочих неотложных делах, взявшие на себя материальную сторону бытия. Иногда бездарно, глупо, наивно, порой и приворовывая, порой излишне опекая, наказывая, "закручивая гайки". Но они оберегали худо-бедно народ от всяких внутренних и внешних бед, а не "резали и стригли", подобно нынешним. Была и определённая мещанская прослойка Смердяковых, с первых же шагов советской власти - да она и до революции была в России /вспомним классику/: рвущаяся в объятия Вавилонской блудницы, а пока до поры до времени притворяясь - самыми что ни на есть "правоверными", чтобы не отпасть от кормушки. Эта "прослойка" и явилась идейной вдохновительницей Вампирии, посадив на трон упырей. Равнодушные к поискам истины эстеты - душевные, а не духовные. Их интересовало не "Что?", а "Как?" И, разумеется, гонорар. Советские люди подсознательно понимали необходимость некоторого над собой насилия со стороны государства, "твёрдой руки", цементирующей общество, превращающей его в единый организм согласно Замыслу.
СВОБОДА - в верном направлении духа человека, - ввысь. Подлинная революция - освобождение ДУХА, а не тела, не телесных и душевных страстей. Внутреннее рабство гораздо страшнее внешнего - когда освобождённые бесчинствующие страсти пленяют дух.
* * *
Страх Жизни /подлинного бытия/; страх смерти - /небытия/. А между ними царство обыденности. У "рождённых свыше" - ужас именно перед "обыденностью".
Правомерен ли выбор государства СПАСАЮЩЕГО, А НЕ ГОСУДАРСТВА УТОПЛЯЮЩЕГО? Оборудованного хотя бы спасательными лодками и табличками "за буйки не заплывать!", а не штатными русалками, которые "защекочут до икоты и на дно уволокут"? Исторический патриотизм утверждается на одинаковом подчинении всех социальных групп народа идее государства, как дела Божьего. Он предполагает родину-мать, которая не знает различия сынов и пасынков; он предполагает отчизну-семью, где все люди-братья, отличающиеся между собой лишь природными дарованиями и личными заслугами, понимаемыми, как долг.
* * *
"Некоторые ещё и сами не сознают, кто они в действительности, им ничего пока ещё не ясно. А вокруг Хрущёва объединилась вся верхушка. Вся верхушка. Насколько требовала революция в наших условиях более глубокой, более деятельной работы и преодоления ещё многих таких вещей, которые как будто уже ясны! А оказывается, ан нет. Даже для людей, которые как будто проверены уже, и то не достаточно. Настолько глубоко ушла революция и настолько не сразу она всё это показывает. Нет документов, статей, выступлений открытых, но Сталин всё это учитывал и, конечно, не без нарушений формальной демократии проходила эта политика 30-40-х годов, вплоть до 50-х. Тут, конечно, была крепкая рука и без этого мы бы не могли выдержать. Поскольку был такой авторитет у Сталина, он, безусловно, признавался и в партии, и в народе. Конечно, не все формальности нужны были, не всегда они проводились, но несмотря на это, лучшего-то, более демократического пути нельзя было избрать, иначе мы были бы ещё в более трудных условиях. Благодаря авторитету Сталина в этот период многое держалось крепко даже там, где были очень слабые люди, где были ненадёжные люди, - только потому что побаивались..." /Молотов - Чуев/
"Хрущёв в душе был противником Сталина. Сталин - всё и вся, а в душе другое. Личное озлобление его на любые шаги толкает. Озлобление на Сталина за то, что его сын попал в такое положение, что его расстреляли фактически. После такого озлобления он на всё идёт, только бы запачкать имя Сталина. - Никита от сына отказался, да? - Да. - У него сын был вроде изменника. Это тоже о нём говорит. Хорош политический деятель, у которого даже сын и тот... - Сталин сына его не хотел помиловать. Хрущёв лично ненавидел Сталина. Это добавилось. Но не это главное. Он не революционер. В 1918 году только в партию вступил - такой активный! Простые рабочие были в партии. Какой же это лидер партии у нас оказался! Это абсурд. Абсурд." /М. - Ч/
* * *
В день, когда было объявлено о ликвидации СССР и спущен красный флаг над Кремлём, Иоанна уверовала окончательно в правильность ганиного утверждения насчёт зловеще-мистической сущности происходящего. Ее великую Родину распинали те, кто ещё вчера кричал "Осанна!", и безмолвствовал народ, и пилаты умывали руки... Начался многосерийный страшный сон, где всё было не так, всё распадалось, дробилось, где любое сопротивление и протест умирали, едва возникнув, а зло было бессмертно. Российский ужастик. Повзрослевшие советские мальчики и девочки с такими хорошими добрыми лицами, мыслями, поступками - о, Иоанна умилилась, когда одна женщина заявила, что " у нас секса нет". А другая на выставке-продаже шуб отмахнулась равнодушно - мол, ни к чему нам это баловство, было б побольше товаров практичных и дешёвых. А третья, едва живая бабуля, отказалась от гуманитарной помощи, сказав корреспондентке, чтоб отдала всё детишкам, а ей, старой, ничего не надо, поскольку всё есть... Так вот, у этих хороших советских людей - широкоскулых, курчавых, смуглых, светловолосых, узкоглазых, таких разных, но родных, своих, наших, таких замечательных - вдруг в одночасье что-то испортилось, зачернело внутри. Загорелись дурной алчной зеленью глаза, стали расти звериные клыки, когти, шерсть, гениталии... И вот уже новоиспечённые оборотни впились, жадно и победно рыча, брызгая слюной, кровью и спермой, дыша ресторанным перегаром - впились в шеи ближних и друг друга, в девчонок, в страну, раздирая "святую, великую и могучую" на части. Сердце, печень, руки лебединые, глаза синие - ничего не жалко, лишь бы жрать, жевать, захлёбываясь кровью. И всё, к чему прикасались эти звероподобные, тоже заражалось жаждой крови, власти, денег и совокупления... Называлось все это то перестройкой и "свежим ветром перемен", то суверинизацией и ваучеризацией, потом приватизацией, рыночными реформами... Они тянули каждый к себе огромное беззащитное распятое тело страны с рехнувшимся - не народом, нет, уже населением. И вот свершилось разбежались главные вурдалаки, волоча за собой кто руку, кто ногу, кто печень, оставляя кровяные следы, а другие вурдалята помельче, заражённые смертоносной суверенной эпидемией, жадно склёвывали остатки жуткого пиршества. - Родина-мать, великая Русь, - горестно размышляла Иоанна, - собравшая под своим материнским крылом народы... Для того ли берегли, защищали, отдавали за тебя жизни дети твои, чтобы их одуревшие бесноватые потомки погубили в одночасье, растащили по самостийным углам?.. "Моё! Моё!" Всё отделяется, народ приветствует, кричит "Распни?" Пипл хавает, ему до фонаря. От этих бредовых новостей хотелось зажать уши и биться головой о стену... "Целились в коммунизм, попали в Россию"... "СССР больше нет! Советский Союз приказал долго жить!" - ликующие вопли забугорных и, что убивало, "наших" палачей вызывали ассоциацию с "Распни!", с мистерией апокалипсиса. "И померкло солнце, и завеса в храме разодралась посредине..." И пока рядовые обладатели партбилетов, виновные разве что в своих высоких морально-деловых качествах, без коих какому-нибудь инженеру в партию было не пробраться, пока они терпели издевательства от "сорвавшихся с цепи" граждан, оборотни торжественно объявили, что Советского Союза, общего дома. Российской империи больше нет, как нет и общенародной собственности. Что всё отныне принадлежит им - земля, её недра, заводы и фабрики, пионерлагеря, дома отдыха и санатории, сберкассы вместе со вкладами, радио и телевидение. А сами упыри - русские, еврейские, кавказские, украинские, прибалтийские и среднеазиатские приступили к безнаказанному наполнению собственной ненасытной утробы, своих вампирш, вампирёнышей и голозадых блудливых ведьм - согласно поделённым зонам - зверо-волчьим... И при этом оборотни-борзописцы, лицедеи, телевизионщики воспевали свободу жертв орать при экзекуции, а некоторым - и славить прильнувшую к собственному горлу нечисть в надежде, что пробьёт и их час присосаться к чьей-либо шее... "Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит". /Мф. 2:25/ "Советского Союза больше нет"... "Несуществующее государство"... "Родины больше нет", "Отчизны, матери-Родины больше нет". Мы все земляне. Можно сказать: моя Родина - земля. Советский Союз - моя страна. Потом - моя республика, мой город, улица, двор, дом. Моя комната, или мой угол в комнате - всё более мелкое деление, само по себе совершенно не принципиальное. Это национальные, бытовые, культурные, религиозные различия, вполне позволяющие людям дружно жить вместе, бок о бок. Индивидуальные, национальные, расовые особенности никак не означают вражды - исповедуйте по-своему Бога, совершайте свои обряды, говорите на своем языке, учите детей, живите, в конце концов, в одном доме, районе, местности /"Китайский квартал", например, республики в бывшем Союзе/... Но зачем границы, своя валюта, армия, свои тысячи чиновников? Это уже не от Бога, это их, хищников, почерк - административное деление не для удобства, не для писем, а волчье-звериное, мафиозное, на зоны владения. Разделяй и властвуй. Многонациональная Святая Русь была объединена не национальной идей, а идеей единой богоспасаемой страны. "Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой и назовёт меня всяк сущий в ней язык: и гордый внук славян, и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык"... Идея общей отчизны, где гений-поэт считает своё творчество принадлежащим в равной степени всем народам, населяющим Русь. Он даже говорит не "народам", а "народу". Любезен "народу", объединяя всех именно любовью к "чувствам добрым". То есть Закону Божьему в сердце, восславлению "свободы" и призывом "милости к падшим". Причём под "свободой" подразумевается отнюдь не беспредел похоти... В часы забав иль праздной скуки Бывало, лире я моей Вверял изнеженные звуки Безумства, лени и страстей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});